Эрику приходилось много работать, он брался за любую работу – швейцаром, поваром, оператором лифта, регистратором, стюардом… Но он готов был работать кем угодно, лишь бы в отеле, который принадлежал Хилтону. У нас был небольшой домик, и Конрад время от времени приезжал к нам в гости из Лос-Анджелеса. Не могу сказать, чтобы между ним и Эриком были очень близкие отношения. Не то чтобы они были напряженными; просто создавалось впечатление, что они не очень понимают друг друга. При всем дружелюбии их отношения оставались суховатыми. Со мной он [Конрад] всегда был очень любезным. Думаю, у него уже до меня сложились определенные отношения с Эриком, так что я была как бы в стороне.
Мне кажется, Эрик самый мягкий из братьев. Когда я в первый раз увидела Ники и Баррона, меня поразило их отличие от Эрика. Они были агрессивными и властными, а Эрик был более спокойным и мягким. Он объяснял это тем, что у его братьев с детства перед глазами был отец, которому они стремились подражать. «А я рос с мамой и отчимом. Мы тихо и скромно жили в пригороде, как все обычные люди. У братьев были все соблазны богатства, у меня же ничего этого не было». И он говорил об этом без сожаления и горечи. «Я не поменялся бы с братьями местами», – всегда говорил он. Но Эрик вечно был оптимистом и говорил, что это у него от отца.
Глава 5Неприятный разговор о Франческе
10 марта 1958 года Франческе Хилтон исполнялось одиннадцать лет. Она была веселой и живой девочкой с длинными вьющимися волосами, обожала мать, которая была для нее центром вселенной. Жа-Жа старалась заботиться о ней, но материнские обязанности давались ей с трудом. Она уделяла дочери мало внимания, даже не спускалась утром в столовую, чтобы позавтракать с ребенком.
– Выйти к завтраку?! – однажды воскликнула Франческа. – Но она завтракала в постели, а я к этому времени уже была в школе…
Родительские заботы затрудняли Жа-Жа, вечно поглощенную собственной особой. И хотя как мать она сознавала свои недостатки, ее расцветающая карьера требовала такого внимания, что ей трудно было найти баланс между карьерой и материнским долгом. Многие фильмы с ее участием снимались в Европе, и Франческа ездила вместе с ней, что позволяло девочке получить более полное представление о мире. Как раз в это время Жа-Жа состояла в браке с известным плейбоем Порфирио Руберозой, который вскоре закончился разводом. Но, как ей казалось, она делала для Франчески все, что могла.
Во всяком случае, когда наступал очередной день рождения дочери, Жа-Жа не жалела средств на торжество. Каждый раз Жа-Жа предлагала Франческе новую тему для праздника. Она приглашала на этот день знаменитостей и испытывала огромное удовольствие, так что получался не столько день рождения дочери, сколько торжество в ее честь как матери. В один год день рождения устраивался в стиле вестерн, в другой – в испанском духе, либо это был цирковой праздник или маскарад. Поскольку на этих праздниках собиралось до пятидесяти шумных детей, превращающих ее дом в Бель-Эйр в полный кавардак, Жа-Жа решила, что одиннадцатый день рождения Франчески будет «официальным приемом».
– Все дети мечтают поскорее стать взрослыми, – сказала Жа-Жа. – На этот раз они станут взрослыми за один вечер.
Поэтому девочек попросили прийти в бальных платьях и в длинных белых перчатках, которые они не должны были снимать в течение всего вечера, а мальчиков – в смокингах с бабочками. Жа-Жа надеялась, что в такой одежде они будут вести себя как взрослые и не устроят в конце вечера обычную кутерьму.
Однако через неделю разыгравшееся воображение Жа-Жа стало фонтанировать новыми идеями:
– А если пригласить двенадцать музыкантов, чтобы дети танцевали под музыку?
Сказано – сделано.
– А если пригласить Эдди Фишера?
Сказано – сделано.
– А что, если «С днем рождения» споет для Фрэнси Пэт Бун, ведь он ее самый любимый певец!
Сказано – сделано.
Знаменитости любили Жа-Жа Габор. Она была веселой, общительной и любого могла заставить сделать что-то для нее. И СМИ ее тоже любили. Достаточно было услышать, что Жа-Жа собирается устроить потрясающий праздник на день рождения дочери, как журнал «Лайф» объявлял это важным культурным мероприятием и отправлял на него своих фотографов и репортеров, а затем в номере от 31 марта отдавал этому событию целых три страницы.
Неудивительно, что праздник имел такой оглушительный успех.
– Но это так… необычно! – воскликнула Мэрилин Хилтон, обращаясь к Жа-Жа, тогда как официанты бегали с серебряными подносами, уставленными бокалами с имбирным пивом и гранатовыми коктейлями. – Какая свежая идея! Как ты догадалась устроить такое!
– Ну, если ты задумала устроить вечер, то нужно делать его с помпой! – улыбнулась Жа-Жа. – Иначе «Лайф» и не подумает явиться, не так ли?
Что тут можно было возразить?
Позднее «Лайф» писал: «18 приглашенных девочек, благовоспитанных дочерей своих мам из кинобизнеса, прибыли в этот дождливый вечер в дом мисс Габор в Бель-Эйр. Когда всем уже казалось, что здесь будут присутствовать только девочки, Франческа, истинная дочь своей матери, пригласила подружек: «Пойдемте встречать мальчиков».
