– Что нового в деле Шимаханского?
– Сегодня я подал жалобу на действия следователя и направил ходатайство о проведении расширенной экспертизы содержимого желудка и крови Шимаханского с учетом прописанных ему препаратов. Это несколько притормозит ход следствия и отсрочит предъявление обвинения, если таковое созреет.
– Спасибо…
– Это мой долг.
Прервав их разговор, в кабинет заглянула Виктория:
– Надежда Алексеевна, приехала Ермакова.
– Несите вещи в примерочную, – приказала Надежда.
Фридманович посмотрел на часы:
– Ну, мне пора.
Ермакова стояла перед зеркалом в парчовом платье. Ее подружки крутились рядом, одергивая подол и поправляя ей волосы.
– Здравствуйте, Аделина! – сказала Надежда.
– Ну вот, смотрю на это позорище, – Ермакова отогнала от себя подруг и встала к зеркалу боком. – Живот откуда-то взялся… Нет, реально – оно же меня полнит! Я в нем как брюхатый тюлень!
– Полнит… Полнит… Ох, как полнит! – заговорили разом подружки.
Аделина сняла платье и недовольно вздохнула:
– Как говорится, за неимением лучшего.
Надежда подала гипюровую накидку. Ермакова надела ее, потрепала рукой подол и сделала два оборота.
– А говорили – нет больше ткани! У вас, если покопаться, все можно найти. – Она скинула накидку и распорядилась: – Заверните.
Надежда облегченно вздохнула:
– Виктория все упакует и рассчитает доплату.
– Не уходите! – остановила ее Аделина.
У Надежды вытянулось лицо в преддверии катастрофы.
– Слушаю.
– Там у вас тканюшка есть одна, хочу из нее пиджак.
– Тканюшка? – Надежда поняла, что конец ее мучений не близок. – А давайте пойдем и посмотрим.
У стенда с тканями Ермакова указала на шелковый пан-бархат «деворе» ярко-сапфирового цвета. Надежде пришлось объяснить, что из такого пиджак не пошить.
– Но я хочу, – уперлась Ермакова.
– Понимаете, Аделина, в пиджаке обязательно используют дублирующие материалы. На бархате «деворе» есть шифоновые «оконца», через которые будет просвечивать дублерин. И потом, такая ткань не держит пиджачную форму. Давайте сошьем из нее мягкий жакет?
– Мягкий – это как?
– Пластичный, красивый, струящийся, – Надежда встряхнула ткань, она вздрогнула, заколыхалась и заиграла переливами света.
– Струящийся? – Аделина оглянулась на подружек, те закивали. – Ну что же, хорошо, давайте струящийся.
Надежда в два счета набросала эскиз, и Ермакова его одобрила. Когда за ней закрылась дверь ателье, с лица Надежды сдуло улыбку. Она закатила глаза и прошептала:
– Когда же все это кончится…
Надежда сама отнесла в закройную ткань для жакета Ермаковой, но застала там только Тищенко. Валентин Михайлович и Фаина были в швейном цехе.
Анастас Зенонович спросил:
– Можем поговорить?
– Конечно, – ответила Надежда.
Тищенко оставил работу и подошел ближе:
– Думаю, вам все же следует вразумить Соколова.
– Опять поругались?
– Повторяю вам в сотый раз: у меня нет к нему никаких претензий. Но он словно караулит меня. То крой не туда положил, то базовые лекала на другой крючок перевесил. Все. Хватит. Надоело.
Надежда закивала головой.
– Понимаю вас. Я поговорю с Соколовым. – Она вышла из закройной и, заглянув в швейный цех, сказала Соколову:
– Валентин Михайлович, у вас на столе – новый заказ Ермаковой.
– Неужели… – безрадостно отреагировал он.
– Выберете время и, пожалуйста, загляните ненадолго ко мне, – попросила Надежда.
Соколов вскинул голову:
– Сейчас?
– Когда вам будет удобно.
Соколов выждал и постучался к Надежде минут через десять.
– Войдите, – проговорила она.
Валентин Михайлович вошел в кабинет и сразу спросил:
– Вам жаловался Тищенко?
– Нет, что вы!
– Не унижайте меня ложью, Надежда Алексеевна.
– Ну, хорошо… – призналась она. – Анастас Зенонович сказал, что у вас случаются ссоры. Это правда?
– Случаются, – кивнул Соколов.
– Поймите, я хочу только одного – чтобы личные отношения не мешали работе.
– У нас с Тищенко нет и не может быть личных отношений.
– Потерпите еще немного его соседство. Я что-нибудь придумаю.
– Во всем виноват я, – сказал Соколов и посмотрел на Надежду так, как умел смотреть только он – виновато, но с чувством достоинства. – Прошу меня извинить.
– Раз уж мы затронули эту тему, позвольте спросить: давно вы знаете Тищенко?
– В ателье на Кутузовском Анастас Зенонович пришел двадцать два года назад.
– У нас вы работаете около десяти лет… – Надежда подсчитала. – Значит, с Тищенко вы проработали около двенадцати? Что можете сказать про него?
Соколов вскинул подбородок и сдержанно произнес:
– Он – отличный мастер, но вместе с тем – дурной человек.
– Что это значит?
– Прошу, не заставляйте меня опускаться до объяснений.
– Простите меня, Валентин Михайлович. Вы правы. Можете идти.
