– О чем это говорит?
– Это говорит лишь об одном: прежний портрет был написан при жизни Грушеньки Зотовой и, скорей всего, не был закончен. Когда обезумевший от горя Зотов заказал Сомову полуфигурный портрет дочери в бальном платье с ларцом, художник вырезал из незаконченного портрета то, чем так дорожил: прижизненное изображение головы Грушеньки и ее руки. Эти фрагменты он врезал в новое полотно, что объясняет более позднюю датировку картины.
– Как же вы разглядели?
– Врезные фрагменты хорошо видны на рентгенограмме.
– Какая-то мистическая, нереальная история.
– Но далее случилось еще одно открытие, – с воодушевлением продолжал Крымов. – Когда рентгеновские снимки вывесили на экран негатоскопа, мы поняли, что высказанное ранее предположение, будто фрагменты полотна между собой сшиты, ошибочно. Никаких швов на рентгенограмме не обнаружили. На самом деле это была тонкая, ювелирная работа по соединению двух холстов – прежнего и нового портретов. Чтобы картина не рассыпалась, Сомов тщательным образом, без зазоров, соединил все фрагменты картины и потом склеил их мастикой со стороны подложки.
– В это трудно поверить, но, если вы говорите… – Надежда покачала головой и умолкла.
– И, представьте себе, тот самый символический прием, о котором мы с вами говорили, всего-навсего второй, более поздний слой.
– Заиндевелый зимний парк за спиной Грушеньки? – догадалась Надежда.
– Рентгенограмма показала, что ранее за ее спиной были деревья и кустарники с зелеными кронами.
– Все, как вы предполагали.
– И даже более того… – Сказав многозначительную фразу, Крымов вдруг замолчал.
– Там было что-то еще?
– Второй слой краски на стенке ларца.
– Вы говорили, что Сомову пришлось записать повреждения, которые нацарапал на ларце сошедший с ума Зотов.
– Рентгенограмма обнаружила эти царапины, – подтвердил Крымов.
– Мне даже не по себе…
– Мне – тоже, – откровенно признался он.
– Что там было? Какие-то знаки? Слова или буквы?
– Там было нацарапано всего одно слово.
– Какое?
– Одно слово: «жертва».
– Ух… – Надежда склонила голову и отвела от лица пряди волос. – Мне даже кровь в голову ударила. – Она посмотрела на Крымова: – Что подразумевал Зотов, выцарапывая это слово?
Крымов развел руками:
– Сошедшего с ума человека трудно понять.
– И нет никаких догадок?
– Никаких, – Крымов посмотрел на часы. – У меня осталось десять минут. Сейчас нужно согласовать наши дальнейшие действия. К сожалению, мне не удалось узнать имя заказчика, отдавшего картину на экспертизу. Персональная информация клиента хранится в тайне. Вы обращались в полицию по поводу кражи картины?
Надежда покачала головой:
– Нет, не обращались.
– И это зря! – рассердился Крымов. – Впрочем, я думаю, и сейчас это сделать не поздно. Изъять картину может только полиция. У вас есть какие-то документы, подтверждающие ее покупку?
– Конечно. Есть договор купли-продажи. Моя мать строго следит за этим.
– Прекрасно! – Крымов поднялся с дивана и направился к двери: – У вас есть только завтрашний день. Послезавтра заказчик заберет картину из отдела научной экспертизы. – Он попрощался: – Мое почтение!
После ухода Крымова Надежда сразу же позвонила Льву Астраханскому. Вкратце пересказав информацию, она спросила:
– Что мне теперь делать?
– Писать заявление в полицию! – быстро ответил Лев. – Мы с Протопоповым к тебе приедем. Приготовь заявление, а также документы, подтверждающие, что Ираида Самсоновна – владелица картины
В течение получаса заявление в полицию было написано Ираидой Самсоновной и подготовлен договор купли-продажи. Сама Ираида Самсоновна нервно ходила по кабинету:
– Не верится… Нет, в самом деле не верится. Неужели нам удастся вернуть картину?
– Сейчас приедут Астраханский и Протопопов. Они все тебе объяснят. – Надежда подошла к матери, обняла ее и усадила в кресло. – Пожалуйста, не волнуйся.
Вскоре они приехали. Протопопов забрал документы и сообщил:
– Я сам возьму это дело в производство. Сейчас мы со Львом поедем в управление, подпишем постановление о возбуждении уголовного дела и получим ордер на изъятие картины. Вы, – он поочередно поглядел на Надежду и на Ираиду Самсоновну, – ни с кем об этом не говорите. Не делитесь никакой информацией. Ясно?
Надежда и Ираида Самсоновна одновременно кивнули головами.
– Да.
– Конечно, будем молчать.
– Картину изымем завтра. Как только это случится, я вас извещу.
Покидая кабинет, Лев Астраханский чуть задержался. Обняв Надежду, он прошептал:
– Все будет хорошо…
Глава 31Разоблачение
В начале дня Надежду ждала примерка, унесшая немало жизненных сил.
Клиентка – чрезвычайно полная дама – примеряла блестящее вечернее платье на тонких бретельках.
– Было бы неплохо дополнить туалет жакетом болеро, – тактично предложила Надежда.
Заказчица Ирина Петровна простодушно спросила:
– Зачем?
