По мнению российских военных специалистов, отравление было, а произошло это потому, что сирийская авиация разбомбила склад террористов с химическим оружием. Но эту версию не приняли во внимание, и 7 апреля американцы сбросили пятьдесят девять ракет на авиабазу «Эш-Шайрат».
Правда, ракеты в большинстве своем заблудились по пути и не долетели до цели. Десяток солдат, раненных осколками, шесть разбомбленных МиГ-23 и девять ангаров. Все. Запугивали? Или вовсе не умеют воевать?
«Чингачгук — зоркий глаз, — подумал Олег с невеселым сарказмом. — Все понятно — чингачгуков они перебили, вьетнамцев выжгли напалмом, Ирак повергли в хаос… Арабы у них вообще вызывают особенную неприязнь, видимо, из-за теплых взаимоотношений с Израилем… Парадокс или закономерность? Многонациональное государство, куда съезжались бродяги, искатели приключений, беглые уголовники из Европы и Азии, оказалось самым нацистским на поверку. Они отсепарировали всех чужих по принципу «не американец». Хотя и в самом «режиме США» существует внутренний враг — чернокожие, «афроамериканцы». Вот лицемерие — не называть негров неграми, зато относиться к ним как к тем самым неграм, которых везли в кандалах через Атлантику, — не услышали афроамериканцы окрик надзирателя-полицейского, пристрелить, и дело с концом».
Ермилов рисовал в блокноте одному ему понятные схемы и почти не смотрел на экран телевизора, но краем уха слышал разгоравшуюся в студии дискуссию о том, как России поступить с обвинениями в ее адрес, дескать, не контролирует она своего прикормленного Асада.
«Им лучше было бы как с Саддамом Хусейном, когда Россия вынужденно пустила все на самотек! — вздохнул Ермилов, постукивая себя по виску блокнотом. — Самотек — это главное слово, которое характеризует наше житье-бытье девяностых. После начала нового тысячелетия стали пытаться приостановить эту инерцию хаоса, нащупать поводья, которые упустили, и они мотались во все стороны, попадали под колеса несущейся в галопе и в неизвестном направлении нашей страны».
Март, апрель… Ситуацию с химоружием целенаправленно взвинчивали, повышали градус напряженности, обвиняя Асада во всех смертных грехах. И продолжают поддавливать в том же направлении.
Олег выключил телевизор, снова взглянув на часы, и взялся за блокнот. Стал рисовать каракули, вернувшись мыслями к справке.
Основное во всей этой истории, что касается непосредственно работы военной контрразведки, и в частности задачи Ермилова, — пресечь утечку военных секретов — информацию о планировании спецопераций российскими ВКС на территории Сирии.
Когда еще только начинались события в Сирии, Олег с довольно утилитарным интересом собирал кое-какие материалы по ближневосточному вопросу. Он и тогда, и сейчас смотрел на ситуацию под определенным углом. Не столько терроризм его волновал как таковой, сколько последствия этой беды, плоды которой Олег пожинал.
Он позвонил Григорьеву с городского:
— Вадим, ты недавно контактировал с кем-то из Управления по борьбе с терроризмом. Ты еще нахваливал этого человека…
— Ну, — сонно откликнулся Вадим, припоминая. Он наверняка уже задремал у телевизора под шорох газеты, которой укрылся, как пледом. — А, — вспомнил он, но по выработавшейся привычке не называть фамилии по телефону и теперь воздержался, — сведущий парень.
— Парень? — поморщился Ермилов. Он испытывал предубеждение к молодым сотрудникам, считая, что нынче учить не умеют во всех высших заведениях. Да и молодые слишком легкомысленные, полагаются на технику, не владеют навыками работы с большим количеством документов и информацией, во всяком случае, не впитывают ее как губка и не умеют оперировать тем, что у них на руках.
— Ему сорок пять, что ли, — Вадим усмехнулся каким-то своим мыслям. — Он своеобразный. Ты с ним хотел по этой справке обсудить? Я уже вспоминал о нем. Он в доме-два, пожалуй, единственный на данный момент, кто так погружен в тему.
— Они разве у нас сидят? — уточнил Ермилов, имея в виду сотрудников Управления. — Организуй мне завтра с ним встречу.
— Если он в Москве, — Вадим посопел в трубку, видимо, записывая в ежедневник указания Олега.
Ермилов услышал женский голос, выговаривавший что-то Вадиму. Олег невольно представил жену Григорьева — красавицу, бывшую спортсменку, гимнастку, старого черного кота, который любил ложиться на тапочки гостям, и трех дочерей Вадима. Олег знал, что его заместитель уже несколько лет страдает при мысли о том, что они выйдут замуж.
Олег быстро свернул разговор, услышав, что вернулась Люська.
— Ермилов, что ты разлегся? — она заглянула в спальню. Стройная, в бордовом деловом костюме. Свежая, в облаке сладких духов и неиссякаемого энтузиазма. — В гости идем.
— Куда еще на ночь глядя?
— Может, изволите подать вам ночной колпак и ночную вазу? — смерила его возмущенным взглядом Люська.
— Omnia mea mecum porto[3].
