Хильдегарда утверждает, что в ее время народ духовных мужей (т. е. духовенство) небрежет законом, забывает творить добро и учить ему других. «Учителя и епископы погрузились в сон и нимало не пекутся о правде». Она предостерегает, что земные власти не замедлят явиться, чтобы разрушить города и монастыри; те же, кто поддался «немощам, свойственным женам», вскоре будут наказаны. Она уговаривает тех, кто удаляется от зла, как в свое время Ной, Илия и Лот, открыть себя и очиститься. Благодаря им и другим мудрым людям мира люди вновь сделаются добрыми и будут проводить жизнь в святости, а тогда «к народу вернутся силы, мужество и здоровье». Она заканчивает свою речь, сказав, что видела Трир, охваченный новым огнем (тем же, что явился в виде языков пламени над головами учеников) и весь украшенный: площади его сияли чудесами, рожденными неугасимой верой. Однако «ныне он весь объят заблуждениями, полон беззаконий и подвержен всякого рода напастям (…), которым не будет конца, доколе их не изгладит покаяние, как было во времена Ионы» (Письмо XLIX).
По-видимому, после пребывания в Трире Хильдегарда отправилась в Мец, о посещении которого упоминает «Житие». Возможно, там она произнесла свое слово тоже в кафедральном соборе, но не в том великолепном готическом соборе, который существует доныне (полностью перестроенный в нашем веке), а в том, от которого сохранилась лишь романская крипта. Ее плиты, быть может, хранят звук шагов Хильдегарды. Попасть в этот город после Трира было нетрудно; достаточно было продолжать путь по течению Мозеля. Мец был в то время городом, имевшим немалое торговое и культурное значение. Его «Scriptorium» был широко известен; в нем сохранились до наших дней многие драгоценные вещи, например созданный около 842 года «Требник» епископа Дрогона Мецского. Без сомнения, Хильдегарда видела церковь Святого Петра в Крепостных Стенах, существующую и сегодня, и имела возможность с благоговением почтить некоторые святыни, хранившиеся в соборе и впоследствии рассеянные по разным местам: например, знаменитый бриллиант эпохи Карла Лысого, на гранях которого изображена библейская история о Сусанне (сегодня он находится в Британском Музее). Однако по поводу ее проповеди у нас нет никаких сведений; ни в одном из ее писем о ней не упоминается.
Около 1163 года Хильдегарда вновь в пути; вернее, она путешествует по рекам своего края. В это время она приступает к своему последнему труду — «Книге Божественных деяний». Одновременно с этим она проделывает большие пути ради проповедей, содержание которых и сегодня не перестает нас поражать. Кажется, для этого второго путешествия она избрала самый удобный путь по Рейну. Итак, Хильдегарда отправилась в сторону Кельна. Не исключено, что она останавливалась в Боппарде, недалеко от Бингена. Следующим ее этапом стал, возможно, Андернах, тоже расположенный на берегу Рейна. Именно в этом месте один тяжелобольной рыцарь, лежа в своей постели, узрел видение, в котором, по его словам, ему явилась монахиня, произнесшая: «Во имя Сказавшего: „возлагайте руки на больных, и исцелятся“ — да оставит тебя этот недуг, и будь здоров». Юный рыцарь поднялся со своего ложа, и болезнь, ко всеобщему изумлению, оставила его.
Приглашение из Кельна было послано Филиппом, который назвался настоятелем «Большого Храма», то есть Кельнского собора, и написано от его имени и от имени всего духовенства города. Исследования Сабины Фланаган позволяют датировать это письмо: в 1165 году Филипп получает должность настоятеля собора, а позднее становится архиепископом Кельнской епархии. Он тоже, как и духовенство Трира, вспоминает посещение Хильдегарды и просит ее написать и послать ему все, что она говорила.
«Возлюбив Ваше материнское благочестие, мы решили сообщить Вам, что после того, как Вы от нас удалились, — ибо Вы приходили по Божественному повелению и принесли нам богооткровенные слова жизни, — мы исполнились великого благоговения перед тем, что Бог сотворил в столь немощном сосуде слабого пола, перед дивными и сокровенными тайнами, которые Он открыл Вам. Дух веет, где хочет, ибо посредством многих знамений Он явил, что избрал любезное Ему место в Вас, в глубинах Вашего сердца». И, поручив молитвам Хильдегарды тех, кто его окружал, он продолжает: «Итак, мы просим Вас вверить посланию то, что Вы изрекли устами, и передать его нам, ибо мы, подверженные плотским желаниям, слишком легко небрежем вещами духовными, которых не видим и не слышим, и предаем их забвению».
В своем ответе Хильдегарда сначала создает картину в свойственном ей стиле: великолепную картину вселенной, где вновь появляются различные персонажи Библии. «Тот, Кто был, и есть, и грядет, — говорит она словами книги Откровения, — говорит пастырям Церкви: Тому, Кто есть, сотворившему все по Своему произволению, надлежало стать тварью, чтобы Он имел в Себе Самом свидетельство из свидетельств (…). Грядущий же очистит и обновит все посредством иных испытаний, изгладит неровности времен и времен и сотворит все новое, а после очищения явит доселе неведомое.
