– Во сколько явится Воронович? – На этот раз Протопопов обратился к Надежде.
Она ответила:
– Воронович придет к двенадцати.
– Можно организовать, чтобы Тищенко не выходил к нему в гостиную? – спросил Астраханский.
– Я попрошу мать, она проследит. – Надежда пошла к двери.
– В ближайшие полчаса прошу нас не беспокоить, – предупредил ее Протопопов. – У нас рабочее совещание.
– Я побуду в кабинете у матери или в гостиной, – проговорила Надежда и вышла из кабинета.
Прикрыв за собой дверь, она отправилась к матери.
– Ну что? – спросила Ираида Самсоновна, едва увидела дочь.
– Картину уже изъяли.
– Слава богу!
– В лабораторию ее отдал Воронович.
– Каков мерзавец! Он ее вырезал! Знать заранее, я бы ходила за ним по пятам!
– Теперь тоже не поздно, – усмехнулась Надежда. – Он явится к двенадцати на примерку.
– Как я могла забыть…
– Во избежание неприятностей ты должна пойти в закройную и любыми средствами удержать там Тищенко. Он ни в коем случае не должен выйти в гостиную к Вороновичу. Поняла?
– Да! – ответила Ираида Самсоновна и ринулась к выходу.
Надежда пошла за ней:
– Предупрежу Викторию, чтобы она не вздумала его вызывать.
Мать и дочь спустились по лестнице. Ираида Самсоновна проследовала через гостиную в фойе, Надежда подошла к стойке Виктории:
– Когда придет Воронович, ни в коем случае не звоните в закройную.
– Не приглашать Тищенко на примерку?
– Нет.
– Что-нибудь случилось? – догадалась Виктория.
– Я все потом объясню. Пока ждем и сохраняем спокойствие. Сделайте мне, пожалуйста, кофе.
Виктория захлопотала возле буфета, зашипел кофейный автомат, и оттуда потянуло запахом кофе. Надежда села в сторонке и стала ждать.
Надежда уже допила кофе, когда в гостиную спустились мужчины.
– В какой комнате состоится примерка Вороновича? – спросил Протопопов.
– Здесь, – Виктория указала рукой.
Он кивнул, и Осташевский вошел в примерочную.
– Ни в коем случае не подавайте виду, что там кто-то есть. Как только придет Воронович, сразу же отправляйте его в примерочную. – Проинструктировав Викторию, Протопопов сказал Надежде: – А вы идите в свой кабинет и ждите нас там.
Надежда пошла к лестнице и услышала, что Астраханский предупредил Протопопова:
– Я буду в мужской гостиной. Как только он войдет, немедленно перекрою выход.
– Давай, – сказал Протопопов. – Я буду с Осташевским в примерочной…
Надежда вошла в свой кабинет и, неплотно прикрыв дверь, приникла ухом к щели.
Минута шла за минутой. Надежда напряженно вслушивалась в то, что происходило в гостиной. Там было тихо.
Ровно в двенадцать прозвенел входной звонок, спустя минуту в гостиной прозвучал голос Вороновича:
– Анастас Зенонович здесь?
– Проходите в примерочную комнату, он сейчас будет, – ответила Виктория.
Еще пара мгновений, и Надежда услышала шарканье ног и звуки борьбы. Хлопнула дверь, из гостиной донесся звук быстрых шагов. В фойе прозвучал выстрел, и все стихло.
Надежда выбежала из кабинета и, столкнувшись в коридоре с матерью, бросилась вниз по лестнице:
– Лев!
В гостиной она увидела Астраханского с залитым кровью плечом. Он вел Вороновича, заломив ему руку за спину. За ними шел охранник. Навстречу им бежали Протопопов и Осташевский.
Надежда бросилась к Льву:
– Ты ранен?!
Он тихо сказал:
– Отойди… – и, передав Вороновича Осташевскому, протянул Протопопову пистолет: – Стрелял в меня, гад.
– Тебе нужна помощь, – Протопопов поискал глазами Ираиду Самсоновну и, увидев ее, распорядился: – Займитесь им! И вызовите «Скорую помощь».
Надежда гладила Льва по груди и тихо плакала. Лев обнял ее здоровой рукой и, заглянув в глаза, успокоил:
– Я жив. Что еще нужно?
Осташевский толкнул Вороновича к лестнице:
– Поднимайся наверх!
Протопопов направился следом, сказав на ходу Надежде:
– Минут через пятнадцать вас позовем, будьте готовы.
Вызвав «Скорую», Ираида Самсоновна захлопотала вокруг Астраханского: уложила его на диван и принесла полстакана воды.
Надежда сидела рядом. Наблюдая за тем, как быстро бледнеет его лицо, непрестанно спрашивала:
– Когда же они приедут?..
Наконец в гостиной появилась бригада врачей. Осмотрев Астраханского, один из них приказал:
– Забираем! Большая кровопотеря…
Надежда стояла рядом, прижав руки к груди. Астраханского переложили на носилки, и она спросила врача:
– Скажите, он будет жить?
Тот ответил:
– Будет! До свадьбы все заживет.
Надежда склонилась над Астраханским и поцеловала его:
– Я скоро приеду.
Он слабо улыбнулся, и его унесли.
После долгого ожидания Надежду пригласили в ее собственный кабинет. Она увидела Вороновича, сидящего на стуле, с завернутыми за спину руками. На его запястьях были наручники. Напротив него сидел Протопопов. Осташевский обосновался за столом и что-то писал.
