Химия навсегда. О гороховом супе, опасности утреннего кофе и пробе мистера Марша — страница 21 из 48

[158].

То, что образцы представляли собой оксиды и гидроксиды железа, было установлено почти сразу, поскольку Стриндберг предоставил их для проверки независимыми химиками (разумеется, он считал, что это нужно только для проформы). Результаты проверки настолько его огорчили, что на страницах одной из главных ежедневных шведских газет он публично обвинил инженера Юхана Ландина в том, что тот произвел ошибочный анализ.

Отеля «Орфила» больше не существует, но на здании, где он располагался, есть табличка в память о шести месяцах, проведенных в нем Стриндбергом, и о романе «Ад», который стал результатом его пребывания там. В этом романе он признает Матьё Орфила своим Магистром, упоминая его химический трактат 1817 года, который возник на его пути благодаря «Великим Силам» той необыкновенной весной и летом 1896 года.

Что касается покрывшихся пылью старых профессоров в университете Уппсалы, Стриндберг не так уж сильно ошибался на их счет. Его современнику Сванте Аррениусу едва удалось получить в старейшем университете Швеции степень доктора философии: старые профессора решили, что он явно не создан для такого блестящего заведения, и со временем ему пришлось спуститься вниз по академической лестнице до недавно образованного Стокгольмского университетского колледжа. Там он продолжил свою деятельность и поразил сообщество химиков по всему миру, продемонстрировав, помимо прочего, что в водных растворах таких соединений, как карбонат лития, ионы Li+ фактически плавают сами по себе (вернее, как мы уже видели, в шубе из молекул воды), а не в виде отдельных частиц Li2CO3. Так что в каком-то смысле Август опосредованно отомстил старым профессорам, когда Аррениус получил Нобелевскую премию по химии в 1903 году.

Действительно ли Август был последним алхимиком в Париже? Может быть, и нет. Алхимия как часть эзотерики и оккультизма до сих пор процветает в рамках своей собственной субкультуры, хотя можно предположить, что алхимикам, так же как химикам-любителям и создателям запрещенных наркотических средств и взрывчатки, сегодня гораздо труднее добыть реактивы, чем 100 лет назад. Но возможно, Стриндберг был последним знаменитым алхимиком, – разумеется, если не верить Дж. К. Роулинг, которая в 1997 году описала смерть Николя Фламеля в финале своей первой книги о Гарри Поттере. Фламель, которому принадлежал до сих пор существующий дом по адресу ул. Монморанси, 51, в двух шагах от современного Центра Жоржа Помпиду в самом сердце Парижа, приобрел посмертную славу создателя философского камня, но Стриндберга он не обогнал: Фламель умер в 1418 году.

В заключение, говоря о сверхъестественном, мне следовало бы добавить, что призрак Августа можно увидеть и услышать в отеле «Шевийон» (Hôtel Chevillon) в Гре-сюр-Луэн на юго-востоке Парижа – по крайней мере, так мне рассказывали, – хотя умер он в своей стокгольмской резиденции, «Голубой башне», в 1912 году в возрасте 63 лет.

В следующей главе мы вернемся к ментальным проблемам, которые совершенно определенно можно вылечить при помощи совсем несложной химии. Для этого мы перейдем к элементу, который в соединении с элементом, названным в честь Франции – галлием, – дает атомную массу золота, 197.

13 Простите мой французский: капитан Хэддок и страдания савойяров

В этой главе мы доберемся до труднодоступных долин в европейских Альпах, узнаем о том, каких продуктов там не хватает, о пользе торговли и о химической связи, о которой ваш школьный учитель химии мог вам и не рассказать, но которая заставляет наш разум взлетать над уровнем моря.

Пребывание в европейских Альпах, особенно в туристический сезон, означает, что вам постоянно напоминают как о героизме, так и о страданиях, которые приносит людям этот великолепный пейзаж. Во всех книжных магазинах Гренобля есть впечатляющие стенды, посвященные подвигам и приключениям здравствующих и преждевременно погибших альпинистов, и вам стоит лишь включить радио, чтобы услышать новости о первых в этом году смертях на склонах Монблана – высочайшей вершины Европы (4810 м).

Однако жестокость этого пейзажа раньше была более зловещей и скрытой, не видимой невооруженным глазом. Лишь после проведения определенных экспериментов с водорослями, собранными на пляжах Нормандии, мы начали понимать причину тех ужасных зрелищ и случайных встреч, которые выпали на долю швейцарского пионера альпинизма Ораса Бенедикта де Соссюра в отдаленной деревне недалеко от Аосты, на территории региона Пьемонт в современной Италии.

Соссюр, молодой профессор Женевского университета, отправился на одну из своих многочисленных прогулок по Западным Альпам, которые сейчас находятся на территории Швейцарии, Италии и Франции, а в то время были по большей части под юрисдикцией королевства Сардиния. В тот летний день 1768 года он набрел на маленькую деревню и, естественно, захотел узнать, где именно он находится, поэтому обратился к первому же человеку, которого встретил на деревенской дороге, но ответа не получил.

