Но есть и другой вариант.
Дед стар и измучен.
У людей бывают инсульты.
От кафе уже торопился Лья. Ксе одарил его свирепым взглядом, пытаясь удержать учителя на ногах так, чтобы это не выглядело подозрительным; беспокоясь об Арье, он нечаянно выпустил божонка, но соображалка у Женя работала — он, пугающе завалившись вперед, переступил, повернулся и просто плюхнулся на узкий бордюр, напоминая неформального подростка, вздумавшего посидеть на траве…
И взмыленного Лью отрезали от них ментавры.
На громадных лоснящихся лошадях ехала конная милиция Александровского; один ментавр был девушкой, второй — вовсе непонятно кем. Крупные пластмассовые амулеты болтались по бокам лошадиных морд, те же знаки белели на черных жилетах всадников: символы бога власти.
— С вами все в порядке? — спросила девушка. Неопределенный спутник оглядывался.
Ксе напряженно улыбнулся.
— Да вроде бы…
— А что? — все еще крутя головой, спросил второй ментавр неопределенным голосом.
— Мы, блин, по «горячей собаке» съели, — соврал с газона Жень, очень натурально держась за живот. — Дрянь какую-то в них пихают, гады… блин.
— Да уж, — вздрогнув, глухо сказал Арья над плечом Ксе. У того мурашки побежали по коже.
— А-а, — ответили ментавры. — Сортиры там.
И уехали в указанном направлении.
Дед шумно выдохнул, ткнувшись лбом в плечо ученика. Снова. В третий раз так же, выверенным, ровным, глубоким выдохом. Тем временем Лья, все еще серый от нервного напряжения, шагнул мимо них к Женю, поднял божонка с травы и по-хозяйски взял под руку. «Ты… блин… поаккуратнее, — донеслось до Ксе недовольное ворчание, — меня тошнит, между прочим…»
— Ох… — Арья, наконец, поднял лицо и бледно улыбнулся. — Ох, Мать… я уж д-думал, все.
— Лья, — сухо окликнул Ксе, — Деду в больницу надо.
— Дурак, — с нежностью сказал Арья. — Я т-тоже д-дурак. Я п-поздоровее тебя буду…
— Дед!
Тот засмеялся, потрепал волосы Ксе безукоризненно твердой и легкой рукой, и сообщил на ухо:
— Девки-то — трансляторы.
— Какие девки? — не понял Ксе. — Милиционерши?
— Они, они. Пойдем-ка и вправду отсюда, Лья, Жень, д-догоняйте. Жень, т-ты там как? Ну и хорошо, и хватит т-тебе на сегодня… Девки эти — формально не жрицы, никаких п-посвящений не имеют и через стихию не читаются, но по функции они, к-когда на дежурстве — кумиры храмовые… Амулеты видел? Они, девки эти, вызывают, концентрируют и транслируют мыслежертвы богу власти… А я через стихию смотрел, да еще не куда-нибудь, а на т-тебя, Женька, и т-тут… вдруг… шваркает мимо еще одна ан… антропогенная сущность. Которой мы с вами сейчас встаем костью в горле. Ох…
— Пора валить, — заключил Лья.
Ксе разглядывал безупречно ровный асфальт, думая, что бог власти должен находиться в том же положении, что и бог наживы. Хотя вполне вероятно, что жрецы тут ни при чем. Жречество — это часть власти, а они идут против жречества, и значит, гнев бога на них. «Вот не было печали», — уныло подумал шаман. Остается только уповать на Матьземлю, надеясь, что стихия сумеет отстоять собственные желания. Ее воля старше и всяко могущественней, но ситуация определенно малоприятная…
— Лья, — сказал Дед Арья, — куда им теперь? Долго п-прятаться не надо будет. Ночь, две, максимум т-три.
Ксе внутренне улыбнулся. Дед всегда знал, кого на какой участок лучше ставить. Теперь ясно, что он замышлял, подзуживая Лью и затаскивая его в эту историю. Ксе подозревал, что еще не раз и не два Лье будут задавать этот вопрос — куда ехать и где прятаться.
Не найти человека компетентней шамана Льи.
«Так ему и надо», — подытожил Ксе и впустил улыбку в глаза. На него настороженно и с надеждой смотрел Жень — на него, а не на мудрого Деда или изощренно-умного Лью — и потому Ксе чувствовал ответственность за божонка. Ответственность лежала на всех, принявших просьбу великой стихийной богини, но Арья и Лья только рассчитывали и планировали, а Ксе должен был еще успокаивать. Ободрять.
Почему-то он был рад этому.
Жень улыбнулся ему — в ответ.
Лья думал.
— Если дня на два, то можно на мою старую площадку, — сказал он. — Там ремонт будет, а пока она пустая стоит. Ночевать, в принципе, можно.
— Ладно, — удовлетворенно ответил Дед.
И Ксе вздрогнул, потому что закончил Арья словами:
— А вам в метро.
— Ч-чего?
— Улетаете, да, дедушка? — посопев, спросил Жень.
