Вновь ужасаясь, тварь опять взывает к вышней силе. «И тогда я услышала голос матери моей, говоривший: „О дочь моя, беги, ибо тебе даны крылья, чтобы летать; они даны могущественным Подателем, Которому никто не может противостать. Итак, лети над всеми преградами со всею быстротой крыльев твоих“. И вновь я оказалась перед скинией, устроенной на незыблемых основаниях, и, достигнув ее, я, покончив с делами тьмы, стала творить дела света. И в скинии сей, к северу, я воздвигла шероховатый железный столп, на котором повсюду развесила крылья, колыхавшиеся, подобно веерам, и, найдя немного манны, вкушала ее. На востоке же я устроила укрепление из квадратных камней и, возжегши огонь, испила сладостного вина, смешанного с миррой. На юге я также возвела башню, где повесила щиты красного цвета, а в окнах выставила трубы из слоновой кости. Посреди той башни я излила мед, из которого сделала драгоценное благоухание и другие ароматы, так что их крепчайший запах окутывал весь двор скинии. На западе я не сотворила никакого дела, ибо та часть была обращена к веку сему». И, опять подвергаемая нападкам ненависти и лжи, тварь молит Бога: «Я вновь услышала голос, говоривший мне: „Блаженная и неизреченная Троица явилась в мире, когда Отец послал туда Своего Сына Единородного, зачатого от Духа Святого и родившегося от Девы, чтобы Христос повел путем Истины людей, родившихся в разных состояниях и повязанных узами греха“». Так, мало-помалу, Хильдегарда разъясняет, что необходимо человеку, чтобы обрести спасение.
Дальнейшее представляет собой комментарий к видению, описанному прежде: «Сей женский образ, который ты видишь, несущий в своем чреве совершенный человеческий образ, означает, что после восприятия женой семени мужа дитя, со всею совокупностью его членов, образуется в сокровенной частице чрева своей матери. И по тайному расположению Творца сей образ свидетельствует о движении жизни, ибо, как только в силу повеления и непостижимой воли Бога дитя в материнском чреве в момент, предопределенный Богом, обретает дух, оно движениями тела свидетельствует о том, что живо, подобно тому как земля раскрывается и дает расцвести цветам растений своих, когда на нее нисходит роса. Так что оно подобно огненной сфере, которая не имеет ни малейшей черты человеческой плоти и владеет сердцем этого образа, ибо душа, пылающая в очаге высшего знания, различает многие вещи в кругу своего разумения. И сфера та не имеет никакой черты человеческой плоти, так как она ни телесна, ни эфемерна, как тело человека, и сообщает ему силу жизни. И, будучи как бы основанием тела, она управляет им всем. (…) И вот, человеческий образ, оживотворенный в чреве своей матери, выходя из него, обладает движениями, которые сообщает ему огненная сфера, в нем пребывающая. Следуя же своим движениям, он изменяет и цвет свой, так как, когда человек принимает в материнском чреве дыхание жизни, рождается и проявляет движения посредством дел, которые душа совершает вместе с телом, он получает заслуги сих самых дел, ибо облекается сиянием добрых дел и скрывается от мрака дурных.
Эта огненная сфера, сообразно телесным энергиям, являет свое могущество так: в детстве человека она проявляет простоту, в юности — силу, а в полноте лет (…) — являет в мудрости могущество добродетелей (…). Однако человек имеет в себе три тропы (три пути или способа бытия). Каковы они? Душа, тело и чувство — через них осуществляется жизнь. Каким же образом? Душа животворит тело и поддерживает мысль, но чувства касаются души и угождают телу. Ибо душа придает жизнь телу, подобно огню, распространяющему свой свет во тьме, посредством двух главных сил: разума и воли, которые суть две ее руки». Поскольку Хильдегарда избегает упрощенных объяснений, она спешит прибавить: «Не то чтобы душа имела две руки, дабы двигаться; она проявляет себя посредством этих двух сил, как солнце — посредством своего сияния».
Итак, разум и воля — два средства, которыми обладает человек, чтобы проявить себя.
Дальше, описав возможности человеческого существа, Хильдегарда еще раз с помощью своего видения описывает склонности человека: «Душа в теле подобна жизненному соку в древе, а ее свойства подобны ветвям древа. Каким образом? Разум в душе подобен зелени ветвей и листьям; воля — цветам, дух — первому плоду, из них произрастающему; разум подобен совершенному плоду, достигшему своей зрелости; а чувства — как бы распространению его величия. Именно таким образом тело человека укрепляется и сохраняется душой. Вот почему, о человек, тебе следует уразуметь, кто ты по душе своей, ты, отрекающийся от разума и желающий уподобиться животным».
После этапов человеческой участи пятое видение развивает некоторые моменты Откровения и дает образ Церкви, следующей за Синагогой.