Из Него исходил ветер, говоря: Я поставил твердь со всем, что на ней, и в ней всякая сила. Воистину она имеет очи, чтобы видеть; уши, чтобы слышать; ноздри, чтобы обонять; уста, чтобы вкушать. Воистину солнце есть как бы свет ее очей, дуновение ветра — как бы слух ее ушей; воздух — ее благоухание, а ее вкус — роса, посредством которой она источает силу как бы из уст своих. Луна дает времена времен (смену времен года), тем самым открывая человеку знание. Звезды, словно одаренные разумом, как нам представляется, проходят круг, и их разумное устроение охватывает множество вещей. Я наделил шар четырьмя углами — огненным, облачным и водным — и, словно венами, соединил между собой все стороны света. Камни, подобно костям, Я наполнил огнем и водой и дал земле влажность и силу, подобно костному мозгу. Я распространил бездны, подобные тем, что поддерживают тела, давая им опору, а вокруг них сотворил воды, текущие, чтобы их сохранить. Все сущее создано так, чтобы оно не погибло. Если бы облака не имели в себе ни огня, ни воды, они были бы подобны пеплу. А если бы светила не получали света от солнечного огня, они не сияли бы сквозь воды, а были бы слепы».
После этой картины взаимосвязи всех элементов вселенной, «орудий просвещения человека, которые он постигает посредством прикосновения, лобзания и объятия», Хильдегарда, как всегда, от имени Божественного Света, обращается к пастырям: «Я поставил вас как солнце и другие светила, чтобы вы светили людям огнем учения, сиянием доброй славы, и приготовляли пламенеющие сердца. Так сотворил Я в начале мира. Я избрал Авеля, возлюбил Ноя, явился Аврааму, избрал Моисея для установления Закона, пророков сопричтя к числу возлюбленных друзей Моих». Дальше Авель сравнивается с луной, Ной — с солнцем, Авраам — с планетами, Моисей — со звездами, а пророки — с четырьмя сторонами света, на которые опираются пределы земли.
Она упрекает своих слушателей в косности. «Вы немы; в ваших голосах не слышно гласа трубы Божией; вы не возлюбили святое разумение, которое, подобно звездам, поддерживает круг обращения. Труба Божия есть Божия правда, которую вам надлежало бы исследовать с великим тщанием, подражая ей посредством соблюдения правил и послушания, преподавая ее людям в свое время со святым благоговением, а не навязывая силой. Но, упорствуя в своеволии, вы не делаете этого. Потому речи ваших уст не дают света тверди Божией правды, как если бы звезды вовсе не светили». Она упрекает их в том, что они ведут себя, как «змеи в норах»; «все еще пребывают в ребяческих мечтаниях». Наконец, как бы обращаясь сама к себе, она восклицает: «О, сколько лукавства и нечестия в том, что человек не желает обратиться к добру ни ради Бога, ни ради человека, но ищет славы без труда и вечной награды без воздержания! (…) У вас нет глаз, ибо ваши дела не сияют пред людьми огнем Святого Духа, и вы не преподаете им доброго примера; из-за вас на тверди Божией правды недостает солнечного света, а в воздухе — благоухания добродетелей».
Дальше она обращает к ним множество упреков — в вялости, небрежении, косности, в греховной немощи: «Вам надлежало бы быть столпами огненными»; и «если бы вы, используя данную вам Богом способность к разумению, обличали тех, кто вам подвластен, они не посмели бы противостать правде, но сказали бы, что ваше слово истинно. (…) Потому вся мудрость, которую вы искали в Писании и учении, погибла в омуте вашего своеволия. Всякое свое знание вы как бы погребаете своим прикосновением, употребляя для исполнения желаний и угождения плоти, подобно дитяти, не ведающему, что оно творит».
Обращаясь к примерам библейских персонажей, жаждавших сохранять и исполнять слово Божие, она в одной фразе высказывает суть своего обвинения: «Вам надлежало бы быть светом, а вы — тьма; ибо вы можете быть либо светом, либо тьмой; решите же, на какой вы стороне». Она вновь приводит примеры из Писания и, наконец, приходит к христианскому крещению, в котором «змей был постыжен, а смерть — уязвлена и повержена; ведь Церковь рождает иным образом. Жизнь Евы была бесплодна, а с Марией явилась благодать, превосходившая урон, причиненный Евой».
Слова решительные, даже страстные; можно себе представить, как они могли порой заставить трепетать слушающих — не столько простой народ, сколько духовенство. Нам эти факты дают возможность увидеть, насколько то время еще далеко от сакрализации всего церковного, которая восторжествует, в частности, в классическую эпоху; тогда Хильдегарда была бы, без сомнения, осуждена за отсутствие почтения к епископам и иерархии. Перед нами — совершенно иной образ мыслей; непринужденность, порой даже резкость языка воспринималась людьми как призыв к обращению, адресованный всем, в особенности тем, кто был избран, чтобы провозглашать и передавать слово Божие. «Я вновь услышала исходящий от Света живого глас, произнесший: „О дщерь сионская, венец славы не устоит на главе сынов твоих, и покрывало твоих обильных богатств подвергнется опасности, ибо они не узн