После ухода Соколова неопределенность ситуации не оставляла ее в покое. Перебрав в уме все возможные варианты, Надежда отправилась к матери. Войдя в кабинет, она повела носом:
– Пахнет валокордином. Что-нибудь с сердцем?
– Не у меня, – ответила Ираида Самсоновна, – Валентин Михайлович ко мне заходил. Прошу, не трогай его сегодня.
– Я вовсе не хотела…
– Мужчины такие хрупкие. Признаться, я боюсь его потерять. У нас только-только все стало налаживаться.
– Соколов – прекрасный человек.
– Вот и не трогай его. Что касается Тищенко… Согласна, давай оборудовать мужскую закройную. Я сама скажу об этом Филиппу.
– Хотела тебя спросить… – Надежда подошла ближе к матери. – В личных разговорах Валентин Михайлович никогда не говорил, что стоит между ним и Тищенко?
– Соколов – настоящий мужчина. Снаружи – мягкий и вежливый, но в нем сидит несгибаемый стержень. Он никогда не говорит о подобных вещах. – Ираида Самсоновна взяла со стола платежные документы: – А теперь скажи мне: что это такое?
Надежда взглянула на платежку:
– Оплата ткани для коллекции.
– Как ты могла их израсходовать? Я берегла эти деньги на оплату ремонта.
– Послушай, мама… – проговорила Надежда, – когда ты оплатила четырехметровый резной буфет, я слова тебе не сказала. Ты же упрекаешь меня за втрое меньшую сумму.
– Буфет будет стоять в гостиной и радовать глаз. А твоя коллекция – выброшенные на ветер деньги. – Ираида Самсоновна швырнула платежку на стол.
– Ну, хорошо, если ты так этого хочешь, я откажусь. – Надежда с обидой развернулась и направилась к двери.
Ираида Самсоновна крикнула вслед:
– Я вовсе не настаиваю!
Надежда долго не могла успокоиться, вышагивала по кабинету, выбирая правильные слова, чтобы позвонить Козыреву. Но все случилось, как в поговорке: «Гора пришла к Магомеду». В сопровождении Виктории в ее кабинет явился сам Сергей Аполлинарьевич.
Не дав ему заговорить, Надежда сказала:
– Я не могу участвовать в конкурсе.
– Струсили? – прищурился Козырев.
– Дело не в этом.
– Деньги?
Она промолчала, и он повторил:
– Деньги. Я понимаю.
– Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали…
Он прервал ее вопросом:
– Сколько вам нужно?
Она спокойно ответила:
– Нисколько. По сути, дело не в деньгах. С чего вы взяли, что я возьму у вас хоть копейку?
– Возьмете, – заверил ее Козырев. – Я лично заинтересован в вашей победе. Если пожелаете, можете возместить мне расходы из полученной премии. Она достаточно велика.
Надежда задумалась, потом тихо спросила:
– А если я проиграю?
– Исключено.
– Вы так уверены в моих силах?
– Уверен, – сказал Козырев. – Отныне все счета присылайте мне. Работу швей я также оплачу. Можете считать меня совладельцем вашей коллекции. Контракт пришлю с курьером после того, как его подпишет юрист.
Глава 12Триллер
Ткани для коллекции Надежда велела перенести в свой кабинет. Рулоны составили в угол, предварительно выстелив пол чистой оберточной бумагой.
Весь день Надежда перебирала ткани, расстилала их на столе, укутывала манекен, прибрасывала на себя и смотрелась в зеркало. Потом шла к столу и делала зарисовки. Неожиданно ей в голову пришла идея набивного рисунка для ткани.
Надежда нарисовала акварелью нежный букет роз на фоне заиндевелых веток деревьев, отсканировала, загрузила в компьютер и составила повторяющийся раппорт[10]. Распечатав один фрагмент на цветном принтере, она отправилась к матери.
– Как тебе нравится? – Надежда показала Ираиде Самсоновне свой рисунок.
Та встала из-за стола и подошла ближе:
– Какая прелесть!
– У меня появилась идея.
– Ты опять про коллекцию? – вскинулась Ираида Самсоновна. – Говорю тебе: это бесполезный перевод наших денег.
– Хочу тебя успокоить. У меня появился спонсор. Сергей Аполлинарьевич Козырев берет на себя все расходы по созданию коллекции, включая оплату работы швей.
– Это другое дело. – Ираида Самсоновна взяла в руки рисунок. – Ну ты посмотри, что за прелесть… Ты рисовала?
– Я.
– К чему это применимо?
– Хочу нанести рисунок на ткань.
– Покрасить?
– Можно сказать и так.
– А ну-ка расскажи. Как интересно…
– Существует новая технология – сублимационная печать. Сначала полноцветный рисунок наносится на бумагу – это промежуточный носитель. Потом бумагу прокатывают вместе с тканью через нагретый барабан специального каландрового термопресса, и рисунок переходит на ткань.
– Боже мой, как это сложно… – удивилась Ираида Самсоновна.
– Все очень просто – я только отсылаю на производство белую ткань и рисунок. Там его наносят и возвращают мне ткань, но уже с рисунком. У этой технологии только один минус – ткань должна быть смесовой или полиэфирной. Натуральные ткани не окрашиваются.
– Прекрасная идея. Обязательно печатай с запасом – предложим нашим клиенткам эк