Артур Блейкмор был смелым и опытным сосудистым хирургом Колумбийской пресвитерианской больницы в Нью-Йорке. Интересовавшийся циррозом печени, он разработал инновационные методы устранения кровотечения при варикозном расширении вен пищевода. Аневризмы брюшной аорты его расстраивали. Пациент поступал в больницу с сильной болью и получали морфин, а затем аорта разрывалась, и человек просто истекал кровью. Блейкмор пытался помещать в аневризму проволочные спирали, надеясь, что в просвете образуются тромбы, которые его перекроют, а у пациента разовьется коллатеральное[79] кровообращение. Такое случалось редко. Простая перевязка шейки аневризмы, которую Эстли Купер применил в больнице Гая в 1817 году, лишала кровоснабжения органы брюшной полости и ноги и в итоге приводила к смерти. Пока Шарль Дюбо в 1951 году не провел резекцию аневризмы брюшной аорты и не использовал гомонтрансплантат для восстановления целостности сосуда, никто даже не задумывался о вмешательстве.
Блейкмор, тучным и флегматичный уроженец Виргинии, говорил нараспев и медленно двигался. Однажды он иронически заметил: «Я начинаю беспокоиться о кровотечении только тогда, когда слышу его». В отличие от него, Артур Вурхис был тихим, но решительным молодым квакером, пришедшим стажироваться к Блейкмору в 1946 году.
Сначала ему поручили лабораторный исследовательский проект по разработке искусственного митрального клапана из полосок полой вены собаки. Получившаяся структура была вшита в митральное фиброзное кольцо, а шелковые швы служили заменой сухожильным хордам. Удивительно, но опытному Вурхису удалось ввести эти структуры через кисетный шов на ушке левого предсердия, и, хотя по своей функциональности им было не сравниться с клапанами, они привели к важному открытию.
Рисунок 9.2: Артур Вурхис с одной из его собак.
Вурхис так описал свои наблюдения: «Во время одного из первых испытаний я допустил ошибку при наложении шва на желудочек, в результате которой шов пересекал центральную часть полости. Исправить ее было бы слишком сложно, но я запомнил ее, поэтому через несколько месяцев во время посмертного патологоанатомического исследования приложил все усилия, чтобы найти смещенный шов. К моему удивлению, он был полностью покрыт тем, что выглядело как эндокард (естественная клеточная оболочка сердца). Он напоминал обычную хорду, за исключением черной сердцевины шелкового шва. Это удивительное зрелище навело меня на мысль, может ли кусок ткани отреагировать аналогичным образом. Я предположил, что тканевая трубка, работающая как плетеная сетка, действительно могла бы служить артериальным протезом».
Блейкмора впечатлила идея Вурхеса об искусственном кровеносном сосуде. Чтобы проверить его гипотезу, они сделали трубку из шелкового носового платка и использовали ее для замены брюшной аорты собаки. Она работала как сосуд в течение часа, прежде чем кровотечение предсказуемо положило конец эксперименту. И жизни животного. Однако вскоре после этого Джеймс Блант, ортопед-резидент из Колумбийской больницы, заполучил рулон ткани «Винион-Н», который по неизвестной причине подарила больнице компания Union Carbide. Эта бракованная партия не впитывала краситель, но состояла из прочного плетения, предназначенного для армейских парашютов. Блант попытался использовать этот материал для замены сухожилия, но результат его не удовлетворил, и он предложил ткань Вурхису.
Используя швейную машинку своей жены, Вурхис изготовил трубки – ткань оказалось не так-то легко сшить.
Чтобы пришить такую трубку к артерии и избежать просачивания крови, требовалась поразительная ловкость, но Вурхису удалось имплантировать их шести собакам. Одна из собак прожила четыре недели с полностью функциональным трансплантатом.
Как-то поздним вечером в феврале 1953 года Вурхиса, который был старшим резидентом в больнице, вызвали в отделение неотложной помощи, чтобы осмотреть пациента с сильной болью. Диагноз был очевиден. У мужчины держалось низкое кровяное давление и пальпировалась пульсирующая масса в брюшной полости, что указывало на разрыв аневризмы аорты. По стечению обстоятельств, старшим хирургом на дежурстве был доктор Блейкмор, и в течение получаса пациент оказался на операционном столе. Когда брюшную полость разрезали от грудины до лобковой кости, хирург обнажил аорту и пережал ее над местом протечки. Хоть это незамедлительно остановило кровотечение, вскоре стало ясно, что аневризма распространилась ниже бифуркации аорты[80] в главные артерии обеих ног. В тот момент медсестра, связавшаяся по телефону с банком гомотрансплантатов, объявила: «У меня плохие новости. Похоже, во всем Нью-Йорке нет ни одного доступного гомотрансплантата». Разорванная аневризма была обнажена, кровотечение – взято под контроль, но заменить поврежденный участок оказалось нечем.