— О, Ермилов еще что-то помнит из латыни. Не все потеряно, — источала яд Люська. Ну, не может она придержать язык, хоть из жалости к его преклонному возрасту. Шестой десяток разменял все-таки. Олег вспомнил, что они с Коротковой ровесники и осознал, что снисхождения от нее ждать не приходится. Она полна энергии и пышет здоровьем. — Так что бери свой колпак и горшок и воздвигнись с дивана! Игореша с Мананой шашлык в духовке сварганили.
Она лет семь назад оказывала адвокатскую помощь археологам, у которых на раскопках в Турции, в Гёбекли-Тепе, изъяли дорогостоящие приборы и инструменты под предлогом, что они хотели увезти в Россию найденные ценности, принадлежащие Турции.
Там и в самом деле украли стелу с изображением получеловека-полуживотного. Но тощий очкарик Игорь Джейранашвили с густой каштановой шевелюрой, зачесанной назад, сутулый и тщедушный, настаивал, что стелу он и поднять бы не смог, а не то что похитить.
Люська отвоевала археологические инструменты у турок и отстояла честь наших ученых. А в результате подружилась и с Игорем, и с его женой Мананой. Как позже выяснилось, Игорь взял фамилию жены, посчитав свою неблагозвучной.
Ермиловы частенько ходили к ним в гости, и Олег делал это не без удовольствия. Игорь намного моложе Ермилова и напоминал ему студентов его советской молодости, которые в синих спортивных костюмах и белых однотипных футболках с зелеными брезентовыми рюкзаками за плечами ходили в походы и горланили песни у костра.
Олег тоже ходил пару раз, когда пытался ухаживать за Люськой. А она была девицей спортивной, активной, и приходилось соответствовать. От ледяной воды в реке, по которой они сплавлялись на байдарках и в которой Олег искупался не по своей воле, его разбил банальный радикулит.
После чего Людмила Короткова героически осталась с ним в какой-то дикой деревушке рядом с порожистой рекой. Лечила его, не рассчитывая на романтические приключения, потому что хватало приключений медицинских и Олег едва мог двигаться.
Из той деревушки они вернулись оба задумчивыми, словно оказались посвященными в общую тайну. Они запомнили темные старинные срубы этого селения, особенно в вечерние часы, когда небольшие окошки розовели от закатного солнца, а трава под забором узкого двора в россыпях росы источала терпкий пряный запах середины лета, а воздух, свежий и сырой, пронизывал ввинчивающийся стрекот кузнечиков. Птицы кружили высоко, среди пухлых, по-цыплячьи желтых облаков, и выглядели то черными, то становились светящимися серебряными точками, попадая в солнечные лучи там, высоко над землей…
Может, то, что Игорь своим видом ассоциативно будил в Ермилове давно припрятанные в уголке души воспоминания, и притягивало его к семье Джейранашвили, но в большей степени и то, что книжный червь и археолог в одном лице обладал энциклопедическими знаниями и мог часами рассказывать о раскопках и потрясающих находках, сделанных им и его группой не только в Турции, но и в других странах и на Родине. Поэтому, как ни устал Ермилов, он таки воздвигнулся с дивана и даже побрился перед походом в гости, так как к вечеру уже изрядно оброс седоватой щетиной, которая его заметно старила.
В этот раз Игорь, увлеченно поедая шашлык и скаля белоснежные зубы, контрастировавшие с обветренным смуглым лицом, поведал в деталях о процессе мумификации в Египте. О том, какие органы складывали в конопы, как их консервировали и все в таком духе, не замечая, что у Ермиловых это напрочь отбило аппетит.
— Ты, Ермилов, стал стареть, — Вадим поджидал Олега в коридоре у его кабинета, постукивая себя по бедру свернутой газетой. — Вчера выразил сомнение по поводу Горюнова. Это мы с тобой выходим в тираж помаленьку. А такие, как он, только набирают обороты.
— Я всегда и все ставлю под сомнение. На том и стою, — Ермилов достал ключи и отпирал дверь, но, спохватившись, обернулся и спросил: — Какой Горюнов? Ты о чем вообще?
— Из Управления по борьбе с терроризмом. Говорю же, дряхлеешь, Олег Константинович. Он через полчаса к тебе заглянет. Только не слишком удивляйся. Он парень своеобразный — и внешне, и по характеру. Из «погорельцев». Мы с ним два года назад по Юрасову работали, предателю из военной разведки.
— В семье не без урода, — пожал плечами Олег, вспомнив, что Юрасова ликвидировали пограничники при его попытке с боем перейти государственную границу.
Олег зашел в кабинет, бросил портфель под стол, как нерадивый школьник, и устремился к окну. Открыл пошире, едва не сбив на пол электрочайник.
— И что в нем странного? В Горюнове.
— Поймешь, когда увидишь, — подмигнул Вадим. — Ему бы платок на голову, на верблюда и в пустыню. А он тут, бедный, мается в нашем переменчивом климате.
Через полчаса, когда Вадим, перенявший от своего кота вкрадчивую походку, мягко ступая по ковру, ушел, отчитавшись по другим делам, в дверь решительно постучали.
Олег и сам не знал, что он, собственно, хочет услышать от Горюнова и станет ли тот откровенничать. Но поскольку Евкоев-то уж точно не разоткровенничается без пинка, придется пока просто вникать в тему «Ближний Восток».