Танимото сидел, слегка обескураженный, перед камерами и софитами в студии, похожей на гостиную. Ральф Эдвардс, американский джентльмен, которого он видел первый раз в жизни, сверкнул улыбкой, развернулся к объективам и обратился к примерно сорокамиллионой американской аудитории: «Добрый вечер, дамы и господа, и добро пожаловать в This is your life [51]. Тиканье, которые вы слышите, — это обратный отсчет до восьми часов пятнадцати минут утра 6 августа 1945 года. А рядом со мной сидит джентльмен, чья жизнь изменилась с последним движением стрелки этих часов. Добрый вечер, сэр. Не могли бы вы назвать нам свое имя?»
— Киёси Танимото.
— А чем вы занимаетесь?
— Я священник.
— Откуда вы?
— Хиросима, Япония.
— А где вы были 6 августа 1945 года в восемь пятнадцать утра?
Танимото не успел ответить. Тиканье становилось все громче и громче, следом загрохотали литавры.
«Это — Хиросима, — сказал за кадром Эдвардс, пока на экранах зрителей вырастал ядерный гриб, — и в ту роковую секунду 6 августа 1945 года миру явилось новое представление о жизни и смерти. И главная тема сегодняшнего вечера — вы, преподобный Танимото! — который, ничего не подозревая, оказался внутри этого представления… Мы вернемся к тому, что происходило в вашей жизни в этот момент, преподобный Танимото, сразу после речи Боба Уоррена, нашего диктора, который хочет сказать что-то особенное нашим зрительницам».
Судьбоносный ход часов судного дня, теперь уже неслышный, отметил еще шестьдесят секунд, пока Боб Уоррен пытался снять лак марки Hazel Bishop с ногтей белокурой девушки — безуспешно, хотя он прибег к помощи металлического скребка, которым до этого счистил ржавчину со сковороды.
Киёси Танимото оказался совершенно не готов к такому. Он сидел в оцепенении, весь в поту и не в силах промолвить ни слова, пока его жизнь выводили быстрыми росчерками — как это было заведено в This is your life. В студии появилась мисс Берта Спарки, пожилая миссионерка-методистка, которая в юности рассказывала ему о Христе. Следом — его друг Марвин Грин, поделившийся анекдотом из жизни в семинарии. Затем Эдвардс указал среди зрителей, находившихся в студии, на нескольких прихожан Танимото, которые оказались под его попечением сразу после рукоположения — во время недолгого пастырства в японо-американской церкви Голливуд индепендент чёрч.
А потом произошло нечто шокирующее. Вошел высокий, тучный американец, которого Эдвардс представил как капитана Роберта Льюиса, второго пилота бомбардировщика «Энола Гэй», выполнявшего миссию в Хиросиме. Дрожащим голосом Льюис рассказал о полете. Танимото сидел с деревянным лицом. В какой-то момент Льюис замолчал, закрыл глаза и потер лоб, и 40 миллионов зрителей по всей стране, должно быть, подумали, что он плачет. (Но он не плакал. Он был пьян. Много лет спустя Марвин Грин рассказал молодому журналисту Родни Баркеру, который писал книгу о «хиросимских девах», что Льюис страшно напугал продюсеров, не явившись в тот день на репетицию, где должны были быть все участники телешоу, кроме Танимото. Судя по всему, он рассчитывал на хороший гонорар за участие в передаче, а когда узнал, что его не предполагается, то отправился в поход по барам. Грин сказал, что нашел его как раз вовремя, чтобы влить в него чашку кофе перед эфиром.)
Эдвардс: «Записали ли вы тогда что-нибудь в свой журнал?»
Льюис: «Я записал: „Боже мой, что мы наделали?“»
После этого жена Танимото, Тиса, поспешила на сцену мелкими шажками: она была в кимоно, хоть и не одевалась так в Японии. Ей дали два дня на то, чтобы собрать себя и четверых детей и добраться до Лос-Анджелеса. Там их всех заперли в гостинице, строго-настрого запретив связываться с Танимото. Впервые за эфир выражение его лица изменилось — на удивленное, — похоже, что радость стала чем-то чуждым для него. Затем две «хиросимские девы» — Тоёко Минова и Тадако Эмори — появились перед телезрителями в качестве силуэтов за полупрозрачным экраном, и Эдвардс призвал жертвовать деньги на операции. И, наконец, четверо детей Танимото — десятилетняя дочь Коко, которая во время бомбардировки была младенцем, семилетний сын Кен, четырехлетняя дочь Дзюн и двухлетний сын Син — выбежали и бросились на руки к отцу.
Входящая телеграмма: Не подлежит разглашению
Из: Токио
Кому: государственному секретарю
12 мая 1955 года
Посольство и ЮСИС [52] разделяют озабоченность Вашингтона возможным негативным публичным освещением проекта «Хиросимские девы».
На Танимото здесь смотрят как на своего рода охотника за общественным вниманием. Вполне может попытаться воспользоваться поездкой, чтобы собрать средства для Хиросимского мемориального центра мира, своего детища. Не верьте, будто он красный или симпатизирует им, однако он легко может стать источником пагубной огласки.
