Это было намеком: мол, простите, устал. Оба поняли, что пора оставить хозяина одного и заторопились проститься.
— Прости, Сашенька, что занятия сегодня не получилось: видишь, уморился твой старикан! — Борис Ефимович с трудом поднялся, чтобы проводить своих юных гостей. — Что-то быстро я стал уставать, наверное, это после болезни — пройдет. Значит жду тебя, Александр, как обычно в среду к семи. Ну, а тебя, моя милая, рад видеть всегда, с восьми утра и до часу ночи! Не забывай старика. Ну, до скорого.
Он стоял на пороге в золотом круге света и махал им рукой. Налетевший откуда ни возьмись порыв ветра развеял снежный нанос над козырьком у двери, и старика запорошило снегом с ног до головы. Он вскинул голову, стал отряхиваться, потом что-то сказал, но они не слыхали — они были уже у калитки. Тогда он приложил ладони ко рту и крикнул:
— Поглядите, какие звезды!
Сашка и Маргарита послушно запрокинули головы и разом потонули в темной сини небес. Звезды глядели на них, глядели в упор… и эта синь, этот свод небес, усеянный золотистыми звездами, были похожи на письмена, начертанные на самом древнем из языков, известных Вселенной…
Это было как благословение… Точно им говорили: идите и ничего не бойтесь, мы храним вас! И кто же были эти «мы» оба не знали: ангелы ли или иные всесильные существа. Но обоим стало вдруг так хорошо, так светло на душе, что они переглянулись, улыбнулись друг другу, ещё раз помахали Борису Ефимовичу и вместе двинулись к остановке метро, болтая о том, о сем…
Глава 9ВОРОНЕНОК
— … И, понимаешь, в училище на репетиции, — а в основном я там репетирую со своим педагогом, Людмилой Ивановной, — ну вот, там все получается, все идет как по маслу! У меня хороший партнер — Вовка Балуев из выпускного класса, мне с ним удобно…
Они перешли «на ты» и не спеша направлялись к метро по утоптанной тропинке парка — свернули в парк, не сговариваясь, хоть получался приличный крюк — напрямик было гораздо быстрее… Фонари, горевшие там и тут, высвечивали силуэты деревьев, тонкую вязь голых веток, — у каждого дерева разную, неповторимую, снег блестел так, точно повсюду были разбросаны мельчайшие драгоценные камни, их можно было потрогать, окунуть в них лицо, вдохнуть сыроватый запах снежной свежести… Марго так и делала: то дело набирала полные пригоршни снега и разглядывала его, точно он был редким произведением искусства… один раз даже лизнула! А потом вдруг сворачивала с тропинки, чуть ли не по колено проваливалась в снег, и, смеясь, протаптывала среди нетронутой белизны свои тропинки.
Саня не верил своему счастью: вот она, рядом! Одетая в короткий полушубок из чернобурки, в маленькой шерстяной черной шапочке наподобие чалмы, и высоких обтягивающих ножку сапогах, Марго была так хороша, что у него дыхание перехватывало. И он шел, не зная, сон это или явь, и не верил, что может и в самом деле стать счастливым. Нет, ему ничего не нужно шальные мысли об обладании ею казались теперь дикими и совершенно безумными. Ну, в самом деле, стоило только посмотреть на нее, а потом на себя в зеркало. Чтобы такой урод, да рядом с такой принцессой… нет, это противно природе! Он наслаждался простой возможностью быть рядом с ней, разговаривать, слушать звук её голоса, хрустальный смех, глядеть, как она носится по заснеженному парку, сама легкая и невесомая, как летящий снег… И от того, что он понял это и принял, и расстался со своей несбыточной мечтой, ему стало гораздо спокойнее. Хорошо, что она есть на свете, Маргарита Березина, это живое чудо! Что идет она по Москве, вскинув голову, своей царственной горделивой походкой, а он, благоговея, тащится рядом. Вот пускай так и будет, ему довольно её милости: просто позволить ему быть поблизости, нарисовать портрет, поговорить о чем-нибудь иногда… Да, что там, он готов всю жизнь рисовать её, он её завалит портретами, станет знаменитым художником, чтоб иметь право называться её пажом, слугой…
«А, может быть, другом?» — мелькнула внезапная мысль. И мир вокруг ожил — он осветился надеждой.
— Ну вот, в училище я совершенно спокойна, и все у меня получается, а в театре… Ох, как подумаю о премьере, поджилки трясутся! Понимаешь, Саш, я там вся разваливаюсь, никак не могу собраться, с пируэтов срываюсь, с партнером не ладится, о сольной вариации из Гран-па и не говорю — это просто стыд какой-то… Как-то на репетиции станцевала вариацию, — довольно неважненько, это я понимаю, — а из-за кулис, да громко так, чтоб я слышала: «Ну, наваляла!» — низкий такой прокуренный женский голос. А другая — той в ответ: «Так, чего ты хочешь, она же ничего не умеет! Ну, арабеск у неё ничего, довольно красивые линии, и мордочка смазливая, а так… просто пустое место. Я бы её к театру на километр на подпустила!» Представляешь?! И я знаю, кто это говорил — обе довольно известные… Нет, не солистки, конечно, прежде таких называли корифейками: ну, у них может быть парная вариация в спектакле или вставное па-де-де… не больше. Но это к делу не относится, просто мне очень трудно. И рассказать-то некому: родители, понятно, не в счет. Вот, пришла поплакаться в жилетку к дяде Боре, а не то, думаю, с ума можно сойти…
— Слушай, а я ведь под дверью стоял, все не решался войти и многое слышал… — набравшись храбрости, признался Саня.
