И – все. Прощай, правопорядок. Прощай, обороноспособность. Прощай, производительность труда.
В казарме и на плацу – мертвая тишина. В полицейских участках – ускоренные курсы глухонемых. Группы захвата врываются в квартиры и офисы тишком и вяжут несогласных молча.
Земляные, строительные, слесарные, монтажные, аварийные работы, ремонт тепло- и электросетей, а равно железнодорожного полотна – пиши пропало. Трудящиеся копошатся на объектах, как осенние мухи. Приветливо улыбаясь начальникам. Охотно откликаясь на их разумные просьбы.
А сельское хозяйство? Говоря стихами классика: затихли ветерки, замолкли птичек хоры и прилегли стада.
Да что стада. С самой Вертикалью-то что будет, если нарушится прохождение сигнала сверху вниз?
Вот какую опасность удалось предотвратить. Нашелся, значит, кто-то сообразительный, перенаправил ихнюю энергию. Обратите взор внутрь, коллеги, – сказал – припомните свой жизненный путь. Спросите себя со всей прямотой: откуда в наших с вами головах столько нецензурных выражений? Молчите, стесняетесь? Тогда скажу я: из газет, откуда же еще. Из газет, журналов, из радио- и телепередач. Шарахнем же прицельно по СМИ. Чтобы, значит, прекратили с утра до вечера сеять заразу и обучать население неприличным словам.
Это я излагаю вкратце. А ведь заседали день, два, три. В течение которых, стало быть, никому не причинили слишком большого вреда. Всегда бы так. В таком же духе. Запретить, например, заваривать чай морской водой. Им ведь, я думаю, безразлично, что запрещать, на зарплату не влияет.
Кстати, вот еще плюс: что они это дело монетизируют. Послало их физическое лицо – такой-то штраф, послало юридическое – вдесятеро больше.
То есть в принципе можно себе позволить хотя бы раз в год такую роскошь. Если с каждой пенсии понемножку откладывать. Накопил необходимую сумму, внес предоплату, получил квитанцию – и бегом в ближайший печатный орган. И пишешь от своего физического лица ихнему коллективному юридическому. Дескать, так и так. Тревожит ужасное подозрение: боюсь, в прошлом я вступал (и неоднократно) в интимный контакт с вашей почтенной родительницей.
Есть и бесплатные варианты. Раз основной глагол способен заменить практически все другие – значит, и вместо него позволительно использовать любой другой. Типа: ласкал. Или: вращал. Все зависит от интонации. Вращал я ваши поправки, гетера. А также имел их, гетера, в виду со всех доступных точек.
С главным существительным – хуже. Придется что-то придумать. (Делегировать в афедрон – согласитесь, не то: слишком дружелюбный оборот.) Но зато в русском устно-письменном не менее трехсот синонимов дурака. И вполне вероятно возникновение новых.
Вплоть до того, что лет через несколько из детсадовской песочницы, чего доброго, услышим: отдай мой совок! кому сказал, гетера? еще плюешься! совсем, что ли, шестой созыв?
И это будет историческая несправедливость. Говорю же: мыла они не едят.
Oбмокни
М. Щербакову
Черт знает что такое! Ей нужно было написать: «Евдокия», – а она написала: «Обмокни».
18 мая 2015 года
Это когда слова уворачиваются из-под голоса.
Как, например, самое последнее произнесенное Тургеневым:
– Прощайте, мои милые, – прохрипел пискляво (или пропищал хрипло?) – мои бе-ле-со-ва-тень-ки-е.
Обмокни – и в плащ широкий завернулся.
Собака доедена, песенка спета.
29 мая 2015 года
А все хочется еще текстик сочинить. Последнюю поставить карточку. Со дна дырявого кармана. Шестерку не козырную. Никуда не вывезет, но и баловством никто – по крайней мере, в глаза – не попрекнет. Текстик не от нечего делать, а как бы для порядка. Дескать, вот и еще есть в русской литературе страничка, никем не прочитанная правильно, кроме меня. Наплевать, что никому она не нужна, страничка эта, лепесток макулатурный. Швыряю на стол. Как предлог для личного (беззвучного, понятно) обмокни – сойдет, надеюсь.
После 5 июня
А впрочем, как это никем? Главный в то, свое (не совсем отринутый и в наше) время Авторитет уронил пару слов, тяжелых, как капли горячего сургуча, – Панаеву ли сказал, Некрасову ли, но до автора, конечно, довели (Григорович ли, Лонгинов – какая разница?). Хотя и не абсолютно точно. Есть важные разночтения.
То ли заветная резолюция гласила:
– Куриный бред младенческой души!
То ли было сказано о бреде младенческом души куриной.
Я присоединяюсь к тем (если они есть), кто считает аутентичной формулировку вторую – как более неприязненную. Простая логика: какая у вчерашнего выпускника Лицея, ныне сотрудника Военной контрразведки, – какая у собутыльника (практически – приживала) известного кутилы графа Бобринского, – наконец, какая у автора «Отечественных записок» (то есть принятого как свой ненавистным теперь, в 1848 году, Краевским) может быть душа? Младенческая (намек на беспомощность ума)? Или все-таки ближе к куриной (опять намек на беспомощность, но скорее моральную: скажем, беспринципность).