Дипломатической почтой: Секретно
Преподобный Танимото представляется человеком, настроенным антикоммунистически и, вероятно, искренним в своих попытках помочь девушкам. Однако желая повысить собственный престиж и значимость, он может — по незнанию, невинно или целенаправленно — поддаваться или последовать левацкой линии.
Ральф Джей Блейк,
генеральный консул США, Кобе
Вернувшись после шоу на Восточное побережье, Роберт Льюис, уволившийся из ВВС и работавший в отделе кадров кондитерской фабрики Henry Heide в Нью-Йорке, был вызван в Пентагон и получил серьезную взбучку от министерства обороны.
Вся семья Танимото оставалась в Соединенных Штатах до конца агитационного тура Киёси, в рамках которого он побывал в 195 городах в 26 штатах. Телевизионное шоу принесло около 50 тысяч долларов, и он собрал в турне еще десять тысяч. Тиса Танимото и дети провели чудесное лето в гостевом домике на ферме Перл Бак, в округе Бакс, штат Пенсильвания. Шестого августа, в десятую годовщину бомбардировки Хиросимы, Танимото возложил венок к Могиле неизвестного солдата на Арлингтонском национальном кладбище. В тот день в самой Хиросиме, далеко от него, стартовало настоящее японское движение за мир, оседлавшее гнев, вызванный инцидентом со «Счастливым драконом». Пять тысяч делегатов приняли участие в первой Всемирной конференции против атомной и водородной бомб.
В декабре Танимото вернулись в Японию.
Киёси Танимото оказался выброшен на обочину. Во время американских гастролей он демонстрировал удивительную для хибакуся энергию, выступая каждый вечер и без устали повторяя одно и то же. В действительности уже несколько лет его несло бурное течение, насыщаемое дикой энергией Нормана Казинса. Тот подарил ему головокружительные переживания, питавшие тщеславие священника, но теперь также лишил Танимото контроля над его собственными делами. Танимото начинал всю эту затею для «дев», но обнаружил, что, хотя деньги, собранные с помощью This is your life, покроют расходы на операции, всё, кроме одной из десяти тысяч, собранных во время турне, также будет контролироваться Нью-Йорком.
Казинс пренебрег проектом Центра мира в Хиросиме и предпочел иметь дело с городским правительством; Танимото умолял передать проект морального усыновления под крыло Центра, но его роль ограничилась закупкой портфелей. Последний удар был нанесен, когда прах девушки Томоко Накабаяси, умершей под наркозом в Маунт-Синай, вернули ее родителям в Хиросиму, а его даже не пригласили на похороны, которые проводил его старый друг, отец Кляйнзорге. А после того как все «девы» вернулись домой и, к своему удивлению, оказались в центре не только общественного любопытства, но и зависти со злобой, они воспротивились его попыткам объединить их в свой «клуб Сиона» и отдалились от него.
Ему не было места и в японском движении за мир, поскольку в критические моменты его становления он находился за пределами страны, и, кроме того, в силу своего христианского мировоззрения с подозрением относился к радикальным группам на переднем крае антиядерной деятельности. Пока он был в последней поездке, в Японии возникла национальная организация «Нихон Генсуйкё», японский совет по борьбе с атомными и водородными бомбами, и развила бурную деятельность, призванную принудить парламент обеспечить хибакуся медицинской помощью. Как и многих хибакуся, Танимото отталкивала всё большая политическая окраска этих деяний, и он держался подальше от массовых митингов в Парке мира в последующие годовщины.
15 мая 1957 года Великобритания провела свое первое испытание водородной бомбы на острове Рождества в Индийском океане.
Коко, дочь Танимото, в младенчестве пережившая бомбардировку, почти каждый год проходила медицинский осмотр при американской Комиссии по изучению последствий атомных взрывов. В целом со здоровьем у нее все было в порядке, хотя, как и у многих хибакуся, которые во время бомбежки были младенцами, она определенно медленнее росла. Теперь, будучи подростком в средней школе, она отправилась туда снова. Как обычно, она разделась в кабинке и надела белый больничный халат. Когда она прошла серию тестов, ее отвели в ярко освещенную комнату, где находился подиум, а позади него стена с ростомером. Ее поставили к стене, направив в глаза столь яркий свет, что она ничего перед собой не видела; она слышала голоса на японском и английском. Кто-то велел ей на японском снять платье. Она повиновалась и стояла так, казалось, целую вечность, а по ее лицу текли слезы.
Коко была так напугана и травмирована этим переживанием, что не могла никому рассказать о нем в течение 25 лет.
Однажды в конце августа 1959 года в корзине перед алтарем церкви Киёси Танимото оставили маленькую девочку. В записке, прикрепленной к пеленке, были указаны имя ребенка — Канаэ — и дата рождения, 28 апреля, и далее говорилось: «Боюсь, я не могу оставить ее себе в данный момент. Благослови ее Господь. Вы позаботитесь о ней вместо меня?»