— В противном случае мне будет очень сложно доказать твою непричастность к событиям.
— Можешь не доказывать.
— Ага! — взбеленился сейчас же Гэлад. — Давай перестреляем всех, кого можно, и успокоимся. Сначала вот его, — он кивнул на загнанно дышащего Халька, — потом тебя. Думаешь, кто-нибудь вспомнит потом о твоих заслугах перед верой, царем и отечеством?!
Они говорили так, чтоб не услышал больше никто, но их все равно услышали. Правда, оценить не успели.
— Собаки, — Хальк поднял голову. — Пошли, быстро.
Им повезло, потому что случилась метель. Иначе их переловили бы, как кроликов.
Стекло в окне под потолком было выбито, снег залетал в пролом и не таял, ложился сугробами на идущие вдоль стен трубы.
Беглецы сидели, тесно сбившись, у стены пустого цеха. Ветер гулял сквозняками, гонял по полу мусор. Снаружи, сквозь гуденье метели, доносились одиночные выстрелы и собачий лай.
— Крысиная охота, — негромко сказал Пашка. На него цыкнули: и без того страшно.
— Мальчики, я так больше не могу, — пожаловалась Мета.
— Можешь.
— Мне холодно!
— Иди, — без всякой злости сказал ей Гай. — Там люди, они поймут тебя и пожалеют.
— Дурак! — Мета стукнула зубами. — Укушу!
Потянулись минуты. Долго. Когда Даг наконец взглянул на часы, выяснилось, что прошло минут двадцать. Дико хотелось пить. Самое обидное заключалось в том, что воды-то было навалом: выйди на лестницу, где окна пониже, ткни локтем застрявшие в низу рамы осколки и горстями ешь легший на карнизы снег. Правда, никто при этом не гарантирует, что тебя не подстрелит засевший где-нибудь под елкой снайпер. Говорят, без воды человек может прожить трое суток. А без коммунальных удобств — сколько?
Даг нехотя поднялся. Просто невероятно, как могут за полчаса оцепенеть спина и ноги.
— Ты куда? — Мета, сидевшая рядом, сразу же вцепилась ему в рукав.
— Туда, — сказал Даг внушительно.
— Я с тобой. Я с этими балбесами не останусь.
— Дура, — сказал Даг ей ласково. — Со мной нельзя. Туда, между прочим, даже государыня одна ходит.
— Тебе-то почем знать? — подал голос Пашка.
— Догадался.
— Заткнитесь! — шикнул Гай. — Там кто-то есть.
— Где?!
Гай кивнул подбородком на длинный, ведущий к лестнице коридор. Оттуда и впрямь слышались шаги.
— Во топчется, — восхитилась Мета. — Как слон! Даже ветром не забило…
Даг молча поднял с пола «сэберт», передернул затвор.
— Пойти познакомиться, что ли?
— Опусти пушку, — Лаки чмыхнул и вытер перчаткой нос. — А то, не дай Бог, выстрелишь, и сюда рванет вся королевская рать. Им там холодно, в овраге-то…
Даг откинулся затылком к стене. Как-то враз, противно, ослабли колени. «Сэберт» тяжело стукнулся прикладом о каменный пол.
— Здрасьте, — сказал Даг. — Адьютант ее превосходительства…
«Адьютант» невозмутимо дернул плечом и опять чмыхнул. Если бы не насморк, Даг бы сказал, что никакие заботы Лаки не отягчают.
— Ты как нас нашел?
— А по следам, — откликнулся Лаки беззаботно, пиная носком сапога кирпичную крошку. — Там подветренная сторона, метет не очень. Если знать…
— А ты знал?
Лаки с удовольствием созерцал искореженные лестничные перила. Даг поднял голову: над перилами, как арбузы на бахче, торчали головы друзей и соратников. Лаки огладил буйные кудри и отвесил всем, а особенно Мете, изысканный поклон.
— Чему обязаны? — спросил Хальк.
— Хотите, выведу? — предложил Лаки простодушно. — Они сидят в овраге, это сразу за центральной проходной. Вы проходите здесь, очень быстро, после бегом по виадуку и вниз, а там мимо элеватора — к речке…
— В порт? — усомнился Даг.
— Там уже договорено.
Они стояли перед раскрытыми воротами цеха, надежно скрытые темнотой. Впереди — пару шагов по гулкому листовому железу — было белое, залитое светом прожекторов пространство. Фермы виадука рисовались в этом свете черным кружевом.
— Ну вот что, — сказал Даг, беря Лаки за плечо. — Ты идешь первый. С виадука помашешь.
У Лаки медленно округлялись глаза. Как у дитяти.
— Так, да? — выговорил он еле слышно.
— Со мной люди, — сказал Даг. — Один раненый, одна девчонка.
На прощание Лаки опять чмыхнул носом, ворча, что девчонка сама по себе абсолютное оружие, ее бы выпустить на магистров — и ничего больше не нужно, сложи руки и жди победы…
Даг стоял и смотрел, как он уходит в свет.
Короткими перебежками, припадая то у разбитой полуторки, то у груды строительного хлама, Лаки пересек пространство двора, которое ясно просматривалось с водонапорной башни. Загудели под ногами решетчатые ступеньки виадука. Черная фигурка на мгновение возникла у перил, взмахнула руками над головой крест-накрест.
— Хорошо, — одними губами сказал Даг. — Теперь Мета и Пашка.
— Не пойду.
Даг выразительно посмотрел на Пашку.
