…кровь…
Что ж, кровь будет исправно циркулировать в его теле, пока он сидит и пускает слюни всем на посмешище. И что это за будущее? Что это за жизнь? Хемингуэй. Вспомни Хемингуэя. Когда он понял, что его разум тает, что его мысли уже не представляют ни для кого, а главное, для него самого, никакого интереса, он пошел в лес и застрелился. Вот так умирают настоящие мужчины.
…кровь…
Фантом сделал шаг по направлению к Дональду. Черты лица стали яснее. Насколько лучше и достойнее покончить с этим здесь и сейчас. Пасть, как воин в бою, как Лон Рэнджер в прерии, и пусть
…кровь…
льется на эту поганую траву.
Отец подошел совсем близко.
– Я знаю, папа… Я знаю.
Кровь. КРОВЬ.
Надо было это сделать еще тогда, когда ему было десять лет, когда отец истекал кровью. Он тогда подошел и выключил циркулярку, а надо было положить под нее шею. Всего-то ничтожное движение вбок – и…
КРОВЬ
Черные пустые глаза фантома уставились на него. Он повернул ружье и сунул дуло в рот. Холодный металл.
Cool, подумал он… Coolidge.
И задохнулся.
Выдернул дуло винтовки изо рта.
– Кулидж! – крикнул он.
…кро…
– Даже не пытайся, сукин сын! Кулидж! Вильсон, Гардинг, Кулидж!
Он отступил на пару шагов, поднял винтовку к плечу. Окуляр оптического прицела был настроен на гораздо большее расстояние, поэтому голова фантома выглядела как нерезкое пятно с двумя черными лужицами глаз в кровавой пустыне лица. Он выбрал точку чуть выше переносицы и спустил курок.
Ему ни разу в жизни не приходилось стрелять в открытой степи, где звуку не от чего отражаться. Грохот выстрела разошелся, как мгновенные круги на воде, только в трех измерениях, взметнулся в небо и тут же погас. Отдача больно ударила в плечо, и измотанный нелепой погоней Дональд чуть не упал.
Фантом по-прежнему стоял на ногах, но у него появился третий, ярко-голубой глаз. Дональд даже не сразу понял, в чем дело. Потом сообразил – выстрел прошел насквозь, и сквозь образовавшийся туннель он видит крошечный кусочек неправдоподобно синего неба.
И совершенно непонятно, почему он не падает. Стоит с повисшими обрубками рук и смотрит на Дональда черными, ничего не выражающими глазами. Ни упрека, ни удивления. Ни даже боли.
Дональд передернул затвор.
С трудом поднял винтовку к плечу – и замер.
Кровавый фантом потек. Кровь, обрубки рук, остатки одежды начали растворяться и расползаться, как акварельный рисунок, когда на него выльешь воду.
Дональд опустил винтовку и даже не заметил, как она выпала из рук и глухо ударилась о землю. Кровавый фантом – уже не кровавый фантом. Все превращалось в жидкость, и жидкость эта, вопреки законам гравитации, с чмокающим слизистым шипением стекала вверх, в дырку во лбу. С каждой секундой фантом становился все светлее и светлее, и по мере происходящих на его глазах изменений что-то менялось и в душе Дональда.
– Мертвый… – прошептал он дрожащими губами.
Метаморфоза закончилась. Перед Дональдом стояла белая фигура, лишенная каких бы то ни было опознавательных признаков. Ни рта, ни носа, ни ушей. Только те же мертвые черные лужицы глаз, которые так и продолжали смотреть на Дональда. Исчезла даже дырка во лбу.
Обновленный фантом повернулся и пошел прочь.
Когда он отошел метров на десять, Дональд хрипло крикнул ему вслед:
– Мертвый! Ты мертвый! Совершенно! На хер! Мертвый!
Он опустился на траву рядом с винтовкой и нежно погладил приклад, потом ствол. Поднял на руки и стал укачивать, как укачивают ребенка.
– Ты убила его, умница моя, ты убила его, золотая моя девочка…
И то, что произошло в тот летний день на лесопилке, – несчастный случай. Ужасный несчастный случай, но не более того. Он попытался представить отца, и у него впервые за долгие годы получилось! Добродушный, седеющий отец, его ласковый взгляд, большие мозолистые руки. Впервые за долгие годы он не почувствовал во рту вкус смешанного с кровью шоколада, не представил окровавленное безрукое существо, глядящее на него с упреком и ненавистью.
Этот образ испортил ему всю жизнь. Но теперь все. С ним покончено. Дональд его убил. Он отбросил винтовку, положил руку на сердце и с наслаждением почувствовал исходящую из него бурлящую силу жизни. Осторожно лег на спину и посмотрел на небо. Это бесконечно-голубое пространство принадлежит ему, он может обнять его, если захочет.
И если все это – его сон, то он…
Бог. Я – Бог.
Властелин этого простора. Ничто не может его остановить: все, что он видит, принадлежит ему. Это же замечательно!
Он лежал довольно долго, упиваясь ощущением безграничной власти.
И только когда сел и огляделся, вспомнил, как обстоят дела. Петер, кемпер, машина… Его просто выбросили. Вывезли и выбросили в пустыне. Нашли козла отпущения.
Какие мерзавцы…
Он взял винтовку, оперся на нее, не без труда поднялся на ноги, пристроил приклад к плечу и направил дуло в небо.
– Ну что? Что? – крикнул он.
В нем бурлила вновь обретенная сила жизни, только ее некуда было направить.