Жа-Жа была сфотографирована в тот момент, когда она наклонилась к Франческе – в розовом с белым бальном платье с короткими пышными рукавами – и помогала ей разворачивать изящно упакованные подарки, принесенные отпрысками таких знаменитостей, как Ван Джонсон, Дик Пауэлл, Дебора Керр и т. д., пришедшими на праздник со своими родителями. Из музыкального центра раздавались песни «Пикник» и «Сладкое время» в исполнении сестер Макгир, а Жа-Жа давала интервью не только репортеру «Лайфа», но и журналисту от Ассошиэйтед Пресс.
– Моя дорогая дочь – зеница моего сердца, – говорила Жа-Жа, смешивая два выражения – зеница моего ока и свет моего сердца. – Как видите, все мы – одна большая и счастливая семья. И Конни пришел, вон он стоит. – Она указала на высокого мужчину в ковбойской шляпе, растерянно озирающегося, будто в жизни не видел подобного детского праздника. – А еще здесь Ники и Баррон с Мэрилин.
После обеда – жареные цыплята с картофельным пюре – взрослые и дети собрались на деревянном помосте, который Жа-Жа велела соорудить на каменном полу в библиотеке. Здесь уже сидели оркестранты. Жа-Жа поднялась на помост в роскошном вечернем платье с невероятно глубоким декольте. Она рассказала несколько анекдотов, пожалуй, слишком фривольных для детской аудитории, зато взрослые выслушали их с явным удовольствием.
– Как видите, я отличная домохозяйка, – сказала она, обводя рукой вокруг. – Я разведена и сама содержу этот дом!
И еще:
– Я верю в большую семью. У каждой женщины должно быть хотя бы три мужа!
Когда ее спросили относительно красующейся у нее на платье бриллиантовой броши, она сказала, что это подарок.
– Вообще я не принимаю подарков от незнакомых людей, – сказала она. – Но ведь никто не совершенен!
Она знала, как вызвать смех.
Затем, став серьезной, Жа-Жа объявила:
– Я очень рада представить вам моего доброго друга. Уверена, что вы каждую неделю смотрите его телепрограмму. Леди и джентльмены! Мистер Эдди Фишер!
Под бурные аплодисменты на сцене появился Эдди и исполнил два своих хита – «Сердце» и «Ты мне нужна сейчас».
После его выступления вынесли торт – огромный и пышно изукрашенный, как торт на королевской свадьбе, а гости стали петь Франческе «С днем рождения». И вдруг, в самый торжественный момент, раздался телефонный звонок. Это звонил из Нью-Йорка Пэт Бум. Программа гастролей помешала ему приехать, поэтому было решено, что он споет Франческе свое поздравление по междугородному телефону.
– Такого замечательного для рождения у меня еще не было! – радостно воскликнула Франческа, выслушав по телефону песню «своего любимого певца».
Около десяти вечера гости стали разъезжаться, а Франческа и Конрад вышли из дома, чтобы побыть вдвоем. Они начали играть на просторной лужайке, а Жа-Жа наблюдала за ними из открытого окна, стоя рядом с адвокатом Грегсоном Баутцером, своим старым другом, который приехал на праздник с женой, актрисой Данной Винтер. (Много лет назад Баутцер ухаживал за Эвой Габор в тот вечер, когда Жа-Жа в первый раз встретилась с Конрадом. Он присутствовал на их свадьбе.) Держа в одной руке бокал с коктейлем, другой Конрад бросал Франческе красный мячик. Девочка то ловила его, то промахивалась. Тогда она вприпрыжку бежала за ним и бросала его отцу. Они искренне веселились и чувствовали себя друг с другом легко и непринужденно.
– Посмотрите на них, – с довольной улыбкой сказала Грегсону Жа-Жа. – Они отлично ладят, не так ли? – Она закурила сигарету. – Семья очень важна, вы согласны, Грег? – Затем крикнула дочери в окно: – Фрэнси, не смей пачкать перчатки. Они из настоящего шелка! Я только что купила их у «Магнина»!
– Да, им явно хорошо друг с другом, – сказал Грегсон, глядя на дочь с отцом.
– Я понимаю, что день рождения получился слишком пышным, – сказала Жа-Жа. – Но я хочу, чтобы у Франчески была счастливая жизнь. Я думаю, этого заслуживает каждая девочка. И для ребенка так важно иметь отца, вы согласны, Грег?
– Конечно. И, господи, каким же глупым бывает Кони, – сказал он, покачивая головой.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, иногда он говорит, что Франческа его дочь, а то вдруг заявит, что это не так, – рассеянно сказал Грегсон, словно думал вслух.
Жа-Жа вперила в Грегсона пытливый взгляд.
– Что это значит? – вся подобравшись, спросила она. – Когда это Кони говорил, что Франческа не его дочь?
– Ну… Я имел в виду… – Грегсон смутился. Он, такой умный и выдержанный юрист, высказался совершенно некстати и досадовал на себя. – Я просто хотел сказать. что порой он чувствует себя ее отцом. а иногда – нет. Только и всего.
– Но вы сказали не так, – строго заметила ему Жа-Жа. – Вы сказали, что иногда он думает, что Франческа не его дочь. Вот что именно вы сказали.