— Да я знаю… — улыбнулась Марго.
— По-моему, Борис Ефимович очень правильно говорил: плюнь ты на них и все дела! Просто они знают, что у них так никогда не получится, что за тобой — будущее, а им остается только… как бы это сказать?
— Кулисы подпирать! — рассмеялась она.
— Вот именно!
— Саш, а чего ты за мной ходил? Прямо как шпион, честное слово!
— Ну… — он покраснел как рак и отвернулся. — Сама, что ли, не понимаешь? — признание оказалось делом нелегким.
— Ладно, проехали! — она нагнулась, набрала полные пригоршни снега и запорошила ему лицо.
Саня, принялся отряхиваться, мотая головой как неуклюжий щенок, потом осмелел, тоже зачерпнул снега и швырнул ей вдогонку — Марго, смеясь, убегала… он едва догнал её.
— Ты знаешь, я прямо удивилась, как здорово птицы у тебя получаются… прямо как живые! — Марго перестала порхать и шла, прямая как стрела, — они приближались к метро.
— А, это… Ну, просто я в зоопарк последнее время часто ходил, глядел на них… там всякие грифы, и коршуны, такие громадины! Они за сеткой сидят. Может, поэтому…
— Нет, мне кажется, просто ты любишь птиц. Потому что, другой может в зоопарке хоть поселиться, а все равно у него так не получится. У тебя правда талант.
— М-м-м… — промычал Саня, и горячая волна радости опахнула его, он и не знал, как, оказывается, жить хорошо! — Я тебя до дому провожу, ладно?
— Давай. Да, слушай, раз ты так любишь птиц… Я тут на днях подобрала вороненка. Он откуда-то выпал, не знаю, где они выводятся в городе: на чердаках или где… В общем, он возле дома в снегу лежал, жалкий такой. Вроде ничего не сломано, но летать он ещё не умеет — его бы первая попавшаяся кошка съела. В общем, я его домой забрала. А он гадит, кричит, да так громко — кушать все время просит. Или возмущается: куда это, мол, меня запихнули, где родители?! Я его в картонную коробку посадила, дырочки в ней проделала… но моя мама — она просто от этого крика в ужасе, у неё часто голова болит — мигрень — а тут такое… Может ты его к себе возьмешь? А я его навещать буду…
Нет, поистине это был самый счастливый день! Саня себе такого даже представить не мог: Марго будет запросто заходить к нему, они начнут перезваниваться… чудеса, да и только!
— Конечно возьму! Я правда с птенцами, дела никогда не имел, но попробую. Ты ведь говоришь, он вроде бы ничего себе не повредил? Тогда нужно просто выкормить этого вороненка, дать окрепнуть… а потом мы его вместе выпустим.
— А может, ты так к нему привяжешься что и не захочешь отпускать! Вороны, они, знаешь, какие умные, некоторых даже можно научить разговаривать…
— Да, говорят… Но ему-то как это понравится? Он же птица вольная, жалко… Хотя он может потом, когда вырастет, к окну прилетать — форточка у нас всегда открыта. Как в родное гнездо, так сказать…
— Ой, рано мы с тобой размечтались! Сначала нужно, чтоб он окреп. Ну что, едем ко мне?
— Поехали!
Они спустились в метро, сели в вагон, и Сашка с наслаждением ловил восхищенные взгляды, какими пассажиры окидывали Маргариту. Надо сказать, что и он явно вызывал интерес: если парень рядом с такой девушкой, значит что-то из себя представляет… Ведь на брата Марго он уж никак не был похож!
Они сошли на «Белорусской», Марго съехидничала, что он уже знает дорогу, и припомнила как он выглядел, когда топал за ней с таким потерянным видом, точно заблудился в трех соснах! Марго набрала код подъезда, дверь отворилась, но теперь он не остался торчать во дворе, а вошел за ней. Они поднялись в лифте на пятый этаж, она отперла стальную дверь с сейфовым замком, и они очутились внутри.
— Маргоша, что-то ты припозднилась! — в коридоре появилась статная высокая дама, яркая блондинка с короткими волосами, забранными под бархатный ободок. — А это кто? — она произнесла это таким тоном, точно Сашки тут и в помине не было…
— Мам, познакомься, это Саша, ученик дяди Бори. Мы с ним у него в мастерской познакомились. А это моя мама, Анна Львовна.
— Здравствуйте.
— А, очень приятно… — томно сказала дама, протягивая ему руку для поцелуя.
Парень совсем растерялся, он не знал как это делается, и ткнулся носом в ухоженную полную руку с длинными ногтями, покрытыми малиновым лаком.
— Мам, Саша пришел, чтобы избавить тебя от мучений, он забирает птенца.
— О, как это мило! Вы, наверное, очень любите животных, да, Сашенька? — заворковала она, сменив тон, — теперь в нем проскальзывали умильные нотки. — Я ваша должница, требуйте от меня, что хотите! — она театрально развела руками, мол, вот я, вся перед вами, и Сашке захотелось как можно скорее оказаться подальше от этой особы. Но Марго… как грустно с ней расставаться! Но нет, на сегодня довольно, пора и честь знать, она устала наверное…