«Я увидела как бы образ женщины, белой от головы до пояса, черной от пояса до ног, а стопы ее были цвета крови. Вокруг ног ее — чистое и сверкающее облако. Она была лишена глаз и, скрестив руки, стояла возле алтаря, предстоящего очам Божиим, но не касалась его. В сердце ее пребывал Авраам, в груди — Моисей; в чреве — другие пророки, и каждый из них показывал свой знак и восторгался красотой новой невесты. Последняя же явилась великою, словно башня какого-либо города, над головой ее был ореол, подобный заре. И я вновь услышала голос с неба, говоривший мне: „Бог возложил на древний народ строгость Закона, предписав Аврааму обрезание; но после обратил его в сладость благодати, отдав Сына Своего тем, кто веровал в истину Евангелия. И умягчил елеем милосердия уязвленных игом Закона. Вот почему ты видишь как бы образ женщины, белой от головы до пояса: это Синагога — матерь воплощения Сына Божия, с самого рождения сынов своих и вплоть до полноты силы своей она прозревает во тьме Божии тайны, но не может узреть их целиком. Ибо она есть не сияющая заря, являющая их откровенно, а та, что издали взирает на них в изумлении и благоговении. (…) Синагога восторгается новой невестой — Церковью, которая украшена иными добродетелями, нежели она сама, окружена ангельскими воинствами, чтобы бес не мог ни разрушить ее, ни ниспровергнуть; тогда как Синагога, оставленная Богом, пребывает в пороке. (…) Ноги ее в крови, а вокруг ног сверкает светлое облако, ибо при завершении своем она предала смерти Христа, Пророка из пророков, и сама, падши, погибла. Но сияющий и чистый свет веры возник при гибели ее в сердцах верующих, так как в час падения Синагоги восстала Церковь, и после смерти Сына Божия апостольское учение распространилось по всей земле“».
В противоположность Синагоге Церковь «является столь величественно, что подобна башне города, ибо, восприняв красоту свою от Божественных заповедей, она вооружает и укрепляет благородный град избранных. На голове ее — словно сияние, подобное звезде, ибо при рождении своем Церковь явила чудо воплощения Сына Божия, а также добродетели и тайны, которые от сего произошли. (…) И так же как смертью Единородного Сына Божия человек был вырван из смертной погибели, так и Синагога, пред последним Днем, увлеченная Божественным милосердием, оставит неверие и достигнет истинного познания Бога (…). Итак, Синагога во тьме предваряет образ [Церкви], а Церковь последует в свете истины».
Этот великий образ — противопоставление Синагоги с завязанными глазами Церкви, созерцающей Божественные тайны, вообще был характерен для эпохи Хильдегарды. Достаточно вспомнить великолепный портал Страсбургского собора, запечатлевший его в камне; или же чуть более поздний портал собора в Бамберге с изображением Церкви и Синагоги, сияющих единой красотой.
Эти отрывки из первой книги «Scivias» дают представление о том, что будут являть собой труды Хильдегарды. Видения отличаются удивительным своеобразием, они богаты и вместе с тем детальны. Они развиваются прямо перед ее глазами, насыщенные подробностями и красками, очень типичными для той эпохи творческого подъема. Видения преувеличенные, все описания в них доведены до крайности. Несмотря на то что темы их прекрасно известны — Воплощение, искупление, творение, здесь они развиты с силой, которая обновляет их до глубины и вырывает из привычных условных формулировок; в них нет ничего бесцветного или банального. Это огненные страницы, поток образов время от времени приостанавливается вопросами: «Что это значит?», «Каким образом?». Продолжает Хильдегарда толкованиями, которые уточняют смысл и значение увиденного.
Иногда видения содержат великолепные сравнения, перед нами открываются целые феерии из драгоценных камней и топазов, железных столпов и труб из слоновой кости; а иногда они просты простотой, близкой самой природе: «Душа в теле подобна соку в древе, а свойства ее — ветвям древа». Даже традиционные и привычные для той эпохи образы, вроде Синагоги и Церкви, обретают новую торжественность: «Белая с головы до пояса и черная от пояса до ног; стопы же ее — цвета крови».
Чтобы воспринять это огненное выражение основных христианских истин, нужно было быть очень глубоко проникнутым библейскими образами, чувствовать все интонации пророков. Понятно, что святой Бернард увидел в нем «сияющий свет». С неожиданной силой Хильдегарда возрождает для своего времени постижение тайн, заключенных в Библии и хранимых Церковью. Ее труды — новый взгляд на содержание веры, взгляд, полный огня и очарования простоты.
Глава IVЖизнь в Бингемском монастыре
В то время, как Хильдегарда заканчивает «Scivias», при этом занимаясь устройством монастыря в Бингене, который будет навсегда связан с ее именем, происходит событие, вносящее некоторую человеческую, хочется даже сказать, сентиментальную, ноту в этот необычайный жизненный путь.
Мы упоминали о том, что на нескольких миниатюрах, изображающих Хильдегарду, мы видим юную монахиню, стоящую позади нее и, как правило, отождествляемую с некой Рихардой, ее секретарем; так же, как монах Вольмар, она неотделима от написания «Scivias». Рихарда была дочерью маркизы Штадской, которая много помогала Хильдегарде в деле основания Бингенского монастыря. Ее брат Гартвиг был архиепископом Бремена. Вероятно, Рихарда играла при аббатисе роль секретаря и исполняла различные монастырские служения. Именно в этом качестве ей довелось принять участие, хотя и второстепенное, в создании «Scivias».