Мы дружно рысили несколько минут. Дорога под ногами тряслась и дребезжала, вой бури усиливался – срывался фальцетом, резко переходил на низкие ноты. Внутренности вибрировали вместе с ним и словно беспрестанно менялись местами. Боль в правом боку сигнализировала, что бежим мы гораздо быстрее и дольше, чем казалось сбитому чувству времени. Просто Ковалль опять использовал свою уникальную магию первородного. Набросил на нас заклятье убеждения, заставляя ощущать себя почти двужильными.
Последний рывок, прыжок за магом, перекат в группировке – и мы на суше, в новом оазисе «работы первородного». Ковалль остановился, выпрямился пружиной и резко замолотил руками по воздуху. Словно сражался с невидимым ниндзя.
И не успели мы задаться вопросом, как стена энергии отрезала полянку от магической бури и сатанинского ветра. Ненастье задевало препятствие по касательной. Энергия плескалась, словно вода из-под купальщиков, что падают в бассейн с аттракционов аквапарка. Порой устремлялась к нам тонкими струйками. Теплая, интересная, почти нейтральная. Энергия колдунов заряжалась их аурой, словно пропитывалась магией хозяина. Даже не глядя, можно определить – кто оставил следы магии. Если конечно ты с ним уже сталкивался. Энергию Ковалля я не признал бы никогда. Она почти не имела привычных маркеров, мгновенно перестраивалась, контрастно менялась. То походила на ауру оборотней, то напоминала магию ворожей, то сильно фонила энергией магов. Она словно не имела отчетливой формы, быстро менялась под нужды хозяина. Такого я, правда, еще не видел. До нынешнего момента, когда магия бури окутывала, неспешно пополняя наши ауры. Казалось, ее мощь и силы первородных имеют нечто общее, родственное, схожее.
Я собирался снова разразиться вопросами. Ковалль убивать нас явно не планировал. Тогда почему не разбудил пораньше? За несколько минут до прихода ненастья?
Но в эту минуту магическая буря свирепо штурмовала препятствие Ковалля. И загадка сама собой разрешилась. От стены-заклятья полились во все стороны, зафонтанировали мощные струи энергии, вплетаясь, как и прежде, в наши ауры. Ковалль собирался нас подпитать, отняв у бури нейтральную магию, уже однородную, переваренную ненастьем. Но предупреждать, убеждать, успокаивать просто не посчитал рациональным.
А, может, чувствовал, что многие не согласятся. Что ж, спасибо за нежданный подарок. Он стоил и риска и безумного побега. К Тайне мы должны явиться во всеоружии. Мало ли какие там схватки разгораются? Мало ли, что потребуется срочно предпринять? Ковалль поступил разумно и правильно. Даже возмущаться резко расхотелось.
Я сам поступил бы в точности также. Да уж, мы определенно родственники.
– Спокойно садимся и ждем погоды, – колдун опустился на желтый ковер – мягкий, ворсистый и удивительно теплый. Он накрыл часть оазиса, как и прошлым вечером. Очередная уловка первородного. Мерзнуть на земле Ковалль не любил и магии на комфорт не жалел ни капли.
Я привычно посоветовался взглядом с Невистом. Вербер едва заметно пожал плечами. Мол, иного варианта действий все равно не предвидится. Мы устроились на ковре по-турецки первыми и остальные тут же последовали примеру. Ковалль проследил за нашей командой, улыбнулся своим мыслям и вытащил припасы. На ковре появился пухлощекий чайник с чашками и даже блюдцами в довесок. Черный чай с черносливом наполнил воздух ароматом спокойствия, умиротворения, безопасности. Мы завтракали, пили чай и негромко беседовали. Словно боялись, что буря услышит и примется рваться к нам с новой силой.
Ковалль не припомнил мое недоверие – а ведь наверняка считал его по ауре. Молчал и о гневе остальных товарищей, которые рассудили в точности также. Колдун спокойно поил нас чаем, охотно отвечая на вопросы Татушки. Вот уж кто совсем не сомневался в его честности, буквально смотрел в рот первородному. И, что поразительно, татуированная химера, со всей ее детской непосредственностью, открытостью и полным незнанием ужасов Сварайи снова оказалась права, как никогда. Хм… Неожиданно. Хотя и приятно.
Мало-помалу мы начали разговаривать, общаться, как раньше, что-то рассказывать. И меня накрыли странные ощущения.
Казалось, очутился в родном доме, и сильная гроза налетела на поселок.
Тихо поскрипывает оконная рама, дрожит от свирепых порывов ветра, и отец негромко ворчит под нос:
– Надо бы проверить, когда дождь закончится. Не в первый раз уже… А все забываю…
Мама смотрит на него бездонными синими глазами и хитро щурится. Понимает, что опять ведь забудет, замотается. Бабушка несет с кухни вишневый пирог с кругляшком теста посередине, похожим на аляповатую выпуклую пуговицу.
Ставит на стол, смазывает маслом и режет ножом с зазубренным лезвием.
Мы неспешно рассаживаемся для трапезы – каждый обязательно на свое место. Бабушка у стены, под большим макраме в виде лельдиса в звериной ипостаси. Мама опускается напротив отца, я размещаюсь по другую сторону.
Лакомимся пирогом, теплым чаем с облепихой. Слушаем, как поскрипывают недовольные ставни, да крыша временами потрескивает от ветра.
