К тому времени Кен перешел в пятый класс в школе Святого семейства и, по-видимому, постоянно подвергался врачебным осмотрам, анализам и другим процедурам. Его мать редко соглашалась с заключениями медиков, которые зачастую вторили друг другу. Затем, в 1962 году, Кен побывал в клинике Де Поля в Рочестере. В разделе «Проблемы ребенка» медицинского заключения указывалось: «Мальчик страдает непроизвольным мочеиспусканием, нервными тиками, с трудом заводит друзей. Другие дети смеются над ним, а мать очень сердита на учителей за то, что обидчиков не наказывают. Судя по всему, она чрезмерно опекает мальчика. Когда на перемене в начальных классах мальчик упал на детской площадке, она на целый год забрала его из школы».
Сотрудник по фамилии Коннорс, проводивший опрос пациентки в клинике Де Поля, добавил: «Она призналась, что ее раздражают постоянные советы отвести сына к психиатру. По ее мнению, психиатр ему не нужен; ей якобы отлично известно, что докторов в наше время интересуют только деньги, и она им нисколько не доверяет. Она до того подавлена, что постоянно плачет, а недавно сама ходила к психиатру. В первый раз она опоздала на прием, и на разговор с врачом осталось только двадцать минут. В следующий раз у них был целый час, но психиатр только и делал, что ковырял в носу и чистил уши. Это ее страшно разозлило, а кроме того, врач посоветовал сделать Кеннету энцефалограмму и проч., что страшно напугало миссис Бьянки. Она отказалась назвать фамилию психиатра, и у меня сложилось мнение, что она хочет утаить от меня информацию. Я предположил, что она мне пока не доверяет, а в ответ миссис Бьянки заявила, что „незачем ворошить прошлое“ и вряд ли это настолько важно. Я возразил, что это достаточно важно – знать, что ее беспокоит и как она пытается с этим справиться».
Миссис Бьянки без конца спорила с персоналом клиники Де Поля. В заключениях часто проскакивали такие комментарии: «По-моему, на самом деле эта женщина совершенно не настроена помочь себе или сыну, но если в ближайшие годы школа не махнет рукой на этого мальчика, хорошо бы обследовать его у нас в клинике»; «Отчасти мне даже кажется, что она приводит сюда сына только с целью доказать, будто у него все в порядке»; «Мать явно доминирует в семье и производит впечатление женщины, не вполне здоровой психически»; «Миссис Бьянки склонна вымещать свой гнев на врачах и больницах и винит в проблемах ребенка окружающих».
Кена Бьянки обследовали и позднее, когда ему было около одиннадцати лет.
«Доктор Доулинг сообщил, что Кеннет – крайне недружелюбный мальчик, чрезвычайно зависимый от матери. Мать обеспечивает само его выживание, и ребенок прилагает огромные усилия, чтобы подавить и скрыть свою враждебность. Он страстно стремится к другим отношениям и очень часто прибегает к отрицанию, чтобы справиться со своими чувствами. Например, он говорит, что его мать и отец – лучшие родители в мире.
Он очень одинок и мечтает избавиться от материнского контроля. При этом Кеннет очень зависим и боится, что будет страдать, если отдалится от нее. Мать, по-видимому, считает его своим единственным другом на свете. Очевидно, это вносит определенную путаницу в его самоидентификацию. Он изо всех сил старается задобрить мать, но она вечно недовольна. Подводя итог, доктор Доулинг заключил, что Кеннет чрезвычайно подавлен, беспокоен и одинок. Доктор Доулинг считает, что свое сопротивление матери ребенок может выражать только через психосоматические недуги. По мнению доктора, без такой соматической защиты психика мальчика не выдержит».
Когда Дин Бретт и другие участники расследования ознакомились с этими отчетами, начал вырисовываться портрет ребенка, избыточно обожаемого приемной матерью, которая преувеличивала проблемы сына из страха потерять его. По-видимому, ребенок отчаянно нуждался в ее одобрении и в то же самое время испытывал невероятное раздражение от того, как она с ним обращается. Он подавлял свой гнев, отрицал наличие каких бы то ни было проблем, отказывался напрямую говорить врачам что-либо плохое о своих родителях, хотя постоянно твердил о своей подспудной нервозности.
В клинике Де Поля зафиксировали еще один диагноз: «Доктор Салливан сообщил, что Кеннет – очень тревожный мальчик, у которого имеются фобии и контрафобии. Использует подавление и реактивное образование. Очень зависим от матери. Страдает тиками, поскольку чрезвычайно сосредоточен на здоровье. Доминирующая мать потакает ему в собственных целях. Ее тревожность, гиперопека и навязчивое контролирование породили в нем двойственное отношение, но он подавляет свою враждебность и все больше зависит от нее. Доктор Салливан считает, что мальчик очень одинок и сторонится нормальных отношений с ровесниками. Мать, судя по всему, жестко контролирует как сына, так и отца».
30 января 1963 года в клинике описали результаты дополнительных наблюдений: «Он был тревожен, пассивен, контактен и послушен. Тревожность и недоверчивость скрывает. Кажется довольно одиноким ребенком, который скорее запрется дома, чем столкнется с опасностями внешнего мира. Легко поддается угрозам, боится властей и агрессивных людей, которых старается задобрить.
