Еще до смерти Вашканского группа выдающихся кардиохирургов со всего мира собралась в отеле «Плаза» в Нью-Йорке, чтобы обсудить этические последствия первой трансплантации. Чарльз Бейли, который и сам «баловался» трансплантациями, заявил, что эту операцию провели на десять лет раньше, чем следовало. Джейкоб Циммерман, коллега Бейли из больницы святого Варнавы, согласился и добавил: «Для врачей неправильно с медицинской и моральной точек зрения стоять у постели неизлечимо больного пациента в ожидании его скорой смерти, чтобы покорее забрать органы». Однако Дональд Росс, бывший одногруппник Барнарда из Южной Африки, и Оке Сеннинг из Швеции сказали, что будут заниматься пересадкой органов, и выразили надежду, что скоро будут созданы «банки сердец», где органы будут храниться и предоставляться по требованию. В Хьюстоне Майкл Дебейки основал комитет, который должен был решить, следует ли Бейлору начать проводить трансплантации, в то время как Кули незамедлительно приступил к поиску доноров.
Рисунок 11.3: Барнард, Дебейки и Кантровиц в Нью-Йорке.
Практически сразу после смерти Вашканского телекомпания CBS привезла Криса и Лувтье в Нью-Йорк, чтобы они приняли участие в шоу «Лицом к нации»[91].
Там он опроверг обвинения в краже идей Шамвея и неожиданно получил похвалу от Кули и Дебейки за совершение политического прорыва. Затем Шамвей неохотно дал комментарий по поводу смерти мозга, заявив: «Это был монументальный прорыв, скорее общественный, чем медицинский, потому что он был применим к пересадке всех органов». Уклонившись от обвинений, пара при поддержке CBS отправилась в Техас на встречу с президентом Линдоном Б. Джонсоном на его ранчо.
По возвращении в Кейптаун Барнард провел вторую и более успешную трансплантацию местному стоматологу Филипу Блайбергу, используя сердце чернокожего мужчины. Казалось, что слава мгновенно решила все спорные расовые вопросы, хотя операция, проведенная 2 января, была не менее драматичной и противоречивой, чем первая. Клайв Хаупт был 24-летним фабричным рабочим, у которого случилось обширное кровоизлияние в мозг, когда он загорал на пляже Кейптауна. Его состояние признали безнадежным и перевели из больницы Виктория в Грут-Шур в ожидании трансплантации.
На этот раз американская телекомпания NBC подписала с Блайбергами контракт на 50 тысяч долларов, чтобы получить эксклюзивное право на видеосъемку операции, но Барнард боролся с обострением артрита. Когда он наложил последний стежок, чтобы закрепить новое сердце, в больнице произошло отключение электроэнергии, в результате которого перестали работать хирургические светильники, АИК и видеокамеры. Насосы приходилось запускать вручную, чтобы поддерживать жизнь Блайберга до включения вспомогательного генератора. Тем не менее операция превратила Блайберга из задыхающегося «сердечного калеки» в независимого мужчину, способного управлять автомобилем и плавать в море. Он провел в больнице 73 дня и прожил полтора года, прежде чем его убило хроническое отторжение органа.
Вторая знаменательная операция дала прессе информационный повод для скандала, которого она так жаждала.
В Лондоне Daily Mail сообщила, что останки чернокожего донора будут похоронены в небелой зоне сегрегированного кладбища. Но, если это хоть как-то утешит вдову молодого мужчины, его сердце будет покоиться в могиле белого человека. Клайв Хаупт никогда не был ближе к тому, чтобы стать первоклассным гражданином Южной Африки. Я прочел это в 1968 году и подумал, что это чушь. Газета ошибалась. Сердце было законсервировано в банке с формалином в музее Грут-Шур, как и два сердца Вашканского. Вы и сейчас можете на них взглянуть. Более того, когда Барнард из сострадания пришел на похороны донора, его окружили тысячи темнокожих, которые пытались прикоснуться к нему, поцеловать его или поговорить с ним. Он получил обожание, а не враждебность.
Через четыре дня после операции Блайберга, 6 января 1968 года, Норман Шамвей пересадил сердце 43-летней Вирджинии Мэй Уайт 54-летнему сталевару Майку Каспараку.
Миссис Уайт потеряла сознание от кровоизлияния в мозг во время празднования 22-й годовщины свадьбы, а Каспарак умирал от вирусного миокардита. Неудачи сопровождали операцию с самого начала. Сперва технические сложности вызвала разница в размере органов. Затем у реципиента открылось послеоперационное кровотечение, потребовавшее еще одного хирургического вмешательства. В результате развились почечная и печеночная недостаточность, и у мужчины произошло сильное желудочно-кишечное кровотечение. Всего пациенту перелили невообразимые 164 литра крови, а затем ему потребовался гемодиализ. На восьмой день после операции Каспараку под местной анестезией удалили воспаленный желчный пузырь, но следом у него снова начала отказывать печень. Он впал в кому и умер 21 января. Больничный счет на 28 845 долларов вызвал шквал критики со стороны многих людей, считавших, что деньги можно было потратить гораздо разумнее. Неудачный старт для хирурга, который в исследованиях на эту тему добился бо́льших успехов, чем кто-либо другой.