— Понял. — Барон вскинул девицу на плечо, шлепнул по пятой точке, чтоб не брыкалась, и рысью помчался через двор.
Потом Даг будет вспоминать жест Лаки, эти вскинутые крестом руки, и гадать, почему он не понял, почему никто из них не догадался, что это было предупреждение.
— Пошли, пошли отсюда… — Дага тянули вперед с настырностью, достойной лучшего применения, сопротивляться не хотелось.
— Битый небитого везет… — Хальк огорченно вздохнул над ухом. Сразу же вслед за этим стены и потолок сдвинулись с привычных мест, круто ушли в сторону и вообще исчезли, а через пять минут выяснилось, что Хальк тащит его на себе и вот-вот упадет.
Он сгрузил Дага у лестницы и опустился рядом. Достал из-за пазухи платок.
— На, утрись. Я тебе лицо разбил, уж извиняйте.
Во рту и впрямь было солоно. Даг осторожно пошевелил языком: зубы вроде на месте.
— Кто-нибудь еще уцелел? Кроме Лаки.
— Не знаю.
Они замолчали, и очень надолго. Потом Даг сказал:
— Кажется, я понял… Они были правы со своим вето. Все: и Алиса, и весь Круг…
— Ты о чем? — Хальк задремал и очнулся с трудом. По всей видимости, та гадость, которой Мета досыта накормила его дома, помалу переставала действовать.
— Этот рассказ, «Кузнечик…». Я получил предупреждение, ты не знаешь, тебя уже не было в Эрлирангорде.
— После Ворот?
— Почти сразу, ты его даже не читал.
Даг услышал, как Хальк усмехнулся.
— Не читал, ясное дело. Потому что я его писал. До Ворот, и не закончил. Ты рукопись сжег?
— Если бы я ее сжег, — сказал Даг невесело, — ничего бы не случилось. И все были бы живы.
Было очень тихо. Ветер шуршал по сбитым ступеням сквозняками, пахло пылью и горелой проводкой. Даг неуютно поежился: холод от бетонной стены ощутимо просачивался под куртку. По-прежнему зверски хотелось пить. Хальк то ли спал, то ли забылся. Даг пожалел его будить.
Не ощущая ни страха перед возможной стрельбой, ни угрызений совести — а что будет с тем же Хальком, если его прибьют? — он выбрался на верхний этаж, под открытое небо: крыша здесь отсутствовала давно и напрочь. Ветер грохотал остатками жести и свистел в перекрытиях. Даг присел на корточки и ладонями зачерпнул снега. Снег был чистый, но пах железом и гарью, от него во рту оставался мерзкий вкус. И все-таки это была вода.
Он хватал губами этот ржавый снег, в горле першило. Даг закашлялся. Надсадно, как чахоточный, и вместе с этим кашлем наконец вылилось все. Весь ужас и вся нелепость сегодняшней ночи, когда люди внезапно перестали быть людьми. Когда для расстрела уже не нужно доказательств, достаточно одного подозрения. И стало вдруг ясно, что Вторжение, которого ждал и боялся Роханский Всадник, уже произошло. А они, умудренные опытом недавней войны Создатели, Мастера и Магистры, не смогли понять, что Вторжение — это не рота пехотинцев и не осназ на броневиках (хотя, конечно, бывает и такое), а вот эта самая каша в голове… Оно конечно, «homo homini lupus…» и все такое, но волки, как правило, страдают если не милосердием, так рациональностью поступков.
Он сидел и смотрел в черное, без звезд, небо. В горле стоял удушливый ком, и кружилась голова. Как будто в него с размаху залепили крепко скатанным грязным снежком, а он не успел увернуться.
… С другой стороны, а чего они ждали? Что их будут носить на руках и дарить по утрам эдельвейсы?! Миры не сочетаются друг с другом, как детали мозаики, и если с материальной культурой еще туда-сюда, то примерить на себя чужую ментальность не всегда приятно. Чаще всего она жмет у горла, и, когда сбрасываешь с себя чужое платье, на шее отчетливо черным — странгуляционные полосы. Вот так вот. И получается, что Алиса где-то очень права в своем вето, не успевшем пока стать законом. Потому что создавать такое — это все равно что себе самому мылить веревку. Ох, как же здорово они наловчились это делать…
Даг набил снегом оставленный Хальком платок и вернулся вниз, на мгновение задержавшись у ската крыши. Отсюда, по прихоти извращенного Вторжением восприятия, сидящие в овраге магистры рисовались, как на ладони. Даг разглядел Яррана в бесформенном балахоне плаща, похожего на оглоблю в кирасе Канцлера, кого-то еще — и государыню, стоящую чуть поодаль, в тени, на плотно утоптанном пятачке под трухлявым ясенем. Они все о чем-то спорили, но слов было не расслышать. Даг посетовал на судьбину и вернулся вниз.
А я был не один, и все равно ничего не смог.
Вражды не одолел, не смял границ, не сломал плотин…
Сперва Дагу показалось, он слышит бред. Но Хальк глядел ему в лицо ясными глазами. Такими ясными, что Дагу сделалось неловко.
— Я принес тебе снегу, — сказал он.
— Спасибо. Я всегда знал, что будет кому подать напиться.
— Ты что, помирать собрался? — с тихим ужасом выговорил Даг.
— Я собрался выйти отсюда. — Хальк говорил и дышал с трудом. Даже в полутьме было видно, как обострились черты его лица.
— Ты сошел с ума, — искренне сказал Даг. Снег таял у него на ладонях, просачиваясь тяжелыми каплями сквозь батист платка.