с ним явился сослуживец – следователь Протопопов, немолодой плотный мужчина с ежиком торчащих волос.
– Идемте в кабинет, там поговорим, – сказал Астраханский
Они прошли через гостиную к лестнице и поднялись на второй этаж. В кабинете мужчины сели к столу. Надежда открыла окно, чтобы закурить, но Лев попросил:
– Сядь, пожалуйста, Надя.
– Что-нибудь случилось? – предположила она.
– Иван Макарович кое-что разузнал о деле Шимаханского. Он знаком с Осташевским. Они работают в одном управлении.
Надежда села в кресло напротив мужчин, и Протопопов начал рассказывать:
– Должен предупредить, что в этом деле все очень не просто. На руке Шимаханского были так называемые умные часы, которые фиксируют и сохраняют в памяти данные об артериальном давлении и пульсе владельца. Согласно извлеченной из них информации, в промежуток между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами у Шимаханского стало понижаться давление и замедляться пульс, что, в свою очередь, и привело к его смерти. В крови и в содержимом желудка обнаружен препарат для гипертоников. Жена Шимаханского уверена, что он сам его бы не принял. Остается только одно – лекарство подсыпали в еду или в напиток.
– То же самое сказал мне следователь, – подтвердила Надежда.
– Меня смущает временной промежуток, – заметил Астраханский. – Его границы очень размыты. Уверен, что Осташевский тоже это заметил. Шимаханский мог получить свою дозу как во время приема, так и на примерке.
– И в чем, по-твоему, разница? – поинтересовалась Надежда.
– Разница – в количестве подозреваемых. На приеме это мог сделать любой из присутствующих. В примерочной – только персонал ателье: Тищенко, ты, Ираида Самсоновна или Виктория. Насколько я понял, кофе подавала она.
– Согласен, – сказал Протопопов. – Осташевский в первую очередь отработает эту версию. Вам, Надежда Алексеевна, советую быть осторожней при даче показаний. Переизбыток информации, неаккуратное слово или ненужный факт может изменить ситуацию не в вашу пользу.
– Но ведь это глупо – подозревать кого-то из нас! – возразила Надежда. – Моя мать и Виктория видели Шимаханского всего пару раз, когда он приходил на примерки. Я сама познакомилась с ним только вчера. Чтобы захотеть смерти человека, нужен серьезный повод. Откуда ему взяться?
– Не думаю, что вас это успокоит, – проговорил Протопопов. – Но я все же скажу: был бы хороший следователь, а поводы и улики найдутся.
Она покачала головой:
– Не думала, что все так обернется.
– Главное, сохранять спокойствие, – Лев Астраханский поднялся с кресла и обнял Надежду. – Ты должна знать, что мы рядом с тобой.
– И что мне теперь делать?
– Пока – ничего, – сказал Протопопов. – Для начала посмотрим, что сделает Осташевский.
Глава 5У каждого свои проблемы
Аделина Ермакова опоздала на полчаса и этим спасла ситуацию. Примерка Козырева продлилась дольше обычного, с Ермаковой он разминулся буквально на минуту. Не успел от подъезда ателье отъехать поджарый «Ауди» Козырева, к нему припарковался фиолетовый кадиллак Ермаковой.
Аделина выбралась из машины, одернула на себе пальто из дорогого малинового плюша и тяжело затопала к ателье. Понаблюдав за ней из окна, Надежда с одобрением отметила: Ермакова следует ее рекомендациям и не надевает под малиновое пальто пестрые брюки.
Одновременно с Ермаковой из кадиллака вывалились ее подруги из группы поддержки. Ермакова никогда не приезжала на примерки одна и одевалась так броско, как могла себе позволить только известная поп-звезда.
Ираида Самсоновна встретила Ермакову в фойе и проводила ее вместе с подругами в примерочную.
Вскоре там появилась Надежда:
– Здравствуйте, Аделина. Вы уже готовы к примерке?
Полуодетая Ермакова трепала в руках парчовое платье, отыскивая в нем горловину:
– Да где же эта ваша дырища…
Одна из подруг хотела помочь, но тут же получила шлепок по руке:
– Не лезь!
– Позвольте мне, я разберусь, – мягко подступилась Надежда. Она забрала платье и, отыскав горловину, помогла Ермаковой вдеть в нее голову.
Оправив платье, Аделина недовольно оглядела себя в зеркале:
– Что за говно?
– Вам не нравится? – Надежда поправила плечевые швы и одернула рукава. – По-моему, прелестный наряд. Зимняя сказка. Сценический костюм для новогодних концертов.
– Но я – не Снегурочка. – Ермакова перевела обескураженный взгляд на Надежду. – Вы уж простите, не предупредила.
– Прошу вас, Аделина…
– И на этот раз вы не удивили меня, – Аделина Ермакова стянула с себя платье.
– Передо мной стояла другая задача – сшить качественную и красивую вещь, – сдержанно проронила Надежда.
– И где она? – Аделина рассмеялась своей шутке и, отбросив платье, распорядилась: – Сделайте короче на ладонь. На грудь пришейте побольше страз.
Надежда расправила платье, повесила на плечики и напомнила:
– У нас примеряется еще одна вещь.
– Боже мой… Как же мне все это обрыдло. Давайте сюда вашу наволочку.
