Грегориан поднял трубку:
– Господин президент, боюсь, у нас не слишком много времени для принятия решения. Они могут начать сход с орбиты в любую минуту. Да, сэр, я знаю, что это тяжелое решение, но рекомендации – и мои, и господина Профитта – остаются прежними.
«Какие рекомендации?» – в панике подумал Джек.
– Они начали сход с орбиты! – выкрикнул офицер Военно-воздушных сил, сидевший за одним из пультов управления.
– У нас нет времени, сэр, – проговорил Грегориан. – Ответ нам нужен прямо сейчас. – Последовала долгая пауза. Затем генерал с облегчением кивнул. – Вы приняли правильное решение. Спасибо. – Он повесил трубку и повернулся к офицерам. – Решено.
– Что решено? – заволновался Эллис. – Что вы собираетесь сделать?
Его вопрос проигнорировали. Офицер поднял трубку и просто отдал приказ:
– Будьте готовы к запуску ЗП.
«Что это за ЗП?» – удивился Джек. Он посмотрел на Тодда и по озадаченному выражению его лица понял: он тоже не знает, что готовят к запуску.
На вопрос ответил Традж – офицер службы расчета траекторий. Он подошел к их пульту и прошептал:
– Это заатмосферный перехватчик – средство поражения за пределами атмосферы. Они собираются сбить спускаемый аппарат.
– Объект должен быть нейтрализован до входа в атмосферу, – заявил Грегориан.
Джек в панике вскочил на ноги:
– Нет!
Почти тут же в знак протеста поднялись со своих мест и другие операторы. Их крики заглушали Капкома, который надрывал связки, стараясь перекричать всех.
– МКС вышла на связь! МКС на связи!
«МКС? Значит, кто-то остался на борту. Они оставили там кого-то».
Джек прикрыл наушники руками и вслушался в голос со станции.
Это была Эмма.
– Хьюстон, это Уотсон, МКС. Астронавт Эймс не заражен. Повторяю, он не заражен. Он единственный член экипажа, возвращающийся на спускаемом аппарате. Настоятельно прошу вас позволить аппарату приземлиться.
– Вас понял, МКС, – ответил Капком.
– Видите? Нет причины сбивать аппарат, – сказал Эллис Грегориану. – Остановите запуск вашего перехватчика!
– Откуда нам знать, правду ли говорит Уотсон, – возразил Грегориан.
– Она наверняка говорит правду. Зачем тогда ей оставаться на станции? Она лишила себя возможности вернуться. КАС – единственный спускаемый аппарат на борту МКС!
Услышав это, Джек потерял дар речи. Нервный разговор между Эллисом и Грегорианом перестал его интересовать. Джека больше не волновала судьба спускаемого аппарата. Он мог думать только об Эмме, которая теперь была одна на станции без всякой возможности эвакуироваться.
«Она знает, что заболела. Она осталась умирать».
– КАС закончил сход с орбиты. Он спускается. Траектория на переднем экране.
Корабль аварийного спасения с одним пассажиром на борту появился на карте мира в виде маленького пятнышка. Теперь они могли связаться с ним.
– Это астронавт Лютер Эймс. Я приближаюсь к входной высоте, все системы работают нормально.
Офицер посмотрел на Грегориана:
– Мы готовы запустить ЗП.
– Не нужно, – возразил Вуди Эллис. – Он не болен. Мы можем принять его!
– Возможно, заражен сам аппарат, – настаивал Грегориан.
– Вы не можете этого знать!
– Я не могу это исключать. Я не могу рисковать жизнями людей на Земле.
– Черт возьми, но это же убийство!
– Он не подчинился приказу. Он знал, как мы на это отреагируем.
Грегориан кивнул офицеру.
– ЗП запущен, сэр, – ответил офицер.
Мгновенно в комнате стало тихо. Вуди Эллис, бледный и трясущийся, пристально смотрел на передний экран, на множество траекторий, перекрещивающихся в одной точке.
Минуты проходили в мертвой тишине. В передней части зала тихо плакали женщины-операторы.
– Хьюстон, я приближаюсь к границе вхождения. – Бодрый голос Лютера, раздавшийся в наушниках, повергал присутствовавших в шок. – Буду весьма благодарен, если кто-нибудь встретит меня на Земле, – мне понадобится помощь, чтобы выбраться из скафандра.
Никто не ответил. Не нашел сил это сделать.
– Хьюстон! – произнес Лютер после секундной тишины. – Эй, где вы там?
Наконец Капком собрался с духом и срывающимся голосом ответил:
– Э-э-э… вас понял. Старина Лютер, встретим тебя с бочонком пива, танцовщицами и все такое…
– Эй, да вы, ребята, наконец разговорились. Ладно, похоже, я выхожу из зоны действия сигнала. Держите пиво в холодильнике, а я…
Раздались помехи. Затем связь оборвалась.
Пятнышко на переднем экране взорвалось яркой вспышкой, разлетаясь на фрагменты, которые на экране превратились в пиксельную пыль.
Вуди Эллис упал в кресло и уронил голову на руки.
– МКС, включаю канал связи космос – Земля, – объявил Капком. – Ждите.
«Поговори со мной, Джек. Пожалуйста, поговори со мной», – молча молила Эмма, скользя в полумраке жилого модуля. Вентиляторы не работали, и в модуле было так тихо, что она слышала биение собственного сердца, движение воздуха, который втягивали и выталкивали ее легкие.