В операционной повисла тягостная тишина, пока Блейкмор протяжно не пробасил: «Что ж, тогда нам нужно сделать свой». После этого Вурхис отправился в лабораторию здания медицинской школы, чтобы изготовить раздвоенный трансплантат. Он никогда не делал этого раньше. Между тем на счету была каждая минута: из-за пережатой аорты нижняя часть тела лишилась кровоснабжения. Шелдон Левин, один из коллег Вурхиса, который в ту ночь был вторым ассистентом, описал сцену так: «Было два часа ночи, в лаборатории жутко и темно, и мы все никак не могли отыскать выключатель. Оконные стекла тряслись от ветра, и мы слышали, как мыши негодующе грохочут колесами в своих клетках. Мы кое-как включили свет, подошли к швейной машинке в углу и положили два листа “Виниона-Н”. Нарисовали перевернутую букву Y и сшили три трубки под тиканье часов. Отрезав лишнюю ткань, помчались в операционную. Передали трансплантат медсестре, она стерилизовала его, и мы снова обработали руки. Доктор Блейкмор все еще изолировал огромную аневризму по всей длине. Наконец аневризму удалили, и трансплантат в форме буквы Y пришили на место».
Сначала Блейкмор снял зажимы с артерий ног, чтобы позволить слабому коллатеральному кровообращению заполнить трубки. Всех встревожило протекание крови через сам материал трансплантата – снова пришлось установить зажимы. Еще через пять минут их сняли, и просачивание крови прекратилось. Естественный процесс коагуляции закрыл поры. Волнуясь, хирург медленно снял верхний зажим, чтобы восстановить стремительный артериальный поток в нижнюю часть тела. Общее время окклюзии аорты составило три часа, после чего кровоточить стало все, кроме трансплантата! В паху прощупывалась пульсация, и брюшную полость быстро зашили, оставив в ней дренажную трубку.
Это был первый случай замены человеческой аорты синтетическим трансплантатом, но счастливого конца не случилось. Мужчина страдал ишемической болезнью сердца, и во время длительного периода пережатия аорты у него произошел инфаркт миокарда. Он умер от сердечной недостаточности через несколько часов, но смерть пациента не умаляла технического триумфа. На конференции Американского хирургического общества в Огайо в следующем году Вурхис представил 16 случаев замены аневризм брюшной аорты с помощью трубок из «Виниона-Н», но затем компания Union Carbide прекратила производство этого материала. Требовалось быстро найти альтернативу.
Хирург из Глазго, Уильям Рид, интересовался сосудистой хирургией и слышал выступление Вурхиса на конференции в Кливленде. Возвращаясь домой через Лондон, он зашел в магазин мужской одежды и купил две дорогие рубашки. Рид отдал их операционной сестре Джейн Маккензи с просьбой отрезать нижние части и сшить два трубчатых трансплантата на швейной машинке хозяйки квартиры. «Домашние» трансплантаты кое-как стерилизовали ночью, и уже на следующий день первый из них был имплантирован пациенту с аневризмой брюшной аорты. Билл Ланг, муж Джейн, стажировался в хирургическом отделении Рида и использовал собственную кровь, чтобы обеспечить непроницаемость ткани. Это был первый сосудистый трансплантат, использованный в Великобритании, и пожилой реципиент прожил с ним несколько лет.
Майкл Дебейки случайно нашел новый материал под названием дакрон в хьюстонском универмаге.
Мать-швея научила его шить, чтобы он мог самостоятельно изготавливать трубчатые трансплантаты, которые вскоре стали применяться в операционной Методистской больницы. По счастливой случайности, один из пациентов с аневризмой помог превратить дакроновые трансплантаты в коммерческое предложение. В ходе беседы у постели пациента о возможности вязки сосудистых трансплантатов мужчина предложил Дебейки посетить фабрику по производству носков в Ридинге, Пенсильвания, частью которой он владел. Дебейки обнаружил, что на фабрике хотели ему помочь, но у них не было подходящей вязальной машины.
Воодушевленный потенциалом дакрона, Дебейки не собирался сдаваться и отправился в Текстильный институт Филадельфии, где инженер Томас Эдман разработал специальную вязальную машину для дакроновых трансплантатов стоимостью 25 тысяч долларов. Ее создание щедро проспонсировал благодарный пациент, и она стала прототипом современных машин для производства дакроновых трансплантатов. Дебейки не потрудился запатентовать изобретение, как и Эдман, который впоследствии устроился на постоянную работу в Бейлорскую сосудистую службу. К тому времени произошли значительные улучшения. Университетский инженер Оскар Крич, специализирующийся на патентах, отметил, что гофрированный дакрон можно легко адаптировать таким образом, чтобы избежать перекручивания, и он должен послужить решеткой для нарастания клеток и биологической оболочки. Крич предложил вымочить полупористый трубчатый трансплантат в крови пациента, чтобы подготовить поверхность к клеточным отложениям. Крич владел фабрикой по производству галстуков, что позволило ему лучше разобраться в вопросе.
Рисунок 9.3: Майкл Дебейки держит дакроновые сосудистые трансплантаты.