Если бы речь шла лишь об одном человеке, то можно было бы подумать, что проблема заключается в языке или в распространенном недоверии к подозрительным незнакомцам (зайти в маленькое кафе в отдаленной деревне и обнаружить, что все люди в нем хранят полное молчание, еще не означает, что у всех у них одновременно развилось нарушение речи). Однако, когда он вошел в деревню и не получил никакого ответа ни от второго, ни от третьего встречного (не считая невнятного бормотания), он задумался о том, что тут происходит. Ближе к центру деревни он столкнулся с пугающим числом мужчин и женщин, у которых был огромный зоб и толстые губы, рот постоянно полуоткрыт, а на лицах застыло бессмысленное выражение; это зрелище привело его в ужас. Как он сам вспоминает во втором томе первых серьезных очерков об этом регионе, «Путешествия в Альпах», «словно бы злой дух превратил всех жителей в бессловесных животных, оставив им лишь человеческую оболочку, чтобы показать, что когда-то они были людьми». Он ушел оттуда опечаленным и напуганным, а увиденное им зрелище навеки отпечаталось в его памяти[159].

Несмотря на то что людей с подобными симптомами можно было встретить по всей Европе, особенно в некоторых относительно изолированных регионах (зоб называли также «дербиширской шеей»), нигде больше вы не встретили бы того, что увидел Соссюр. Однако в Альпах это была не редкость. В конце концов масштабы этой проблемы исследовали и отразили в отчете, составленном для короля Сардинии в 1848 году, а в Швейцарии было установлено, что в некоторых регионах этим телесным недугом страдают до 90 % населения, а у 2 % наблюдается серьезная задержка умственного развития.

Рисунок 26. Житель Савойи с зобом – возможно, один из «альпийских кретинов». Рисунок Доминика Вивана, © Британский музей.


Люди, которых повстречал Соссюр и другие путешественники – к началу XIX века туристов в этом регионе становилось все больше[160], – были не кем иным, как «кретинами», которых прославил в своих книгах о Тинтине бельгийский писатель и иллюстратор Жорж Реми (Эрже). Серьезной проблемой для переводчиков оказалось переложение изощренных ругательств друга Тинтина, капитана Хэддока, на более чувствительные шведский и английский языки 50–60-х годов, поэтому выражение bougre d’extrait de crétin des Alpes могли в конечном итоге перевести совершенно иначе, но в то время подобные люди были известны именно как crétin des Alpes или crétin de Savoie – «идиот из Савойи».

Попытки разгадать причины двух этих заболеваний – серьезной умственной отсталости, ставшей известной как «кретинизм» (хотя этот термин сейчас считается неприемлемым), и красноречивых визуальных признаков зоба – оказались трудной задачей, которая занимает медиков с тех самых пор, как об этой болезни стало известно, то есть уже на протяжении 5000 лет. «Кретин» описан в энциклопедии Дидро как «слабоумный, глухой и немой, со свисающим до талии зобом», которого можно было часто встретить среди тогдашних обитателей территории современных Швейцарии, Южной Франции и Северной Италии[161].

Причины эти оставались загадкой. Если у обоих родителей был зоб, то их отпрыски страдали теми же симптомами, так что наследственный фактор явно присутствовал; но касательно всего остального делались самые безумные предположения. Может быть, дело в преобладающих ветрах в этих труднодоступных долинах? Ведь хорошо известно, что фён – теплый сухой ветер – даже способен временно свести с ума жителей Австрии, так кто знает, какое воздействие мог оказать злостный шквалистый ветер, дующий в этих отдаленных местах? В качестве альтернативной теории выдвигалось отсутствие ветра в некоторых долинах, из-за чего воздух становился затхлым; также в качестве объяснения предлагался постоянный недостаток солнечного света на некоторых горных склонах с осени по весну.

Зоб традиционно лечили при помощи пепла от сожженной морской губки, и в 1811 году Бернар Куртуа, парижский химик и производитель селитры, открыл новый элемент йод в пепле от сожженных морских водорослей, которые использовались на его селитряном заводе. Это заставило Жана-Франсуа Куанде – женевского врача, получившего образование в Эдинбурге, – совершить храброе умозаключение, или, правильнее выражаясь, сделать предположение, основанное на опыте. В 1819 году он предположил, что в морской губке также содержится йод и что прием йода может излечить зоб[162].

У йода зарядовое число 53, и он находится в Периодической таблице под бромом; в то время Периодической системы элементов еще не существовало, но йод очень интересовал химиков. Его кристаллы глубокого фиолетового цвета обладали отчетливым металлическим блеском, хотя йод – не металл. Воздух внутри стеклянной банки с этим веществом быстро приобретал легкий фиолетовый оттенок, а некоторые кристаллы без каких-либо видимых усилий перемещались со дна банки на внутрен