– Для того мы и построили ракету.
– Что ж, ладно. – Салли глубоко вздохнул, и в выражении его лица мелькнула прежняя бравада. – Тогда давай все сделаем как надо. Пресс-релизы во все телеграфные агентства. Угощение с шампанским. Черт, пригласите моего братца-праведника и его дружков из НАСА. Если ракета взорвется на стартовой площадке, по крайней мере мы красиво выйдем из дела.
– Да. Красоты у нас всегда хоть отбавляй.
Они ухмыльнулись.
Каспер поднялся, собираясь уйти.
– Поправляйся, Салли, – пожелал он. – Ты будешь нужен нам для «Апогея III».
Бриджит все еще ждала в приемной.
– И что теперь? – спросила она.
– Запуск по расписанию.
– Беспилотный?
Он кивнул:
– Мы будем управлять кораблем из зала.
К его удивлению, она вздохнула с облегчением:
– Аллилуйя!
– Чему ты радуешься? Наш человек лежит в больнице.
– Вот именно. – Она повесила сумочку на плечо и повернулась, собираясь уйти. – Это означает, что теперь мы не облажаемся.
Николай Руденко плавал в шлюзе, наблюдая, как Лютер втискивает бедра в нижнюю часть скафандра для работы в открытом космосе. Невысокому Николаю Лютер казался экзотическим гигантом с широкими плечами и ногами-поршнями. А кожа! За несколько месяцев, проведенных на борту МКС, Николай становился все бледнее, а кожа Лютера оставалась блестящей и темно-коричневой – поразительный контраст с бледными людьми, населявшими их бесцветный мир. Николай уже облачился в свой скафандр и теперь висел рядом с Лютером, собираясь помочь напарнику надеть верхнюю часть скафандра. Они мало разговаривали друг с другом: ни у кого из них не было настроения для болтовни.
Вечером эти двое почти не разговаривали – они спали в воздушном тамбуре, адаптируясь к более низкому атмосферному давлению пятьсот тридцать миллиметров, что составляет две трети давления на космической станции. Давление в их костюмах будет даже меньше, около двухсот тридцати миллиметров. Их нельзя надуть сильнее – в противном случае ноги и руки слишком сильно увеличатся в объеме и одеревенеют, а суставы невозможно будет согнуть. Мгновенный переход из космического корабля с нормальным давлением в низкое давление скафандра равносилен резкому всплытию со дна океана. Астронавту пришлось бы испытать высотные боли. В крови образовались бы азотные пузырьки, блокируя капилляры и отрезая доступ драгоценного кислорода к головному и спинному мозгу. Последствия этого разрушительны: паралич и инсульт. Как и глубоководные ныряльщики, астронавты должны дать своему организму время на адаптацию к новому давлению. Ночью накануне выхода в открытый космос астронавты промывают легкие чистым кислородом и закрываются в воздушном тамбуре на ночевку. Несколько часов они проведут вместе в маленьком помещении, где уже собрано все оборудование. Страдающим клаустрофобией здесь не место.
Вытянув руки над головой, Лютер втиснулся в верхнюю часть скафандра, прикрепленную к стене шлюза. Это облачение – утомительное занятие, сродни заползанию в узкий туннель. Наконец голова Лютера протиснулась в отверстие для головы, и Николай помог ему защелкнуть кольцо на талии, чтобы надежно скрепить две половинки костюма.
Они надели шлемы. Опустив взгляд, чтобы подогнать свой шлем к шейному ободу, Николай заметил что-то блестящее. «Слюна», – решил он и пристегнул шлем. Они надели перчатки. Герметично упакованные в скафандры, они открыли люк шлюзового модуля, переплыли туда и закрыли за собой люк. Теперь Николай и Лютер оказались в еще более тесном помещении, тут едва хватало места для двух человек с объемными рюкзаками, в которых находилось оборудование жизнеобеспечения.
Затем последовали тридцать минут десатурации – процедуры, во время которой астронавты вдыхали чистый кислород, очищая кровь от азота. Николай плавал с закрытыми глазами, мысленно готовясь к выходу в открытый космос. Если не получится разблокировать шарнирный привод «Бета» и переориентировать панели солнечных батарей к солнцу, они останутся без энергии. МКС придет в негодность. То, что Николай с Лютером должны сделать в ближайшие шесть часов, определит судьбу МКС.
Ответственность тяжким грузом повисла на усталых плечах Николая, но космонавт с нетерпением ожидал момента, когда откроется люк и он выплывет из воздушного тамбура. Выйти в открытый космос – все равно что заново родиться; чувствуя себя плодом, появляющимся из маленького тесного прохода с похожим на пуповину ограничительным фалом, астронавт выплывает в бескрайнее пространство космоса. Если бы не серьезность их положения, он бы с нетерпением ждал этого момента головокружительной свободы, парения в космосе, где прямо под ним вращается ослепительно-голубая Земля.
Но образы, всплывавшие в его мозгу во время тридцатиминутного ожидания с закрытыми глазами, были не о выходе в открытый космос. Он видел лица погибших. Представлял, как «Дискавери» несется вниз. Экипаж пристегнут к креслам, тела трясутся, словно кукольные, позвоночники ломаются, сердца разрываются. Хотя Центр управления полетами и не сообщил подробностей катастрофы, кошмарные видения заполняли воображение, сердце бешено билось, а горло пересыхало.