Рисунок 11.4: Норман Шамвей.
Через три недели после второй трансплантации, пока Блайберг еще находился в больнице, Крис Барнард снова отправился в тур. На этот раз он ездил по Европе в сопровождении своей жены Лувтье. Это не помешало ему сфотографироваться в компрометирующей позе с Софи Лорен в Италии и закрутить роман с Джиной Лоллобриджидой, которая быстро поддалась его магнетическим чарам. Я впервые увидел его, когда он выступал в Лондоне. Когда они с Лувтье позировали фотографам на Трафальгарской площади, один из голубей сел на голову Барнарду и сделал то, что голуби обычно делают. Эти фотографии украсили передовицы газет на следующий день. Что было ожидаемо, ВВС организовала программу «Барнард лицом к лицу с критиками», из названия которой следовал автоматический вывод, что трансплантация – повод для оскорблений, а не похвалы. Это явно стало посланием от враждебного хирургического сообщества Великобритании.
Выдающиеся врачи писали открытые письма в New Scientist и British Medical Journal, обвиняя Барнарда в игнорировании риска отторжения органа и бесстыдной жажде огласки. Карикатурист The Times Джеральд Скарф изобразил Барнарда остроклювым африканским стервятником, выклевывающим сердце из груди живого пациента.
Однако некоторые хирурги были настроенны более оптимистично. Рассел Брок похвалил Барнарда за то, что ему хватило храбрости вывести пересадку сердца на клиническую арену. Так же поступил и мой старый наставник Рой Калн, которому было суждено сделать следующий большой шаг в терапии против отторжения органа. Конец критике положило поистине театральное представление. Дональд Лонгмор, хирург-ассистент Дональда Росса в Национальной кардиологической больнице, вкатил в зал Билла Брэдли, прикованного к креслу-коляске пациента с сердечной недостаточностью, чем заставил шумную аудиторию замолчать. Задыхающийся мужчина с сильно отекшими ногами и животом сказал, что без вопросов согласился бы на трансплантацию, если бы нашелся донор. К сожалению, последние слова были ключевыми в этой фразе.
Скромный студент-медик больницы Чаринг-Кросс на Стрэнде, я, сидя в задней части аудитории, осторожно поднял руку. Когда мне дали слово, я позволил себе провокационный комментарий: «Я хотел бы, чтобы все это стало возможным раньше ради моей собственной семьи. Но как может метод лечения, для которого кто-то должен сначала умереть, получить широкое распространение?» Возможно, именно храбрость, которая потребовалась мне для такого заявления в уважаемой компании, позднее привела к тому, что Калн и Росс взяли меня стажироваться.
Шлюзы открылись. Кантровиц предпринял еще одну попытку педиатрической трансплантации в Нью-Йорке. Операция заняла больше времени, чем прожил пациент, и он сдался. Сен из Бомбея тоже решил рискнуть и потерял пациента на операционном столе. Затем Каброль из больницы де ла Питье в Париже пересадил сердце водителю грузовика, но тот скончался, не приходя в сознание. Как ни странно, Росс придумал другой подход, который мог закончиться только катастрофой. Он планировал спасти пациента, имплантировав свиное сердце рядом с собственным отказывающим органом больного. Второе сердце должно было стать своего рода бустерным насосом, однако план провалился, когда ранним утром разъяренный зверь сбежал, удирая по улицам центрального Лондона. Лонгмор преследовал беглянку по горячим следам, и старшая медсестра проснулась в больничной комнате отдыха от пронзительных визгов. Горько пожаловавшись руководству на это безобразие, она на следующее утро обнаружила у себя на пороге тарелку свиных котлет. Разумеется, операция, которая все же была проведена, оказалась фарсом. Пациент умер через час после отключения от АИК, и подобный опыт в Лондоне больше не повторяли. Однако это не значит, что другие не гонялись за свиными сердцами.
3 мая 1968 года Росс в Национальной кардиологической больнице и Кули в больнице Святого Луки в Хьюстоне в один день провели свои первые пересадки человеческого сердца.
Обе операции получили широкое освещение в прессе. Журналисты с легкостью поставили под сомнение мотивы хирургов. Одна газета написала: «Похоже, они конкурировали друг с другом, используя дорогостоящие рискованные процедуры, чтобы потешить собственное эго».
В свойственной ему прямой и честной манере Кули высказал свои мысли по этому поводу: «Моей главной задачей было спасение жизней больных людей, но я бы слукавил, сказав, что мне не хотелось сыграть свою роль в этом интереснейшем событии в кардиохирургии. Задержку моего участия в трансплантации сердца легко объяснить. Мы не могли найти доноров и подозревали, что они намеренно нам отказывают». Тем не менее Техасский институт сердца вскоре превзошел все остальные центры вместе взятые.
До встречи с Кули 47-летний Эверетт Томас пять месяцев был прикован к постели из-за ревматической болезни сердца. Из-за тромбов в мозге у него также развились слепота и паралич. Единственным традиционным хирургическим вариантом была опасная замена трех клапанов, которую Кули назначил на 3 мая. Однако 1 мая пянадцатилетнюю Кэтрин Мартин, выстрелившую себе в голову, предложили в к