Джульетта через три часа проснется.
Стало быть, она находится в склепе уже 39 часов. То есть если бы в келье висели часы, они показывали бы около трех пополудни четверга. Ромео нет как нет (где же он находился целую ночь и половину дня? нет ответа), появиться днем он не может. Ничего не поделаешь: вскрывать склеп придется самому. (Итальянцы недоумевают: какая причина помешала монаху сделать это прошедшей ночью? ответа нет.) Брат Лоренцо посылает брата Джованни за железным ломом.
Брат Джованни отвечает:
Брат, принесу немедля, —
уходит, и больше мы не увидим его никогда.
А лом увидим: в руках у Лоренцо; а также заступ; а также фонарь – поскольку давно наступила ночь (на пятницу), и Ромео уже убил Париса и умер сам. Со словами, обращенными поочередно к яду, к Джульетте, к аптекарю:
Сюда, мой горький спутник, проводник
Зловещий мой, отчаянный мой кормчий!
Разбей о скалы мой усталый челн! —
Любовь моя, пью за тебя!
(Пьет.)
О честный
Аптекарь!
Быстро действует твой яд.
Вот так я умираю с поцелуем.
(Умирает.)
Брат Лоренцо брел из монастыря на кладбище примерно 12 (двенадцать) часов! Его зелье держало Джульетту в оцепенении не 42 часа, а все 50! Все это отдает, простите, халтурой. Даже халатностью. Л. Н. Толстой отчасти прав: бывало, бывало и такое с величайшим бардом всех времен.
Из-за этого горе-ботаника Лоренцо я даже пропустил точку невозврата. Известно, что лет сто или двести после смерти Шекспира пьесу «Ромео и Джульетта» театры (правда, больше на континенте) играли со счастливым концом. Скажем: Ромео проникает в склеп, – а Джульетта как раз пришла в себя, – и, предводительствуемые ликующим фра Лоренцо, они убегают к нему в монастырь (выбросив пузырек с ядом и аккуратно закрыв за собой двери склепа).
Но это было возможно только до поединка Ромео с Парисом. До того, как паж Париса поднял тревогу, до того, как появилась ночная стража и за ней толпа с факелами.
Пока Парис не прошепчет:
О, я убит! Когда ты милосерден —
Вскрой склеп и положи меня с Джульеттой, —
выдать эту трагедию за мелодраму – за серьезную лирическую комедию – легко.
А Шекспиру смерть Париса понадобилась как ложный ход: чтобы зритель в последний раз поверил на минуту-другую, что все еще может кончиться ничего себе: например, Парис будет ранен, а Джульетта, разбуженная лязгом оружия (да и вообще давно пора), выползет из склепа, и паж не побежит (Парис ему запретит) за полицией, а все объяснятся, помирятся и обнимутся.
Но Парис падает, факелы приближаются, Джульетта пришла в себя, монах убегает. Ничего страшней ее пробуждения представить себе я не могу.
И это единственная в мире трагедия, заставляющая зрительный зал чуть ли не молиться о том, чтобы прекрасная героиня успела умереть до того, как занавес шевельнется.
Ромео ведь мог и бросить кинжал на кладбище, и потерять в схватке с Парисом.
Джульетта
Сюда идут? Я поспешу. Как кстати —
Кинжал Ромео!
(Хватает кинжал Ромео.)
Вот твои ножны!
(Закалывает себя.)
Останься в них и дай мне умереть.
(Падает на труп Ромео и умирает.)
Что вы хотите? Без дурного вкуса театральный эффект не создашь. «Вот твои ножны!» Фу. (И переводчик бессилен.) То ли дело проза.
Да Порта:
«…решила больше не жить, глубоко вздохнула и на время затаила в себе дыхание, а затем исторгла его с громким криком и упала замертво на бездыханное тело Ромео».
Пушкин, думаю, предпочел бы, как и я, фразу Банделло:
«Дыхание ее стеснилось, она легла в могилу рядом с Ромео и, не произнеся ни слова, скончалась».
Ничего страшней, да? Пока я плел этот текст, вот что случилось в стране Пакистан (180 млн населения, несколько атомных бомб), в городе Лахор (столица провинции Пенджаб, 10 млн, промышленный, культурный и транспортный центр; имеется даже Лолливуд, киностудия).
До 27 мая сего года включительно проживала в этом мегаполисе Фарзана Парвин (Farzana Parveen, 25 лет, третий месяц беременности).
Три месяца назад она вышла замуж за Мухаммада Икбала (Mohammad Iqbal, 45 лет, вдовец, пятеро детей). Сочеталась законным браком. По любви, но против воли отца, старших братьев и дядьев. А также к негодованию разных двоюродных. Одному из двоюродных ее предназначали. Она была с ним помолвлена. Или за него просватана, поди разбери.
В Пакистане, говорит «Википедия», если девушка вступает в брак, не одобренный старшими родственниками (скажем, их не устраивает – или вовсе не выплачен – калым), – это бесчестье для них, в первую голову – для главы семьи. (Его авторитет резко упадет. С его мнением, в том числе и по хозвопросам, перестанут считаться.) Но если ее убить, честь будет спасена.
