имерно тысячи во всех Соединенных Штатах.
Он добился огромного успеха.
Это поместье было поистине роскошным, совсем не похожим на дома, где ему приходилось жить, даже на те, о которых он только мечтал. Его мать никак не могла привыкнуть к тому, что сын сумел так преуспеть за столь короткое время, и, навещая его, подолгу расхаживала по дому и парку, восторгаясь окружающей роскошью. Те же чувства испытывали его сестры и братья.
Родственникам и знакомым не верилось, что Конраду удалось стать таким успешным и знаменитым бизнесменом, в то же время все единодушно считали, что при его характере и трудолюбии это было естественно. Он заслужил свой успех и радовался ему вместе со своими близкими людьми. Но времени предаваться радости у него не было, слишком много дел требовало его внимания.
Конрад снял трубку и набрал 0 для вызова телефонистки.
– Мэм, я хочу заказать разговор с Нью-Йорком, – сказал он и назвал номер телефона своего старого друга Арнольда Киркби в Биг-Эппл (Большом Яблоке), как иногда называли Нью-Йорк.
– Ну, дружище, так сколько ты хочешь получить за «Таун-Хаус»? – спросил он, когда Киркби подошел к телефону.
– Ну, думаю, мы с тобой договоримся, – отвечал Киркби. – Только не расстраивай ни меня, ни себя, не называй слишком низкую цену.
Конрад помедлил, улыбнулся Артуру Форестеру и решил начать с цифры, которая вряд ли устроила бы Арнольда Киркби.
– Ну, пожалуй, – заговорил он, сильнее обычного растягивая слова, – я мог бы предложить тебе, скажем, 750 тысяч.
Киркби засмеялся.
– Ты шутишь, – сказал он. – 950 тысяч. Вот что я за него хочу. 950 тысяч.
– Это ты, наверное, шутишь? Я же был там, Арни. Практически дом пустует. Может, я и смог бы вернуть ему жизнь, но даже я не способен на чудеса. Так что – как знать. Если не продашь его мне, то кто его купит?
Киркби это понимал. Желающих снять квартиру в этом доме не было.
– Ладно, – с горечью сказал он. – Тогда 900 тысяч. Можешь забирать его за 900 тысяч. Только это моя последняя цена, – предупредил он.
– 800 тысяч, – мгновенно возразил Конрад. – Думаю, восемьсот звучит приятнее, мне всегда нравилась цифра восемь. Так что, восемьсот? Договорились?
– Боже, Конни! – ахнул Киркби. – Впрочем, ладно, пусть будет восемьсот с половиной. Эта лучшая цена, какую я могу тебе предложить. И только потому, что ты мой самый лучший друг. Так что, Кони, соглашайся, или забудем это дело.
– Ладно, дай мне время подумать, – сказал Конрад. – Рад был с тобой поговорить, Арни. Передай привет жене, хорошо? – Повесив трубку, он посмотрел на Артура Форестера и торжествующе поднял большой палец. – Но пусть старина Арни поволнуется в ожидании моего ответа. К чему торопиться, верно? – Конрад встал и, подойдя к столику, наполнил два бокала шерри, один из которых передал Артуру. – За «Таун-Хаус», – сказал он, чокаясь с Артуром.
– Точно, за «Таун-Хаус»! – согласился Артур.
История совершения Конрадом Хилтоном самой важной сделки в Лос-Анджелесе и сегодня представляет интерес. В середине января 1942 года – сразу по возвращении Конрада в Лос-Анджелес после поездки в Техас к матери и во Флориду к брату – Арнольд Киркби намекнул, что, может быть, решит продать одно из своих самых крупных приобретений, «Таун-Хаус». Это кирпичное здание в тринадцать этажей с роскошными апартаментами, декорированными в смешанном стиле Возрождения и ар-деко, высилось в районе Уэстлейк Лос-Анджелеса.
Впервые Конрад узнал об этом доходном доме в 1937-м, когда киноактер и ловкий бизнесмен Лео Карилло пригласил его погостить в своем поместье, расположенном в каньоне Санта-Моника. Построенное в 1929-м крупным нефтепромышленником Эдвардом Доени по чертежам архитектора Норманна Олпау, это престижное здание с дорогими апартаментами, обращенное одной стороной к прекрасному парку Лафайет, из-за депрессии переживало трудные времена. Интересует ли оно Конрада? Да, сказал он Арнольду Киркби, интересует. Но сначала ему нужно на него посмотреть, что он и сделал, вернувшись в Лос-Анджелес.
«Таун-Хаус», окруженный по периметру стройными пальмами и расположенный рядом с модным бульваром с изысканными ресторанами и роскошными магазинами, поразил его воображение. Однако, когда Конрад вошел внутрь и стал расспрашивать служащих, выяснилось, что практически дом пустует – еще один характерный признак того времени. Люди были напуганы, бомбившие Пёрл-Харбор японцы подошли слишком близко. Все опасались, что если им удастся уничтожить на Гавайях военный флот страны, то затем они вторгнутся в Техас. В результате всего этого экономика Лос-Анджелеса была сильно ослаблена. Единственным светлым пятном была киноиндустрия, продолжавшая бурно развиваться с 1930-х по 1940-е годы, несмотря на то что многие ее директора (Фрэнк Капра, Джон Форд, Джон Хьюстон и Уильям Уэлмен) и талантливые актеры (Кэрол Ломбард, Джимми Стюарт, Тайрон Пауэр, Кларк Гейбл, Лесли Говард и Роберт Тейлор) ушли на фронт.