Хотя, если шире взглянуть, в контексте взглянуть, автор обсуждаемой странички характеризуется прежде всего как дурак, это его главное свойство, и куриными могут считаться одинаково как его текст (его бред), так и его душа (его личность, как она выразилась в его бреде; хотя вряд ли младенцы бредят, разве что при очень высокой температуре).
Ведь это уже второй отзыв: на вещь вторую. А про первое того же автора произведение тем же Авторитетом было брошено вскользь, но без тропов и экивоков:
– Идиотская глупость!
Так или иначе, психологическая, художественная и эстетическая оценка дана. Попробуйте оспорить. Лично я не берусь. Когда известный своим выдающимся интеллектом литератор утверждает про неизвестного дебютанта, что он глупец, – как ему возразить, даже если хочется? Сам-то я, что ли, не глупец?
8 июня 2015
Собственно, в настоящий момент я представляю собой еще не вскрытый (но срок для разгерметизации назначен, и вряд ли он превышает несколько месяцев) мешок биомусора, годного лишь на рутинные анатомические препараты. Однако во мне еще работают сердце и мозг. Последний решено (медициной) смыть вместе с проникшим в него венком опухолей. (Ради чего и недопустима мысль – отключить насос.) Срок уничтожения этого испорченного мозга – недели полторы-две. Но я собираюсь сопротивляться: считаю, что мозг у меня большой и нейронов в нем достаточно, чтобы хотя бы дописать до точки данное обмокни.
Соревнование уже началось. Должен признать, что изобретатель персонального компьютера (говорят – на русских, правда, сайтах, – что Стивен Джобс воплотил, осуществил, сделал возможной идею, высказанную впервые человеком по имени Сергей Горохов, – вранье, наверное, – который не знал, как ее осуществить-воплотить, но зато придумал шикарное название: Русский интеллектор) был настоящий гений. Мой мозг по ночам сканируют, как жесткий диск, причем я все вижу, но не могу вмешаться. Верней, вмешаться очень могу, даже заставляют, но не могу ничего изменить.
Например, всю прошлую ночь я должен был читать наизусть стихи Маяковского, от корки (серой, шершавой) до корки (такой же, естественно), следуя составу 2-го (или 9-го) тома полного собрания этого поэта за 1922 (или 1929) год. Было ли вообще такое издание? Видел ли я его? Сомневаюсь. Но стихи (мне вообще-то не знакомые) откуда-то знал и, читая их вслух, не мог не отмечать виртуозных рифм и примитивных, лживых мыслей.
А нынешняя ночь посвящена была Чехову. Мне показали десятка полтора короткометражных порнофильмов, где автором сюжетов (циничных, но не бездарных) и реплик (неожиданных и довольно остроумных) был именно он, хотя нигде не значился, ни в каких титрах, которых и не было.
Что-то даст сегодняшний сеанс? Но пока он не начался, постараюсь написать еще страничку – не для сюжета, так для объема. Глаз еще вдобавок, собака, болит.
Была такая игра: словесность. Название сохранилось, но правила изменились. А были такие: составляешь из ничьих (общего пользования) готовых слов предложения якобы свои. Как правило – якобы. Настоящие свои получаются редко. Только когда расстановка слов не позволяет никакой другой интонации, кроме прозвучавшей в голове у автора. Бывает, впрочем, что она не вся умещается в одном предложении; воссоздается их последовательностью. Но все равно – настоящая (стоящая) интонация не допускает разночтений.
Потому и не допускает, что ничего лично вашего, кроме интонации, в предложении нет. Даже (и даже особенно) в тех случаях, когда вы изображаете речь чужую.
Ваше присутствие в предложении является его правдой. И каждое хорошее предложение стремится к ней. Чтобы доставить как можно больше наслаждения – вам, это главное, но также невидимому и, как правило, безмолвному игроку напротив, по ту сторону текста. Преобразующему ваш синтаксис в воображаемый голос, а его – в затеи собственного мозга.
Короче, та, старинная словесность была игрой в конечном счете в правду. (Так называемую, конечно. Как бы само слово-то это определить? И что авторы подразумевали? Совпадение движения голоса с ходом текста?) Говорят, и до сих пор ею развлекаются иногда за границей. А на территории бывшей РИ, нынешней РФ, она была в ходу всего два века (ну, с припеком, рыхлым и со следами крови).
Считая, как В. Ходасевич, с 1739 года, с оды Ломоносова на взятие Хотина.
(А много ли в той оде содержалось правды? Подозреваю, что одна лишь и была: что русские предложения поддаются рифмовке и могут быть упакованы в немецкий ямб.
Вообще не понимаю, с чего Ходасевич это ляпнул. Привык, наверное, в эмиграции, что не возразят. И ведь не возразил никто, даже Адамович. Утонченные троечники.)