По Шекспиру, этот обычай практиковался в Древней Греции, даже был возведен в закон. В комедии «Сон в летнюю ночь» (написанной тотчас за «Р. и Дж.» или даже одновременно) некто Эгей приводит к Тезею, герцогу Афин, свою дочь Гермию и просит санкционировать вынесенный им, Эгеем, отцовский приговор: если Гермия не выйдет за назначенного им, Эгеем, жениха по имени Деметрий, а будет упорствовать в своей любви к другому, к Лизандру,
…так если
Она при вас, мой государь, не даст
Согласия Деметрию, взываю
К старинному афинскому закону:
Раз дочь моя, могу всецело ею
Располагать; а я решил: Деметрий
Или – как предусмотрено законом —
В подобных случаях – немедля смерть!
Герцог несколько размягчен предвкушением собственной свадьбы, ему жаль девушку, он ее увещевает, пытаясь образумить:
Отца должна считать ты как бы богом:
Он создал красоту твою,
И ты – им отлитая восковая форма;
Ее оставить иль разбить – он вправе.
Вот именно. Лучше не сказал бы и Мухаммед Азим, наш современник, папаня покойной Фарзаны. (Матерей, понятно, не спрашивают. Ни в Пакистане, ни в пьесах Шекспира. Где, похоже, у всех дочерей, кроме Джульетты, отцы – вдовцы.)
«Сон в летнюю ночь» – веселый сон, вы помните. Есть в природе, оказывается, такое растеньице – «Любовь в праздности». (Во всяком случае, так переводит его название Татьяна Львовна.) Если выжать из цветочка сок и обработать им веки спящего человека, то, проснувшись, этот человек всей душой полюбит того, на кого упадет его первый взгляд. А кого любил прежде – возненавидит и станет осыпать словами отвращения.
(Шекспир любил фармакопею; гипотеза о биохимическом происхождении чувств была ему ближе, чем минеральная сказка Ариоста: дескать, где-то в горах протекают два ручья: ручей Любви и ручей Безлюбья, и вода в них – соответствующего действия, только добудь.)
Кратчайший способ соединить Гермию с возлюбленным Лизандром – отвадить от нее Деметрия, второго, навязанного жениха. Пусть эльф по имени Пэк смажет ему, спящему, веки волшебным раствором и подгонит к нему поближе Елену, его прежнюю пассию. Чтобы первой попалась ему на глаза.
Конечно, тут возможны варианты: можно, наоборот, влюбить Гермию в Деметрия или Лизандра – в Елену (Пэк по ошибке либо из озорства пробует такой поворот). Но тогда счастливы не все.
А так у нас три новобрачные пары, гневный отец вообще исчезает со сцены, и мы все вместе – действующие лица и зрители – смотрим спектакль самодеятельного коллектива афинских ремесленников – «Пирам и Фисба».
Отчаянную пародию на «Ромео и Джульетту». А чего такого: чужого сюжета не жалко.
– Лучшие пьесы такого рода – и то только тени; а худшие не будут слишком плохи, если воображение поможет им, – говорит Тезей.
Пакистан – государство современное. Член ООН, имеет опять же Лолливуд, и все такое. Поэтому некоторые семьи для спасения чести нанимают киллеров. Это, должно быть, недорого, поскольку безопасно. Процедура отлажена: убийца исполняет заказ, полиция вяжет его и тащит в суд, а суд, признав его виновным, запрашивает родственников убитой: не хотят ли они, случайно, его простить? Они говорят: ну так уж и быть, дорогую усопшую все равно не вернуть, прощаем, – и он свободен.
Однако родные Фарзаны на семейном совете (за пловом, я думаю) решили обойтись собственными силами. Сохранить деньги и, главное, верность традиции. Духовную ценность суверенной культуры. К тому же посторонний человек сделал бы все кое-как, шаляй-валяй, наскоро, а для семьи важнее процесс, чем результат. По той же причине не стали поручать ликвидацию никому из братьев и кузенов. И потом, убийце заинтересованному, в отличие от постороннего, пришлось бы, хоть и ненадолго, сесть (такая странность местного закона), если бы попался. А при дружной массовой атаке поди разбери, кто палач, а кто просто свидетель (рассеянный, конечно, и близорукий); обвинить некого, и кончится ничем.
Имелась одна трудность: как зазвать, заманить, приволочь блудную дочь на семейный митинг. Сама не придет, а выслеживать ее на городских улицах (дежурить у магазинов и т. д.) целым табором неудобно. И долго. А хотя бы у некоторых членов семьи (например, у двоюродных) наверняка были и другие дела.
Мухаммед Азим обратился в полицию: дочь похищена, прошу принять меры.
Полицейские, будучи рожденными не вчера и не в Америке, разгадали его коварный замысел. Конечно, они, как положено, вызвали Фарзану и ее мужа для дачи объяснений, – но поставили у входа в райотдел дополнительный наряд. И отбили Фарзану, когда поджидавшая родня набросилась.