И все же такой оптимист, как Конрад, был уверен, что эти трудности долго не продлятся. И он не собирался из-за временных затруднений потерять это здание, способное приносить большую прибыль. Он заметил, что на кораблестроительные и авиастроительные заводы со всей страны съезжаются рабочие, инженеры и промышленники.
Вернувшись во Флориду из поездки в Калифорнию, Конрад встретился с Артуром Форестером, который был не только его пресс-секретарем, но и советником в вопросах бизнеса. Обсудив с ним сделку, Конрад позвонил Киркби и сделал ему предложение. Поторговавшись, Киркби назвал ему свою цену – 850 тысяч.
– Как думаешь, у него было достаточно времени подумать? – спросил Конрад у Артура.
– Конечно, – засмеялся Артур. – Кони, хватит мучить его неизвестностью.
Конрад снова заказал междугородний разговор и, когда Киркби подошел к телефону, сказал ему:
– Ну, дружище, твоя цена в 850 тысяч принята… Сегодня я вышлю тебе чек, чтобы закрепить сделку. – Улыбнувшись Артуру, он положил трубку. – Более легкой сделки у меня еще не бывало. Может, стоит применять этот способ почаще.
Вот так, всего за два междугородних разговора, Конрад Хилтон заключил очередную крупную сделку – приобрел «Таун-Хаус» всего за 850 тысяч долларов. (Большую часть этой суммы он получил от недавней продажи отеля «Сэр Фрэнсис Дрейк», легендарной достопримечательности Сан-Франциско.)
«Конрад Хилтон умел выгодно использовать ситуацию, – говорит Кэтлин Бейрд, директор Архива Конрада Н. Хилтона в Университете Хьюстона. – Он понял, что из-за перспективы японского вторжения на Западное побережье – чего люди серьезно опасались – цены на недвижимость падают, и поэтому сумел приобрести «Таун-Хаус» по цене лишь немного выше предложенной им первоначальной цены».
Как только все формальности были закончены, Конрад, как всегда после покупки новой недвижимости, произвел в отеле серьезные переделки. Так он придавал им своеобразный, собственный стиль, отличающий его отели от прочих. В «Таун-Хаусе» он устроил плавательный бассейн с пляжем из белоснежного песка и большой теннисный корт, а затем окончательно переделал этот жилой доходный дом в отель. (Разумеется, он оплатил переезд на новое место жительства тех, кто проживал в нем на момент продажи дома.) Отель сразу начал приносить доход. В то время как в 1941 году прибыль составила всего 33 тысячи долларов, в 1942-м роскошный отель Хилтона дал 200 тысяч дохода. С этого момента он постоянно приносил минимум четверть миллиона долларов дохода. Хилтону очень нравился его новый отель. Он оборудовал в нем деловые офисы и зарезервировал несколько номеров для своих друзей, где они могли останавливаться, приезжая в этот город. Он стал домом для него самого, деловых друзей и множества родственников.
Глава 8Ухаживание за Жа-Жа
Со дня знакомства с Жа-Жа прошел уже месяц, а Конрад Хилтон не мог о ней забыть. Для него это было нехарактерно. Обычно его увлечение женщиной рассеивалось уже через два-три свидания, а после физического сближения он сразу утрачивал к ней интерес. С Жа-Жа у него не было близости, возможно, именно поэтому она продолжала его интересовать.
Когда «Таун-Хаус» окончательно стал принадлежать ему, он заехал домой к Жа-Жа и повез показать ей свое последнее приобретение. Впервые за много лет, точнее, с его брака с Мэри, он смог поделиться с женщиной тем, что составляло его гордость. Вскоре они стояли перед внушительным зданием – она в одолженной у сестры меховой шубке, он в строгом костюме и в ковбойской шляпе. На фотографии, сделанной в тот день, они выглядят нарядными, как будто это был праздничный день, а не будничная среда.
– Ну и как он тебе? – спросил Конрад. – Я только что его приобрел, – растягивая слова, добавил он.
Жа-Жа на мгновение лишилась речи.
– Это твое? – наконец выговорила она. – Это потрясающее здание теперь твое?
– Так оно и есть, – горделиво улыбаясь, отвечал Конрад, довольный ее изумлением и восторгом.
– И что ты с ним будешь делать? Может, когда-нибудь ты позволишь мне жить в нем? – спросила она, хлопая длинными ресницами.
– Может быть, – с улыбкой кивнул он.
– А может, мы поженимся? – с надеждой спросила она.
– Может быть, – сказал он.
Он не мог на нее наглядеться, упивался тонким ароматом ее французского мыла. У нее была восхитительная улыбка, изумительный цвет кожи, идеальный овал лица, вся ее стройная и пышная фигурка была полна чувственной привлекательности. Он понимал, что в ней заключался его шанс на настоящую любовь, и не собирался упускать этот шанс.
Адвокат Грегсон Баутцер, ее друг, который был с ней в день ее знакомства с Конрадом, предупредил ее:
– Только не заговаривай с ним о браке. Он убежденный холостяк. Скажи хоть слово о женитьбе, и больше тебе его не видать.
Но он не знал, что уже в первый вечер она намекнула Конраду на свою готовность стать его женой, что он за ней ухаживает, а теперь, кажется, всерьез думает об их совместной будущей жизни.