Надежда помогла Ермаковой надеть гипюровую накидку, расшитую бисером, стеклярусом и пайетками. Крутнувшись перед зеркалом, Ермакова оглядела взлетевший подол:
– И где, по-вашему, объем?
– Здесь – полное солнце, – пояснила Надежда.
– Что за дрянь!
– Прошу вас, Аделина…
– Мне нужно, чтобы фалдами крутилось. – Ермакова сделала перед зеркалом два оборота. – Но подол раскручивается только в прямую линию. В чем здесь фишка? Я не врубаюсь.
– Вы одобрили эскиз. Я предупреждала, что гипюра хватит только на этот покрой. Для глубоких фалд потребуется больший метраж ткани.
– У вас свои головняки, у меня – свои, – Ермакова взглянула на подруг, и те угодливо закивали. – Как хотите, но сделайте с фалдами.
– Есть только один выход, – проговорила Надежда. – Раскроить накидку из другой ткани.
– А я хочу из такой же.
– Такой больше нет. Ее привезли из Парижа. Это был остаток от коллекционных образцов – четыре с половиной метра.
Ермакова повторила:
– У вас свои головняки, у меня – свои. Я же не предлагаю вам петь вместо меня на новогодних корпоративах?
Надежда сдержанно покачала головой:
– Нет, не предлагаете.
– Вот видите… Короче, договорились.
После того как Ермакова ушла, Надежда собрала в охапку сценические костюмы и обессиленно опустилась на стул. Каждая примерка Ермаковой походила одна на другую. Ей все не нравилось, но она заказывала одежду снова и снова. Такая работа повергала Надежду в уныние. Для Ермаковой всегда кроил Соколов, но после первых примерок он напрочь отказался с ней контактировать. Интеллигентнейший Валентин Михайлович побоялся, что когда-нибудь ударит Аделину. Для такого человека, как он, ударить женщину было бы катастрофой.
– Еще одна такая примерка, и я сама побью Ермакову, – мрачно пробормотала Надежда.
– Все нормально? – в примерочную заглянула Виктория.
– Давно бы послала ее подальше, если бы не статус звезды.
– Вам помочь?
– Сама отнесу, – Надежда поднялась со стула и вышла в гостиную.
Она вошла в швейный цех в плохом настроении. Стрекот машинок усилился. Те швеи, кто разговаривал, замолчали. Кто бездельничал – уткнулись в свою работу.
Надежда разложила на межстолье парчовое платье и сказала швее:
– Его нужно укоротить.
– На сколько? Здесь нет разметки.
– На восемь сантиметров, не больше. Потом отдайте платье вышивальщице, и пусть она пришьет на грудь еще столько же страз.
Выйдя из цеха, Надежда заглянула в закройную. Там было тихо. Тишина буквально звенела в воздухе. Помощница Соколова Фаина метнула на хозяйку испуганный взгляд. Соколов, не поднимая глаз, резал детали кроя. Тищенко выкладывал на манекене воротник пиджака.
Надежда интуитивно почувствовала, что недавно здесь произошла ссора. Она повесила накидку Ермаковой на стойку. Валентин Михайлович отложил ножницы и спросил:
– Как все прошло?
– Парчовое платье уже в цехе. А вот с гипюром нужно что-то решать.
Соколов распахнул накидку:
– Что здесь не так?
– Ермаковой не хватает объема. Хочет, чтобы при вращении подол закладывал фалды.
– Как в бальных танцах? Надеюсь, вы ей все объяснили…
– Объяснила, но ей подавай фалды. Что будем делать?
– Ничего, – закройщик пожал плечами. – Такой ткани больше нет.
– А если подумать?
– Была бы ткань – мы бы вставили клинья. На таком крупном гипюре швы будут незаметны даже на просвет. И если на швы сверху нашить такой же стеклярус и бусы…
– Т-а-а-ак, – протянула Надежда, чувствуя, что у него рождается хорошая мысль.
– Следуя вашей логике, можно взять обычный гипюр… – продолжил Соколов.
– … и расшить его таким же стеклярусом, бусами и пайетками, – подхватила Надежда. – Я знаю, где все это найти! Дайте для примера обрезок ткани.
Соколов порылся на стеллаже и протянул кусок ткани от накидки Ермаковой.
Надежда с благодарностью улыбнулась:
– Спасибо! На вас всегда можно положиться.
– Не за что, – закройщик развел руками. – Вы все придумали сами, я ни при чем.
Валентин Михайлович забрал со стола крой и сказал, что идет в цех. Вслед за ним вышла Фаина.
Надежда подошла к Тищенко, чтобы посмотреть, как мастерски он выверяет линию раскепа[5].
– Как прошла примерка у Козырева? – спросила она.
– Меня беспокоил вспушной шов – он был затянут, но сейчас шов идеален.
– Я рада…
Тищенко обернулся.
– Вас что-то тревожит?
– Как вам у нас работается?
– Меня все устраивает.
– Еще неделя – и у вас будет своя гостиная с примерочной комнатой.
– Мне это известно.
Чувствуя, что Тищенко не до конца откровенен, Надежда спросила напрямую:
– Кажется, вы не ладите с Соколовым?
– Если быть точным – он не ладит со мной.
– Почему?
– Об этом лучше спросить у Валентина Михайловича.