ил мертвых, помешал им опустить на воду свое судно, чтобы отправиться в призрачный мир, — что он сказал вслух: «Пожалуйста, простите меня за то, что я забираю эту лодку. Она нужна мне, чтобы помочь живым». Плоскодонка была тяжелой, но ему все-таки удалось спустить ее на воду. Весел не оказалось, и для того, чтобы сдвинуться с места, он использовал толстый бамбуковый шест: только его и удалось найти. Он поплыл вверх по течению, к самой людной части парка, и начал перевозить раненых на другой берег. За один раз он мог погрузить в лодку десять-двенадцать человек, но река посередине была слишком глубокой, шест не доставал до дна, приходилось им грести, и поэтому каждая переправа занимала очень много времени. Так он трудился несколько часов.
Вскоре после полудня огонь добрался до лесов Асано. Господин Танимото понял это, когда в очередной раз вернулся на своей лодке к парку и увидел, что множество людей устремились к берегу. Он причалил и пошел наверх, чтобы понять, что происходит, а когда увидел огонь, закричал: «Все молодые люди, кто не сильно пострадал, за мной!» Отец Кляйнзорге подвел отца Шиффера и отца Ласалля поближе к берегу и попросил переправить их, если огонь подойдет слишком близко, а затем присоединился к добровольцам Танимото. Господин Танимото послал одних искать ведра и тазы, а другим велел сбивать огонь с кустов своей одеждой; когда появились ведра, он выстроил цепочку от одного из прудов в саду камней — по ней стали передавать воду. Его команда боролась с огнем больше двух часов и в конце концов победила пламя. Пока добровольцы господина Танимото работали, испуганные люди в парке все ближе и ближе прижимались к реке, и в какой-то момент толпа стала вытеснять несчастных, оказавшихся у самого берега, в воду. Среди тех, кто был сброшен в реку и утонул, были госпожа Мацумото из методистской школы и ее дочь.
Когда отец Кляйнзорге вернулся с тушения пожара, он обнаружил, что отец Шиффер все еще истекает кровью и ужасно бледен. Несколько японцев стояли вокруг и смотрели на него, а отец Шиффер прошептал со слабой улыбкой:
— Как будто мы все уже умерли.
— Еще нет, — ответил отец Кляйнзорге.
Он захватил с собой аптечку доктора Фудзии, чуть раньше он заметил в толпе доктора Канду, а теперь разыскал его и попросил перевязать раны отца Шиффера. Доктор Канда видел бездыханные тела жены и дочери в развалинах своей больницы; теперь он сидел, обхватив голову руками. «Я ничего не могу сделать», — сказал он. Отец Кляйнзорге наложил еще одну повязку на голову отца Шиффера, перенес его на пригорок, уложил так, чтобы голова была высоко поднята, и вскоре кровотечение прекратилось.
Примерно в это же время послышался рев приближающихся самолетов. Кто-то в толпе рядом с семьей Накамура крикнул: «Это „Грумманы“ [12], они заходят на атаку, сейчас будут стрелять!» Пекарь по имени Накасима встал и скомандовал: «Если у кого белая одежда — снимайте!» Госпожа Накамура стянула с детей кофты, раскрыла зонт и велела им залезть под него. Многие люди, даже сильно обожженные, забирались в кусты и оставались там до тех пор, пока гул самолетов — очевидно, разведывательных или метеорологических — не стих окончательно.
Пошел дождь. Госпожа Накамура сказала детям не вылезать из-под зонта. Капли становились все крупнее, кто-то крикнул: «Американцы сбрасывают бензин. Они собираются поджечь нас!» (Эту новую волну паники спровоцировала одна из теорий, передававшихся в парке из уст в уста, почему Хиросима была охвачена огнем: якобы один-единственный самолет распылил на город бензин, а затем, в один момент, поджег его со всех сторон.) Но с неба явно капала вода; по мере того как усиливался дождь, сильнее становился и ветер, и вдруг — вероятно, из-за мощной конвекции [13], порожденной пылающим городом, — по парку пронесся вихрь. Он ломал огромные деревья, а маленькие вырывал из земли с корнем и подбрасывал в воздух. А выше, в извивающейся воронке смерча, бешено вращались самые разные плоские предметы: листы железной кровли и обрывки циновок, куски бумаги и дверей. Отец Кляйнзорге прикрыл глаза отца Шиффера тканью, чтобы тот, совсем ослабший, не подумал, что сходит с ума. Смерч подхватил госпожу Мурату, экономку миссии иезуитов, сидевшую у реки, и протащил вниз по берегу до каменистой отмели, а когда она выбралась оттуда, ее ноги были в крови. Потом воронка ушла в сторону реки, всосала в себя столб воды и постепенно сошла на нет.
После бури господин Танимото снова начал перевозить людей на другой берег, и отец Кляйнзорге попросил студента-теолога перебраться через реку и отправиться в Дом иезуитской общины в Нагацуке примерно в пяти километрах от центра города и попросить тамошних священников прийти на помощь к отцу Шифферу и отцу Ласаллю. Студент сел в лодку господина Танимото и уплыл с ним. Отец Кляйнзорге спросил госпожу Накамуру, не хочет ли она отправиться в Нагацуку вместе. Она сказала, что у нее довольно много вещей, к тому же дети больны — время от времени их все еще тошнило, как, впрочем, и ее саму, — и поэтому она боялась, что не осилит такой путь. Он сказал, что, как ему кажется, отцы из дома иезуитской общины могли бы вернуться на следующий день с тележкой, чтобы забрать ее.