Надежда поняла, что ее нисколько не смущают бугристые полные руки, и зашла с другой стороны:
– Представьте, что вы на открытом воздухе и подул ветерок. Вы сразу накинете жакетик. Станет жарко – снимете его.
– Я не мерзлячка, – парировала заказчица. Она подтянула бретельки мощного бюстгальтера и с ностальгической грустью припомнила: – Когда я была молоденькой девушкой, я всегда мечтала о таком платье. Но у меня не было на него денег.
– Теперь деньги есть, – сказала Надежда, собираясь вернуться к вопросу о жакете болеро.
– Теперь деньги есть, – подтвердила Ирина Петровна. – Так зачем же отказываться от своей давней мечты?
– С тех пор многое изменилось…
Ирина Петровна оглядела себя в зеркале:
– Нет. Пожалуй, мне не нужен жакет.
Предчувствуя катастрофу, Надежда расписала еще не названные преимущества жакета болеро без упоминания главного аргумента – чрезмерно полных рук заказчицы. Потом, потеряв всякую надежду, предложила:
– А не посмотреть ли нам журналы?
После того как они пересмотрели журналы, Надежда начала рисовать эскизы, но Ирине Петровне они не понравились.
Наконец, выбившись из сил, Надежда сказала напрямую:
– И все-таки жакет нужно сшить. Такие полные руки должны быть прикрыты.
– Хотите сказать, что платье мне не идет? – Ирина Петровна сделала обиженное лицо. – Ну, хорошо… Если вы так настаиваете, шейте свое болеро.
Когда заказчица ушла, измученная Надежда вышла в гостиную с ее необъятным платьем.
– Впишите в карточку Ирины Петровны ткань на короткий жакет болеро и передайте Соколову эскиз, – сказала она Виктории.
– Я думала, что это никогда не закончится, – вполголоса заметила та.
– Надеюсь, что мне удалось предупредить катастрофу и это не последняя вещь, которую она сошьет в нашем ателье.
– Куда она денется…
– Когда следующая примерка у Вороновича?
– Сегодня в двенадцать часов.
– Тищенко здесь?
– Он собирает вещи…
– Зачем? – насторожилась Надежда.
– Ираида Самсоновна приказала перевезти его в новую закройную – там все готово.
– Вот оно что… А где же сама Ираида Самсоновна?
– Она во второй примерочной. С утра они вместе с Соколовым помогали переносить вещи Тищенко.
– Не хватает рабочих?
– Они переносили лекала и крой.
– Теперь понятно… А что Ираида Самсоновна делает во второй примерочной?
Виктория понизила голос:
– Они там вдвоем с Соколовым…
– Зачем?
– Соколов снимает мерки, чтобы сшить для вашей мамы вечерний костюм.
– Ну слава богу. Наконец помирились. – Надежда направилась к лестнице и на ходу распорядилась: – Как только придет Воронович, пожалуйста, сообщите об этом мне.
– Хорошо. Я сразу же вам позвоню, – пообещала Виктория.
Надежда ждала звонка Астраханского и не представляла, как вынести грядущие часы ожидания. От Фридмановича тоже не было никаких новостей. Она специально не звонила ему, опасаясь что-нибудь испортить или переменить ситуацию в худшую сторону.
Надежда просто сидела за столом, ничего не делала и ждала…
Ее терпение было вознаграждено: в десять позвонил Астраханский и сообщил:
– Портрет девушки у нас. – Потом добавил: – Знаешь, кто сдавал его на экспертизу?
Надежда спросила:
– Кто?
– Вадим Воронович. Через минуту мы едем к нему домой, и если потребуется, потом в офис.
– Не надо никуда ехать. В двенадцать Воронович придет в ателье на примерку.
– Ты серьезно?
– В подобной ситуации у меня нет резонов шутить.
– Тогда мы едем к тебе.
– Жду!
– Занята? – В кабинет вошла Ираида Самсоновна и рассеянно опустилась на стул рядом с дочерью. – Сегодня мы перевозили Анастаса Зеноновича в новую мужскую закройную.
– Виктория об этом сказала.
– Я переносила коробку с инструментами и вот что нашла, – Ираида Самсоновна выложила на стол какой-то предмет.
– Сапожный нож! – воскликнула Надежда. – Я видела его, мама… Честное слово, видела!
– Ты же понимаешь, что это значит? – проронила Ираида Самсоновна.
– Сюда едут Астраханский и Протопопов, мы все им расскажем.
Однако вместо них в кабинет вошел Осташевский.
– Здравствуйте! – Глядя на Надежду, он недовольно спросил: – Зачем меня вызывали?
– Не знаю, – удивилась Надежда. – Вам кто-то звонил?
– Астраханский.
– Он скоро приедет и, возможно, все вам объяснит.
– Могу здесь подождать? – Осташевский огляделся в поисках стула.
– Можете присесть на диван, – подсказала Надежда.
– А я, пожалуй, пойду, – Ираида Самсоновна встала и направилась к двери. Открыв ее, она столкнулась с Протопоповым, вслед за которым в кабинет вошел Астраханский.
Осташевский повторил свой вопрос:
– Зачем меня сюда пригласили?
Ему ответил Протопопов:
– Минуту терпения.
– У меня мало времени.
– У нас тоже.
– Черт знает что такое…