Непогода стучится в окна раскатами грома, пытается напугать зигзагами молний, омывает оконное стекло ручейками. Но нам она безразлична. Потому что мы вместе, в тепле и уюте, согреваем друг друга – заботой, любовью и ласковым словом…
Многие годы после бегства на Землю я просыпался с соленой влагой на веках. Потому что Морфей снова и снова возвращал по ночам в те чудесные моменты…
Тайна излечила меня от тоски по прошлому. Я вглядывался в янтарные глаза своей женщины, запускал пальцы в ее шелковистые волосы и понимал, что опять очутился дома. Неважно – где мы сейчас находимся, зачем отправились в это место. Неважно, что творится вокруг: магическая заварушка, взрывы, землетрясения. Я дома, потому что рядом моя женщина.
Сердце успокоилось любовью и заботой.
Глава 5
Комната ничем не отличалась от той, куда еще недавно поселила меня Кастия, в другом, теперь полуразрушенном особняке Дарлия. Большая кровать, человек на пять, из черного дерева, как и вся мебель. Пять кресел выстроились у стен солдатиками. Вместительный гардероб – аскетичный, без украшений, зеркало на стене в раме с завитушками. Взгляд зацепил лицо Тайны – растерянное, взбудораженное, сбитое с толку. На щеках – пожар, глаза блестят, губы алеют, уши пылают. Шейные мышцы натянулись лентами.
Деревянная дверь, скорее всего, в ванную. Ставни с резными фигурками сфинксов.
Дарлий не выпустил моей ладони, сжал покрепче горячими пальцами и вдруг крутанул лицом к себе. Я не ожидала такой прыти. Стремительно полетела навстречу сфинксу и с силой впечаталась в его мощный торс. Дарлий задрожал, зарычал как лев. Твердое свидетельство его возбуждения вдавилось в мой живот горячим бугром. На долю секунды сфинкс растерял почти всю свою уверенность и волю. Просто замер, глядя на меня так… Словно нет ничего на свете прекрасней, я самое желанное, необходимое. Я сглотнула, вся во власти противоречивых эмоций.
Касания Риса, ласки, поцелуи – вот то, о чем помнила каждая клеточка тела. И оно решительно отторгало Дарлия, чужие касания, незнакомый пыл. Так упорно отторгает организм донорские органы и чужую кровь. Даже если они могут спасти ему жизнь. Но чувства мои очень изменились. Благодарность и тепло разливались внутри, заставляя тело поддаваться влиянию мощного звериного обаяния сфинкса. Никакие феромоны не действовали так сильно, как осознание, что Дарлий рисковал жизнью, спасал меня, не заботясь о собственной участи.
Боже! Как все внезапно усложнилось! Я думала, если мы окажемся так близко, сфинкс начнет соблазнять всерьез. Ласкать, прижимать, целовать, гладить, исследовать тело руками, губами. От этих шальных, неуместных фантазий меня резко бросило в жар, внизу живота начались сокращения.
Но отпустило быстро, внезапно – словно в ледяную прорубь бросилась. Я вдруг почувствовала своего мужчину – Риса, даже на таком безумном расстоянии. И тело начало отторгать другого. Разум помогал, эмоции тоже. Я никогда не предам Риса! Ни за какие коврижки не сдамся! Даже окуните меня в феромоны, заставьте магией или приворотом, где-то там, в глубине сознания, на уровне все тех же инстинктов оборотней, я мечтала совсем о другом мужчине… О лельдисе, по которому безумно соскучилась.
Дарлий медлил, почти не шевелился, вглядывался в мое лицо и молчал…
Грудь сфинкса беспрестанно вздымалась, ноздри раздувались, губы припухли, горячечный румянец разлился по щекам. Внезапно Дарлий отступил, отшатнулся, торопливо выставил между нами кресло и тяжело облокотился на его спинку.
Кошачьи глаза пытливо изучали – с прищуром, с незнакомым мне выражением. Он словно что-то обдумывал, решал, боролся с внутренними демонами и желаниями. Я сосредоточилась на лице Дарлия, будто высеченном из скалы скульптором, на розовом рубце на боку сфинкса и думала о том, как все запуталось. Видимо, альфа размышлял о том же.
Что-то изменилось между нами. Неуловимо, но очень мощно, внезапно. Больше не звериное желание владело телами, не инстинкты толкали к немедленному слиянию. Мы начали испытывать друг к другу симпатию, прониклись глубоким искренним уважением. Мне становилось сложнее и одновременно проще сопротивляться дикой мужественности Дарлия. А сфинксу? Он ведь тоже изменился…
Горячечный взгляд Дарлия скользил по фигуре, задерживался на груди, опускался на бедра, сверкал и туманился и снова загадочно гипнотизировал.
Неожиданно сфинкс обошел кресло и сел в него, словно принял какое-то решение.
– Давай так, – сипло обронил Дарлий. – Я не буду тебя больше мучить, соблазнять. Я видел тебя в бою, Тайна. Это впечатлило, как ничто другое. Ты отважная воительница, не домашняя кошечка. Я искренне восхищаюсь вами с Ниной. И от души благодарю за помощь. Если бы не вы, мы не победили бы так быстро. Может, и вовсе проиграли бы схватку. Ваше вмешательство, участие в бою двух свирепых и безрассудно смелых химер, помогло нам вышвырнуть завоевателей из поселка. Поэтому я разрываю нашу сделку.