– Проходите и садитесь, – приказал Протопопов. – Нам понадобится ваша помощь.
Стараясь держаться подальше от Вороновича, Надежда присела на диван.
– Я отказываюсь давать показания! – сказал Воронович. – Требую адвоката!
Протопопов встал со своего места и, склонившись над ним, процедил:
– Сиди тихо, иначе я тебя успокою.
Неожиданно дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Анастас Зенонович Тищенко. Он с кулаками набросился на Вороновича:
– Это все он! Он убил Шимаханского! Он шантажировал меня и заставил похитить картину!
– Заткнись, падаль! – рявкнул Воронович.
Протопопов перехватил Тищенко и швырнул его на диван. Надежда испуганно отшатнулась, потом пересела в кресло.
– Я готов сотрудничать со следствием! Я все расскажу! – крикнул Тищенко.
– Расскажете… Расскажете… – сказал Осташевский. – Вот прямо сейчас и начнем. Что связывало вас с Шимаханским помимо примерок?
– Он предложил профинансировать мое ателье по пошиву костюмов.
– В обмен на что?
Тищенко с готовностью ответил:
– Антон Геннадьевич просил похитить картину, вынести ее из ателье и передать ему.
– Зачем?
– Он не сказал.
– Но вы украли картину не для него?
– Я украл картину для Вороновича и передал ее через окно в туалете. Он ждал на улице.
– Что за человек… – пробормотал Воронович, глядя на Тишенко. – Ты хоть понимаешь, что каждое слово прибавляет тебе срок?
– Прошу не мешать мне давать чистосердечные признания! Я сотрудничаю со следствием! – Тищенко обратился к Осташевскому: – Ведь это так? Я могу рассчитывать на снисхождение?
– Так… Так… – протянул следователь. – Продолжайте.
– Вадим Воронович втянул меня в заговор против Шимаханского и стал меня шантажировать.
– Как это случилось?
– Он сказал, что Шимаханский врет. Он хочет получить от меня картину, но не собирается финансировать ателье.
– Вы узнали об этом до того, как встретились с Шимаханским на приеме?
– За несколько дней до этого.
– Что было дальше?
– Воронович потребовал, чтобы я отвлек Шимаханского в примерочной. Потом я должен был забрать и выбросить кружку, из которой он пил.
– Ну, хорошо, вы забрали кружку, и что?
– Я выбросил ее, – Тищенко посмотрел на Надежду. – Но выбросил неудачно.
Она спросила:
– Почему вы не рассказали мне о шантаже Вороновича, когда признались в краже чашки?
– Тогда вы бы подумали, что мы с ним состояли в сговоре.
– Рассказывайте дальше, – сказал Протопопов.
– Потом я вырезал картину и отдал ее Вороновичу.
– Это я уже слышал.
– Что еще желаете знать?
– От вас – ничего. – Осташевский встал из-за стола, прошелся и остановился напротив Вороновича: – Ну что? Собираетесь сотрудничать со следствием или отдадите бонусы Тищенко?
– С него станется, – проговорил Воронович и, вздохнув, поднял глаза на следователя: – Спрашивайте. Я готов отвечать.
– Зачем вы убили Шимаханского?
– Когда Шимаханский впервые пришел сюда и увидел портрет, он сказал, что настал его звездный час. Еще со времен работы искусствоведом и экспертом по живописи он знал историю портрета, но не предполагал, что сохранился полуфигурный подлинник с ларцом.
– Ну хорошо… – сказал Протопопов. – Увидел он этот портрет, и что?
– Шимаханский начал искать подходы к Тищенко, чтобы склонить его к краже картины.
– Ему это удалось. Мы это знаем, – напомнил Осташевский. – Но вы не ответили на вопрос: зачем убили Шимаханского?
– Хотел отыскать сокровища из захороненного приданого купеческой дочери.
– И вы поверили в эти сказки?
– Шимаханский нисколько не сомневался в том, что они существуют. Он верил, что под слоем краски на ларце указано место захоронения. Оставалось только сделать рентгенографию картины, найти могилу, выкопать гроб и достать оттуда драгоценности.
– Значит, убив своего патрона, вы сразу занялись Тищенко?
– Я пообещал профинансировать его ателье вместо Шимаханского.
– Он шантажировал меня! – крикнул Тищенко.
Но Воронович опроверг его заявление:
– Никакого шантажа не было. Он сам согласился помогать. Жадный, сволочь, до денег…
– Врет! Врет! И врет! – выкрикнул Тищенко.
Цыкнув на него, Осташевский спросил у Вороновича:
– Вы проинформировали Тищенко, что хотите устранить Шимаханского?
– Он об этом не спрашивал.
Вмешавшись, Тищенко прокричал:
– Мне не было до этого дела!
– Да заткнетесь вы наконец?! – взорвался вдруг Протопопов. – В ушах из-за вас звенит!
– Значит, причиной убийства было то, что вы решили присвоить себе звездный час Шимаханского и найти драгоценности купеческой дочери? – спросил Осташевский.
– Выходит, что так, – подтвердил Воронович.
– Зачем же было убивать Шимаханского на приеме в ателье? Будучи его личным помощником, вы наверняка имели множество других, более удобных возможностей отправить шефа на тот свет.