Посмотрел во все стороны и тут же увидел, как что-то движется по направлению к нему, как раз оттуда, куда ушла белая сволочь. Ну что ж – он не прочь еще пострелять. Звук выстрела, толчок в плечо, секундное ощущение внезапно и со смертельной силой удлинившихся рук – почему бы не пережить еще раз это роскошное чувство?
Он посмотрел в прицел, опустил ружье и улыбнулся. Сунул два пальца в рот и свистнул почти забытым с молодости хулиганским посвистом.
– Давай сюда, парень! Давай сюда.
Через пару минут перед ним стоял Бенни, часто дыша и вывалив розовый язык. Дональду в его восторженном состоянии даже не показалось странным, что вместе с биглем прибежала кошка. Звери пришли, чтобы показать ему дорогу домой. Умные все же существа.
– Умница, – сказал Дональд, наклонился и почесал Бенни за ухом. – Хороший пес.
Он протянул руку, чтобы погладить кошку, но та увернулась. Ну и ладно.
– И кот хороший.
Прищурился и посмотрел туда, откуда прибежали звери, но ничего не увидел, кроме проведенной по линейке линии горизонта. Бенни лег у его ног и положил голову на лапы, не сводя глаз с хозяина.
Дональд дал ему отдышаться.
– Дорогу найдешь? – спросил он.
Бенни навострил уши, склонил голову набок и посмотрел на кошку. Та начала умываться. Если бы кошки умели пожимать плечами, она наверняка пожала бы плечами – какой разговор. Конечно, найду.
– Найдешь хозяйку?
Бенни встал и подошел к кошке. Звери посмотрели друг другу в глаза, и Дональду показалось, что они совещаются на каком-то недоступном ему беззвучном языке.
Кошка закончила туалет, и звери двинулись в том направлении, откуда пришли.
Дональд вскинул винтовку на плечо и пошел за ними.
– Жгут! У кого-нибудь есть жгут?
Изабелла лежит на траве около фермерского кемпера. Майвор и Леннарт на коленях изо всех сил сжимают ее руки выше локтя, пытаются остановить кровотечение из длинных и глубоких порезов. Лицо белое до желтизны.
Улоф поспешил в кемпер. Глаза у Изабеллы медленно закрылись.
– Ну нет, – надо было бы похлопать ее по щекам, но руки заняты. – Спать нельзя. Ты не должна спать.
Веки дрогнули. Изабелла слегка повернула голову и посмотрела на поляну. Майвор проследила за его взглядом. Все инкарнации Джеймса Стюарта лежали ничком на траве. И двухметровый кролик Харви. Снежно-белый мех на упитанном теле… похож на забытый с зимы сугроб.
Улоф прибежал с бинтами и алюминиевым тейпом. Они начали работать. Наложили, как могли, жгут на плечо, а дальше действовали так, будто старались застегнуть замок-молнию на переполненной сумке: Улоф стягивал края, Майвор накладывала бинт и скрепляла тейпом, чтобы рана не разошлась. Страшно, конечно, наглухо пережать артерию, тогда кровь не будет поступать к кистям рук. С другой стороны – не так-то уж много крови осталось.
Они перешли на другую руку, и Изабелла опять закрыла глаза. Леннарт взял ее за лодыжки и поднял ноги – важнее, чтобы кровь поступала в мозг. Ноги пока обойдутся.
Наконец они закончили. Леннарт за ноги подтащил Изабеллу к кемперу и положил ее ноги на складной стул. Майвор и Улоф уставились друг на друга, и Улоф внезапно побледнел.
– Я сейчас… – сдавленным голосом сказал он, покачиваясь, зашел за кемпер, и оттуда послышались звуки рвоты.
Майвор нисколько его не осуждала. Для непривычного человека – малоприятное зрелище. Она посмотрела на клейкие от крови руки и удивилась собственному спокойствию.
– Здорово вы это, – сказал Леннарт. – Вы из тех, кто в случае чего грудью встает, или как?
Вообще-то так оно и есть, но редко кто замечал эту сторону ее характера, и еще реже кому-то приходило в голову ее похвалить. Майвор почувствовала, что краснеет, – совершенно неуместно в таком положении.
Вернулся Улоф, вытер рот и извинился.
Некоторое время все трое смотрели на Изабеллу, как будто она была произведением искусства, созданным не кем-то, а ими самими. Вернее, не созданным, а отреставрированным и, надо надеяться, спасенным для грядущих поколений.
Леннарт принес одеяло и укрыл Изабеллу. Ее грудная клетка еле заметно поднималась и опускалась. Время от времени она издавала тихий скулящий звук.
– Почему она это сделала? – Улоф пожал плечами, не сводя глаз с Изабеллы. – Может, кто-то из вас понимает?
Леннарт сунул руки в карманы так, что подтяжки натянулись. Глаза его сузились.
– Майвор, – сказал он тоном, какой она не слышала почти никогда. Он говорил с ней как с равной – с уважением. Признавал в ней человека, с чьим мнением можно и нужно считаться. – Майвор, скажите, пожалуйста, – он кивнул на лежащие на траве фигуры. – Когда вы смотрите на… этих, кого вы видите?
Майвор посмотрела на неподвижно лежащих на траве Уилла Локхарта, Элвуда Дауда, Мистера Смита, который уехал в Вашингтон и, конечно, кролика Харви. Пока она перевязывала Изабеллу, в голове прояснилось, и теперь она понимала, что неожиданное воплощение ее эротических фантазий вовсе не безопасно. Но…