– Ребята, тридцать минут истекли, – послышался по внутренней связи голос Эммы. – Пора снижать давление.
Николай открыл глаза и увидел, как Лютер включил разгерметизационную помпу; его руки стали липкими от пота. Воздух начал выходить, давление в шлюзе начало падать. Если бы в костюмах были дыры, их бы сейчас обнаружили.
– Все в порядке? – спросил Лютер, проверяя щеколды на пупочных фалах-ограничителях.
– Я готов.
Лютер выпустил оставшуюся атмосферу шлюза в космос. Затем освободил ручку и открыл люк.
Вышел последний воздух.
Они задержались на мгновение, вцепившись в край люка и с благоговейным ужасом выглядывая наружу. Затем Николай выплыл в черноту космоса.
– Они выходят, – сообщила Эмма, по кабельному телеканалу наблюдая, как два астронавта выплыли из шлюза; за ними, словно пуповины, тянулись фалы.
Они вытащили инструменты из контейнера, расположенного с наружной стороны шлюзовой камеры. Затем, подтягиваясь на опорах, астронавты добрались до главной фермы. Когда они проходили мимо камеры, закрепленной над фермой, Лютер помахал рукой.
– Смотрите шоу? – раздался его голос по каналу УКВ-связи.
– Наружная камера показывает вас хорошо, – отозвался Григгс. – Но камера на твоем скафандре не работает.
– У Николая тоже?
– Да. Мы пытаемся понять, в чем дело.
– Ладно, мы направляемся к ферме, чтобы осмотреть повреждения.
Двое астронавтов вышли из зоны видимости первой камеры. На мгновение они исчезли из виду.
– Вот они, – сказал Григгс, указывая на другой экран. На нем двое в скафандрах двигались по направлению ко второй камере, хватаясь за элементы конструкции фермы.
Затем они снова вышли из поля зрения. Теперь астронавты находились в слепой зоне поврежденной камеры, увидеть их было невозможно.
– Приближаетесь, ребята? – поинтересовалась Эмма.
– Почти рядом, – тяжело дыша, ответил Лютер.
«Помедленней, – подумала она. – Не торопитесь».
Некоторое время, показавшееся вечностью, от работавших в открытом космосе не поступало никаких вестей. Эмма чувствовала, что ее пульс участился, тревога усилилась. Травмированная станция начала страдать от энергетического голода. Починить батареи просто необходимо. «Вот бы Джек оказался здесь», – подумала Эмма. У него золотые руки, он мог восстановить любой лодочный мотор, собрать коротковолновый радиоприемник из найденных на помойке деталей. Самый ценный инструмент на орбите – умелые руки.
– Лютер! – позвал Григгс.
Ответа не последовало.
– Николай! Лютер! Пожалуйста, ответьте.
– Черт! – послышался голос темнокожего астронавта.
– Что там? Что ты видишь? – спросил Григгс.
– Я осматриваю повреждения, и, знаете, тут прямо месиво. Весь сегмент пи-шесть главной фермы перекручен. «Дискавери», должно быть, срезал солнечную батарею два-би и согнул этот сегмент. Затем поднялся и оторвал антенны диапазона S.
– Как ты думаешь, что-то можно починить?
– Антенну диапазона S – без проблем. У нас есть ОТЭЗ[38] для антенны, мы запросто заменим ее. А вот о солнечных батареях по левому борту придется забыть. Тут нужна новая ферма.
– Хорошо. – Григгс устало потер лицо. – Ладно, мы поработаем на одном фотоэлектрическом модуле. Думаю, нам его хватит. Но переориентировать батареи сегмента пи-четыре необходимо, иначе мы не сможем работать в полную силу.
Последовала пауза, во время которой Лютер и Николай направились обратно вдоль главной фермы. Вскоре они возникли в зоне видимости камер; Эмма следила за тем, как они, словно водолазы на большой глубине, медленно передвигаются в своих громоздких костюмах и с огромными ранцами. Астронавты остановились у батарей сегмента Р-4. Один из них проплыл вперед и принялся внимательно изучать механизм, соединявший огромные крылья солнечных батарей с опорой фермы.
– Привод помят, – сообщил Николай. – Шарнир не вращается.
– Можно привести его в чувство? – осведомился Григгс.
Они слышали, как Лютер и Николай обменялись несколькими фразами. Затем Лютер спросил:
– Вы хотите, чтобы это выглядело красиво?
– Как получится. Ребята, нам нужна энергия, иначе начнутся неприятности.
– Попробуем поиграть в автосервис.
Эмма посмотрела на Григгса:
– Это то, о чем я подумала?
Но ответил на этот вопрос не Григгс, а Лютер:
– Сейчас мы вытащим молоток и поставим этого сукина сына на место.
Он все еще был жив.
Доктор Айзек Роман через смотровое окно наблюдал за своим несчастным коллегой: тот сидел на больничной кровати и пялился в телевизор. Как ни странно, мультик по детскому телеканалу, однако пациент смотрел его с невероятной сосредоточенностью. Он даже не взглянул на медсестру в скафандре, которая зашла в комнату, чтобы унести поднос с нетронутым обедом.