— Не знаю.
— И я не знаю. Так вот, возможно, само по себе жертвоприношение не имеет никакого значения. Ну, труп. Хотя высокие лорды могли бы лучше следить за своими сыновьями… Однако они очень заняты, заседая в совете и решая — так ли страшно мы опасны, предоставляя вам лекарства, технологии и… дружбу.
— День…
— Я уже более трехсот лет День. Круглые сутки.
— Вся эта история похожа на бред.
— Конечно, — легко согласился дролери. — Только это не делает ее менее опасной.
Рамиро открыл ящичек, в котором лежал обещанный подарок. В голове толклись обрывки мыслей, никак не желая укладываться в единое целое. Книга в красивом старинном переплете. Он безучастно глянул.
«Песни Синего дракона». Надо же… Раритет. Сборник найльских легенд; в Даре сто лет не переиздавался.
Что он знает о Полночи… Демоны… хлопанье крыльев во мраке… нельзя войти без приглашения в дверь чужого дома… Холодный Господин со своей сетью. Зеленоватое сияние, которое иногда видишь в кошмарах… проклятые души… сделки с Полуночью. Ножи.
«Я помню лета яркий свет и годы впереди, но ледяней и злее всех клинок в моей груди. Я вижу мир как наяву, я слышу пенье вод, и смерть напрасно я зову к себе который год…»
— Полночь — она же, ну… вроде никак себя не проявляет уже много лет. Трудно поверить, что…
— Рамиро Илен, — проникновенно сказал День. — Было время, когда тебе трудно было поверить в меня. Если мне не изменяет память, ты все время норовил меня пощупать и приговаривал что-то вроде «мары меня раздери, это же дролери из Холмов».
— Ну, ты… — Рамиро смутился. Ему ярко представились юные годы, и то утро в лесу после долгого и мучительного отступления, когда на поляну к ним вышло сияющее, как луч, золотоволосое создание, без видимых усилий несущее тяжеленный вещмешок и винтовку, обмотанную тряпками. — Ты, День, — это же ты. Другое дело.
— Может случиться так, что Полночь тоже может стать «другим делом». — «Орка» остановилась. — Приехали. Вылезай.
Рамиро посмотрел на дролери. Идеальный профиль, хоть на монету чекань; костюм с иголочки, руки в перчатках лежат на замшевой шкуре руля…
— Проваливай, — красивые губы сжались. День упорно смотрел на дорогу. — В свете происходящего мне хочется бегать по кругу и голосить, я лучше сделаю это в одиночестве. Чтобы… не разрушать твоих иллюзий.
Рамиро вздохнул и полез из машины.
— Книгу забыл. И… Раро.
— Что?
— Почитай ее внимательно, подумай. Там немало написано о том, как ведут себя фолари в присутствии Полночи.
— Хорошо.
— Я говорю серьезно. Если все так плохо, как я думаю, избавься от мальчишки как можно скорее. Верни его обратно в канаву.
— Угу.
— Я бы не хотел через некоторое время собирать по квартире твои размотанные кишки.
— Ага.
Рамиро захлопнул дверь и пошел к своему подъезду. «Орка» некоторое время стояла на месте, потом бесшумно тронулась и исчезла в путанице переулков.
Экскурсионный автобус шел по левому берегу Маржины, оставив позади и внизу речной порт с лесом желтых грузовых кранов, складами и железной дорогой. Небо над заливом Ла Бока сделалось пустым и золотым, как жерло ангельской трубы. За автобусным окном плыли тесные улицы, перекрестки, стада разномастных машин, рекламные щиты и ранняя иллюминация.
От старого города остались одни воспоминания. Глядя в окно, он не узнавал ничего, даже силуэта прибрежных скал.
Южные Уста горели несколько раз, их превращали в руины, отстраивали заново поверх старых фундаментов.
— Прекрасные господа, взгляните налево, мы подъезжаем к старому замку, одному из самых ярких и хорошо сохранившихся архитектурных памятников Южных Уст. Замок стоит на драконидском фундаменте; таким образом, самые старые его части насчитывают более двух тысяч лет истории. Впервые замок был перестроен Хаспе Наррано, первым лордом Нурраном; сильно пострадал во время нашествия Ньето Браво, восстановлен; южная башня разрушена еще раз во время Изгнания Лавенгов, но также перестроена архитекторами Амано Ливьяно и долгое время использовалась как мескита. В ее очертаниях ясно прослеживаются веяния лестанской архитектуры, такие, как отделка изразцами, луковицеобразное завершение и двойные арки…
Он не узнал и старый замок Нурранов. Когда-то гордо возвышавшийся над городом на самой высокой точке полудуги, обнимающей южную столицу, теперь он сжался, ссутулился, уменьшился у колен современных зданий. Словно бы врос в землю. Ров исчез, перед распахнутыми воротами на маленькой асфальтированной площади продавали мороженое и фотографировали с обезьянкой. Вместе с группой туристов он прошел во двор, горбато мощенный булыжником (потрепанное, устаревшее новшество; в его время здесь были широкие плиты из серого камня, ровные, как стол). Квадрат донжона едва угадывался в пристройках, Библиотечную башню действительно перестроили в церковь. Часть двора перегорожена кирпичным забором с запертыми глухими воротами, из-за забора торчат строительные леса.