О себе он сообщил, что из-за подковообразной почки иногда мочится в штаны, но уже избавляется от недуга. Бульшую часть времени нервничает. Грустит, когда с ним никто не играет. Сообщил, что боится взрослых, особенно агрессивных. Не знает, кем хочет быть, когда вырастет, но мечтает не ходить в школу и поменьше трудиться, жить вечно и как можно больше наслаждаться жизнью. Обожает играть с друзьями в страшные игры, в которых играет роль монстра».
Ниже отмечалось: «Говорит, что ненавидит школу, потому что учиться трудно, а учитель на него орет. Потом добавил, что учитель не имеет права „срывать зло на детях“. Сказал, что ребята часто обвиняют его в том, чего он не совершал, а учитель им верит. Нервничает, когда надо делать уроки, а у него не получается.
По его словам, мать помогает ему во всем, даже если сама болеет. Она много кричит, и она главная в семье. Она его наказывает. Во время рассказа о матери у ребенка появились навязчивые движения. Он упомянул, что мать командует отцом, который ее слушается.
Отца он считает хорошим и добрым и не сердится на него».
Казалось, чем больше Кен старался отстраниться от матери, тем больше он тянулся к отцу. Тот был фигурой почти мифической, поскольку все время проводил на работе. Впрочем, по мере вступления Кена в подростковый возраст они стали проводить вдвоем гораздо больше времени. Однажды они пошли покупать новые ботинки и вместе радовались тому, что размер ноги у них одинаковый, хотя Кену всего тринадцать. Оба так гордились покупкой, что сын тут же выбросил старые ботинки и остался обладателем двух пар обуви: новых модельных туфель и поношенных теннисок.
Вскоре отец с сыном решили вместе отправиться на рыбалку, и Кен прихватил с собой новые туфли и тенниски. Тенниски лучше подходили для грязных тропинок, и Кен, забыв про новую пару, оставил ее на берегу. Он собирался съездить за туфлями через несколько дней, но еще раньше в дверь дома Бьянки постучались двое полицейских. Отца Кена нашли мертвым на работе; его тело лежало возле телефонной будки, из которой он собирался кому-то звонить. Постоянный стресс и сверхурочные сделали свое дело.
Не ясно, что случилось дальше: воспоминания о тяжелом испытании исказились, прошло много лет. Очевидно, миссис Бьянки зашлась в истерике, и Кен выскочил из комнаты. Очевидец рассказывал, что парень набросился на полицейских, которые якобы обидели его мать; наконец он успокоился и ему сумели втолковать, в чем дело. Другие свидетели утверждают, что мальчик ни на кого не набрасывался, а просто впал в истерику, стонал и плакал, а потом убежал в свою комнату.
В любом случае кончина отца стала подлинной трагедией. Они с Кеном только недавно начали учиться понимать и любить друг друга, и тут Николаса не стало. На протяжении многих дней подросток поднимался по лестнице на темный чердак, где рыдал и вел беседы с умершим отцом. С семьей Кен не общался. Горе его было неизбывно, и юноша пытался справиться с ним в одиночку. Единственным исключением стало его присутствие на похоронах.
Прибыл сотрудник похоронного бюро, чтобы взять одежду для усопшего, и тут Кен вспомнил о потерянных новых ботинках и страшно расстроился, что не сможет надеть их на похороны. Сотрудник бюро выяснил, что Кена такой же размер обуви, как у отца, и предложил юноше взять новые ботинки покойного. До этого им уже предлагали оставить на память что-нибудь из одежды, и сотрудник объяснил, что для похорон сойдут и домашние тапочки. Они все равно будут не видны, даже в открытом гробу, так что пусть Кен смело забирает ботинки.
Мысль о том, чтобы надеть на похороны что-то из личных вещей отца, ужаснула юношу. По крайней мере, так показалось остальным. Впрочем, многие из тех, кто пережил уход близкого человека, говорят, что им очень хотелось оставить что-нибудь из одежды умершего. В дни потрясения и эмоционального накала у них будто остается оболочка родной души, тогда как она сама уже далеко. Эти вещи знакомы, они хранят запах близкого человека, хотя его уже нет рядом. Такая ситуация может сильно осложнить принятие смерти, но случилось ли это с Кеном, неизвестно.
Чем дальше Дин Бретт читал материалы досье, тем больше вопросов у него возникало. В детстве Кену часто доставалось от учителей и соучеников. Его иногда обвиняли в том, чего он не совершал. Свое участие в беллингхемских убийствах он точно так же продолжал отрицать, несмотря на целый корпус убедительных доказательств, свидетельствующих против него. Может, он патологический лжец? Или невинная жертва необъяснимых обстоятельств?
Бретт понимал, что ответы прячутся в самой глубине сущности Кена Бьянки. К защите привлекли Джона Джонсона, социального работника, в прошлом сотрудника Университета Монтаны. Джонсон рассказал, что в университете работала супружеская профессорская пара, изучавшая людей с диссоциативными реакциями – периодами, когда они совершали какие-то поступки, но не помнили их. Профессора использовали гипноз, чтобы помочь субъекту сфокусировать внимание. Бретт решил не ограничиваться предоставленными полицией материалами и попросить о содействии ученых из Университета Монтаны. Однако он не отдавал себе отчета в том, что обычный человек может таить в себе потенциальное зло и оно способно выйти наружу. Адвокат хотел лишь узнать правду о Кене Бьянки, однако реальность оказалась столь же шокирующей, как те преступления, в которых обвиняли подзащитного Бретта.