Ближе к вечеру, выйдя ненадолго к берегу, господин Танимото, от энергии и инициативы которого зависело теперь столько людей, услышал, как раненые просят еды. Он посоветовался с отцом Кляйнзорге, и они решили вернуться в город, чтобы раздобыть немного риса в бомбоубежищах соседской ассоциации господина Танимото и иезуитской миссии. Отец Цесьлик и еще несколько человек пошли с ними. Поначалу, пробираясь между рядами разрушенных зданий, они никак не могли понять, где находятся; оживленный город с населением в 245 тысяч человек за одно утро превратился в обгоревшие руины с неясными очертаниями — и эта перемена была столь же разительной, сколь и внезапной. Асфальт на улицах был еще таким мягким и горячим от огня, что идти по нему было очень неудобно. По пути они встретили всего одного человека, женщину, которая сказала им, когда они проходили мимо: «Мой муж лежит в этом пепле». Когда они добрались до территории миссии, где господин Танимото покинул соратников, отец Кляйнзорге с ужасом увидел, что главный дом разрушен. В огороде по дороге к бомбоубежищу он заметил тыкву, которая испеклась прямо на грядке. Они с отцом Цесьликом попробовали ее, она оказалась вкусной. Удивляясь тому, как сильно проголодались, они довольно плотно поели. Потом вытащили из бомбоубежища несколько мешков риса, прихватили несколько тыкв, накопали картошки, которая тоже хорошо пропеклась в земле, и отправились обратно. Господин Танимото присоединился к ним по дороге. Один из членов их группы прихватил с собой кухонную утварь. В парке господин Танимото собрал несколько легкораненых женщин из своего района и поручил им готовку. Отец Кляйнзорге предложил семье Накамура тыкву, они попробовали ее, но их снова стало тошнить. Риса же хватило, чтобы накормить почти сотню человек.
Незадолго до наступления темноты господин Танимото встретил двадцатилетнюю девушку, госпожу Камаи, которая жила в соседнем доме. Она сидела на земле и держала в руках тело маленькой дочери. Ребенок, очевидно, умер еще утром. Увидев господина Танимото, госпожа Камаи вскочила и сказала ему: «Прошу вас, попробуйте найти моего мужа».
Господин Танимото знал, что ее мужа буквально накануне призвали в армию; вчера днем он вместе с женой пытался развлечь госпожу Камаи, чтобы она немного отвлеклась. Камаи прибыл в расположение штаба армии Тюгоку — рядом со старым замком в центре города, — где дислоцировалось около четырех тысяч бойцов. В течение дня господин Танимото видел очень много искалеченных солдат, и он предположил, что казармы сильно пострадали от удара по Хиросиме — чем бы ни был этот удар. Он знал, у него нет ни малейшего шанса найти мужа госпожи Камаи, даже если он отправится на поиски, но он хотел подбодрить ее.
— Я попробую, — сказал он.
— Вы должны его найти, — сказала она. — Он так любил нашего ребенка. Я хочу, чтобы он увидел ее в последний раз.
3Подробности устанавливаются
Ранним вечером того дня, когда взорвалась бомба, японский военный катер медленно двигался вверх и вниз по семи каналам реки Ота. Чтобы сделать объявление, он останавливался везде, где возможно: напротив песчаных отмелей, где лежали сотни раненых, у мостов, на которых толпились люди, и, наконец, уже в сумерках, напротив парка Асано. На катере стоял молодой офицер и кричал в мегафон: «Потерпите! Скоро прибудет госпитальное судно и позаботится о вас!» Вид корабля на фоне хаоса, царящего за рекой, спокойный молодой человек в опрятной униформе и обещание медицинской помощи — первое за двенадцать страшных часов упоминание о том, что помощь идет, — очень обрадовали людей в парке. Госпожа Накамура стала готовить семью ко сну, заверив, что скоро придет доктор и остановит рвоту. Господин Танимото продолжил переправлять раненых через реку. Отец Кляйнзорге лег, прочел про себя «Отче наш» и «Аве Мария» и тут же задремал; но не успел он заснуть, как госпожа Мурата, богобоязненная экономка, работавшая при миссии, встряхнула его: «Отец Кляйнзорге! Вы же повторили вечернюю молитву?» «Конечно», — ответил он сердито и попытался заснуть снова, но уже не смог. Очевидно, именно этого и добивалась госпожа Мурата. Она завела разговор с уставшим священником. Ее интересовало, когда один из послушников, к которому Кляйнзорге отправил посланника в середине дня, прибудет, чтобы эвакуировать отца-настоятеля Ласалля и отца Шиффера.
Посланником отец Кляйнзорге отправил студента-теолога, жившего при миссии. Он прибыл в дом иезуитской общины, расположенный на холмах в пяти километрах от миссии, в половину пятого. 16 тамошних священников занимались спасательными работами на окраинах. Они переживали за своих товарищей в городе, но не знали, как и где их искать. Священники поспешно соорудили пару носилок из жердей и досок, и шестеро из них отправились вслед за студентом в разрушенные районы. Они пробирались вдоль реки Ота, и дважды жар огня заставлял их спускаться в воду. На мосту Мисаса они столкнулись с длинным строем солдат, в безумной спешке двигавшихся прочь от штаба армии региона Тюгоку в центре города. Все они были сильно обожжены и опирались на палки или просто друг на друга. Раненые, обгоревшие лошади, опустив головы, стояли на мосту. Когда группа добралась до парка, уже стемнело; дальнейшее продвижение затрудняли деревья всех размеров, поваленные взрывной волной. Наконец — вскоре после того как госпожа Мурата задала свой вопрос — спасатели добрались до друзей и напоили их вином и крепким чаем.