Музей занимал первый этаж донжона. Большой полутемный холл внутри немного напоминал прежний зал для пиров, но абрис внутренних галерей изменился — они опустились, стали массивней и обзавелись подпорками. Двойной ряд ветхих знамен, свисавших с балок, шевелил сквозняк. Многие гербы незнакомы, но шиты тем же тусклым золотом и выцветшим шелком, что и герб их сюзерена — нуррановский крылатый корабль. Центр залы огорожен бархатными шнурами — напольная плитка там оказалась разобрана, и в широкой яме глубиной почти в ярд сверкала многоцветная мозаика. Недавно восстановленная, как сказала экскурсовод. Более двух тысячелетий назад это был пол драконидского атриума.
Сняв темные очки, он простоял перед ямой минут десять, дивясь откопанной реставраторами красоте. Он хорошо знал старый замок, но сильно траченные драконидские мозаики встречались только в прачечных и подвалах.
Потом в зале стало шумно, он огляделся и понял, что потерял свою экскурсию, а вместо чинных туристов зал наполнила ярко одетая ребятня.
— Дети, дети, не разбегайтесь! Посмотрите сюда, здесь во времена высоких лордов пировал лорд Нурран и его верные. Смотрите, какой большой камин, во время пира прямо в нем жарили целые бычьи туши… Рико, не надо садиться на трон, да еще с ногами. Нет, лорд Нурран был не толстый, это двухместный трон, для лорда и его леди. В каком году рей Ливьяно занял Южные Уста, кто нам скажет? Крита, ты скажешь? Крита! Вылези из камина, ты же не бычья туша!
Хохот, визг.
Он двинулся было прочь, но его чуть не сбила с ног влетевшая в залу женщина.
— Госпожа Алина! Ах, наконец я вас нашла. Госпожа Алина, я забираю Криту.
— Госпожа Эвита? — Учительница остановилась, окруженная гомонящим выводком. — Что случилось?
— Пока ничего, слава Господу. — Женщина выдернула из толпы смуглую девочку, с бантами, в оборчатом платьице с фартуком и в спущенных гольфах. Девочка повисла у нее на руке и заныла: «Не хочу домо-о-ой!» — Муж с работы позвонил, велел детей забрать на всякий случай. Госпожа Алина, к вам никаких претензий; беспокойно мне, да и муж звонил…
— Не хочу домо-о-о-ой!.. Не хочу! Не хочу-у-у-у-у!
— Я уж перестрахуюсь, с вашего позволения. Пока искала вас, всякого наслушалась. Боюсь, стрелять начнут… Вы бы тоже возвращались, не ровен час…
Госпожа Эвита удалилась, волоча скандалящую дочку. Учительница растерянно оглядела вверенных ей чад. Чада клубились.
— Дети, не разбегайтесь… Слышите? От меня ни на шаг! Взяли друг друга за руки! Встали в пары! Дети, мы сейчас вернемся в школу.
— У-у-у-у! — разочарованно взвыли полтора десятка голосов.
Он отошел вглубь зала к витринам, подсвеченным электричеством. В одной, среди мятых серебряных кубков, стертых монет и ржавых клинков, разломанных, как хлебцы, на множество кусков, лежал на боку шлем. Его словно ударило по глазам. Кованый, неоднократно правленый, потерявший форму, лишенный наносника. Внутри еще оставались зацепы для подвески. Шлем Лусеро Нуррана или Сакрэ Альбы… у него самого был такой.
«Предмет неизвестного назначения. Предположительно, ступка. XII в.»
Он отвел взгляд и прошел мимо витрин к выходу.
Через забор свешивались акации, в перистой их листве терялись спирали колючей проволоки, протянутые вдоль верхней кромки. Крашеные доски могли обмануть кого угодно, но не Ножа — за досками он явственно ощущал железные прутья. Он бы справился с ними, но, конечно, не на виду у всей улицы.
Надо бы дождаться ночи. Ожидание, скорее всего, будет фатальным. Вполне вероятно, что уже поздно и рейны нет в живых. Увы, он не мог определить, жив человек или мертв, взглянув на его фотографию, как некогда умел делать знакомый маг Амаргин. Но Амаргина теперь даже его паскудная фюльгья найти не может. Придется действовать наобум.
Он терпеливо двигался вдоль забора. Забор свернул от улицы вглубь дворов, пересек какой-то переулок, уткнулся в стену. Он дал крюка и обошел дома, потом долго искал вновь свернувший забор. Улица, вдоль которой забор тянулся, была почти без машин, зато навстречу двигались люди, по большей части — молодые парни и девушки. Кто-то ехал на велосипеде. Студенты?
А вот и ворота. За воротами виднелся пустырь с курганами вынутой почвы и несколько дощатых домиков. Ворота пересекал шлагбаум. Сбоку, в маленькой будке, сидел сторож. Студенты выходили именно из этих ворот.
Он показал сторожу пустой бумажный квадратик с печатью Кампо Селесте, отрекомендовался профессором катандеранского Королевского университета и прошел на раскоп. За грядами отвалов, за дальним кирпичным забором вставал купол-луковка бывшей Библиотечной башни и бывшей мескиты. Сам раскоп располагался на месте сада и части внешнего двора. Рабочий день на раскопе закончился; ребята стаскивали носилки, лопаты и тачки под навесы.
Он прошагал по деревянному настилу через отвалы и заглянул в глубокий, как пропасть, котлован. С далекого дна росли лабиринты стен и разноуровневых площадок, соединенных деревянными трапами. Трапы, ведущие на поверхность, выволокли у него на глазах — котлован на ночь сделался недоступен. Теперь в яму можно было только спрыгнуть. Неосторожный зевака, забредший сюда ночью, мог в два счета сломать шею.