Она вздрогнула, когда голос оператора вдруг произнес:
– Связь включена. Можете приступать.
– Джек! – позвала она.
– Я здесь. Я здесь, дорогая.
– Он не был заражен! Я же сказала им, что он не инфицирован…
– Мы пытались остановить их! Приказ поступил из Белого дома. Они не хотели рисковать.
– Это я виновата. – Эмма заплакала от изнеможения. Она была одна, и ей было страшно. А еще мучилась оттого, что приняла неверное решение, стала причиной катастрофы. – Я думала, они позволят ему вернуться. Я думала, это его единственный шанс выжить.
– Почему ты осталась, Эмма?
– Мне пришлось. – Она глубоко вздохнула и добавила: – Я заразилась.
– Ты подверглась воздействию инфекции. Это не значит, что ты заражена.
– Я только что сделала анализ крови, Джек. Уровень амилазы растет.
Он промолчал.
– После контакта с инфекцией прошло уже восемь часов. У меня осталось от двадцати четырех до сорока восьми часов, а потом я… потеряю трудоспособность. – Ее голос выровнялся. Теперь она говорила удивительно спокойно, словно речь шла о чужом умирающем пациенте. – Этого достаточно, чтобы кое-что доделать. Отправить за борт тела. Поменять фильтры и запустить вентиляцию. Чтобы облегчить уборку следующему экипажу. Если вообще будет следующий экипаж…
Джек продолжал молчать.
– А что касается моих останков… – Голос Эммы был поразительно бесстрастным, ей удалось подавить все эмоции. – Когда придет время, думаю, для блага станции мне стоит выйти в открытый космос, где я не смогу никого заразить после смерти. После того как мое тело… – Она замолчала. – «Орлан» легко надеть без посторонней помощи. У меня под рукой валиум и прочие сильнодействующие средства. Так что я буду спать, когда кончится воздух. Знаешь, Джек, если задуматься, это не такой уж плохой способ уйти из жизни. Плыть в космосе. Глядеть на Землю, на звезды. Погрузиться в сон…
Затем Эмма услышала Джека. Он плакал.
– Джек, – тихо проговорила она, – я люблю тебя. Я не знаю, почему мы разошлись. Но уверена – во многом виновата я.
Он вздохнул:
– Эмма, не надо.
– Как же это глупо! Почему бы не сказать об этом раньше? Возможно, ты считаешь, я говорю тебе это потому, что должна умереть. Но, Джек, честное слово, правда в том…
– Ты не умрешь. – Он повторил это снова, со злостью в голосе: – Ты не умрешь.
– Ты же слышал, что сказал доктор Роман. Ничего не помогло.
– Помогла барокамера.
– Ее не успеют сюда доставить. А без КАСа я не смогу попасть домой. Даже если мне позволят вернуться.
– Должен быть выход. Ты сможешь создать эффект гипербарокамеры. Это помогло инфицированным мышам. Они остались живы, так что это уже кое-что. Только они и выжили.
«Нет, – вдруг поняла Эмма. – Не только они».
Она медленно обернулась и посмотрела на люк, ведущий в Нод-1.
«Мышь, – вспомнила она. – Жива ли та мышь?»
– Эмма!
– Оставайся на связи. Я хочу кое-что проверить в лаборатории.
Она пересекла Нод-1 и скользнула в американскую лабораторию. Здесь тоже пахло запекшейся кровью, и даже в полумраке Эмма видела темные пятна на стенах. Она подплыла к отсеку с животными, вытащила клетку с мышами и посветила внутрь фонариком.
Луч выхватил жалкое зрелище. Мышь с раздутым брюхом билась в агонии, лапки молотили по воздуху, открытая пасть жадно заглатывала воздух.
«Ты не можешь умереть, – думала Эмма. – Ты же выжила, ты же исключение из правил. Доказательство того, что у меня еще есть надежда».
Мышь сжалась, ее тельце скрючилось в агонии. Струйка крови показалась между задними лапками, распадаясь на кружащиеся капельки. Эмма знала, что будет потом: последний приступ – и мозг превратится в кашу переваренных белков. Она видела новую порцию крови, запачкавшую белый мех на задней части мышиного тельца. А потом Эмма увидела что-то розовое, выглянувшее между задними лапками мыши.
Оно двигалось.
Мышь снова задергалась.
Из нее выскользнуло извивавшееся безволосое розовое тельце. От брюшка тянулась блестящая ниточка. Пуповина.
– Джек, – зашептала она. – Джек!
– Я здесь.
– Мышь… самка…
– Что с ней?
– Три последние недели она неоднократно контактировала с Химерой, но не заболела. Она единственная выжившая мышь.
– Она до сих пор жива?
– Да. Думаю, я знаю почему. Она была беременна.
Мышь снова начала корчиться. Появился еще один мышонок, блестящий от крови и слизи.
– Должно быть, это случилось, когда Кеничи посадил ее в отсек с самцами, – продолжала Эмма. – Я не следила за ней. Я не думала…
– Почему беременность так подействовала? Почему она защитила ее?
Эмма плавала в полумраке, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Недавняя работа в открытом космосе и шок от смерти Лютера истощили ее. Она знала, что Джек тоже без сил. Два усталых разума против бомбы с часовым механизмом – ее болезни.