— Ага. — Арья обернулся и потрепал бога по макушке. — Ты не волнуйся. С тобой Ксе останется, и Лья поможет. Так, Лья?
Тот пробурчал что-то неразборчивое, но интонации учителя не позволили отступить.
— Сволочи вы, — сдался Лья. — Ну, только попробуйте влипнуть… свалю и глазом не моргну. Совести у вас нет? так у меня тоже нет… учтите…
Жень подмигнул Ксе и солнечно улыбнулся.
Лья работал по той же специальности, что и Ксе, только в другой фирме. Занимались они поддержкой старых объектов — зданий, строившихся до второй половины шестидесятых, без всякого представления об энергетических контурах, крохотных капиллярах огромного тела Матьземли. Ксе перенастраивал жилые дома: те, в которых людям по необъяснимой причине делалось муторно и тоскливо, где у здоровых родителей рождались больные дети, где слишком многие спивались или садились на иглу. Дело это было несложное и позитивное, Ксе оно нравилось. Лья работал по большей части с памятниками архитектуры и, будучи в подпитии, матерно клял комиссию по их охране. По его словам, из того, что строилось полтора века назад вкривь и вкось на собачьих костях, большую часть можно было только снести, но каждый приказ о сносе приходилось выбивать с кровью. Остальное, хочешь — не хочешь, а выправляй и отлаживай. Впрочем, Ксе подозревал, что за рекомендацию снести памятник и построить на его месте современный, тщательно настроенный торговый центр сотоварищу просто больше платили.
Отчего, вероятно, у него и имелось две собственных площадки. У Ксе, к примеру, не было ни одной; для того, чтобы в спокойной обстановке погулять по тонкому миру и после работы привести себя в резонанс со стихией, приходилось выкручиваться по-всякому.
Старая и подлежащая ремонту площадка Льи располагалась в квартире на первом этаже кирпичного дома. От метро до нее было минут пять ходьбы. Поездка в метро обошлась без приключений; иного Ксе и не ждал — Матьземля могла по-разному относиться к происходящему на ее поверхности, но у себя внутри ничего противного своей воле не допускала. Шамана всегда изумляло, как метростроевцы тридцатых ухитрились не допустить ни одной серьезной ошибки в согласованиях. Иначе как чудом назвать это было нельзя.
Опамятовавшийся и повеселевший Жень радостно ухмылялся. Зубы у него были сверхъестественно белые и ровные — тоже, наверное, от божественности. Сначала Ксе рассказывал ему про Деда и свое обучение, потом Жень пустился вспоминать, как папка возил их с сестрой в танковый музей в Кубинке. Вылилось это в упоенный монолог бога войны о танках, БэТээР, БээМПэ и их ТэТэХа, который безнадежно штатским шаманом слушался вполуха с легким страхом.
На выходе из станции Жень замер возле киоска с газетами. Ксе не стал торопить его, в очередной раз повинуясь интуитивному чувству правильного.
— Ксе.
— А?
Божонок помялся, хмурясь.
— Ксе, у тебя деньги есть?
— Есть чуток. А что?
— Дай, а? Пожалуйста.
Шаман пожал плечами и только спросил:
— Сколько?
Жень бросил стремительный взгляд на витрину киоска, посчитал в уме и ответил.
— Сто сорок рублей.
Ксе без лишних слов достал бумажник.
Интересовала Женя, как оказалось, отнюдь не печатная продукция. Над прилавком с нею располагались полки разной дешевой мелочи: ручки, карандаши, нитки и наушники, женские заколки и детские игрушки. Женю понадобились зачем-то два игрушечных меча из пластмассы, настолько некачественной, что с новых, нераспакованных вещиц уже облезала краска. Божонок разорвал хрусткие пакеты и с довольным видом зажал игрушки локтем.
Ксе ничего не сказал. Невооруженному глазу было видно: Жень знает, что делает.
Надо — значит надо.
Из припаркованной на углу иномарки смотрела на прохожих белокурая, похожая на эльфийскую королеву женщина с холодным высокомерным лицом. Смотрела долго, и сосед ее начал уже проявлять нетерпение, когда жесткий рот королевы разомкнулся:
— Рискнете?
Голос у нее был такой же холодный и немного металлический, как взгляд.
— Разве есть риск? — опечаленно спросил мужчина.
— Этим утром, — размеренно проговорила женщина, — при невыясненных обстоятельствах погибли пять неофитов.
— Поэтому здесь я.
Льдистые глаза королевы обратились к говорящему. Полный адепт бога войны был высоким, плечистым и совершенно бесцветным, точно с его лица потусторонним ластиком стерли все запоминающиеся черты.
— А мне, напротив, делать здесь больше нечего, — все так же медленно сообщила женщина. — Я закончила свою работу. Так?
— Так.
Адепт, не сказав больше ни слова, вышел и захлопнул дверцу автомобиля. Снежно-синий эльфийский взор снова застыл, на этот раз упершись ему в спину: жрец уходил по прямой.
— Варвара Эдуардовна? — тихонько окликнул шофер спустя пару минут. Он не оборачивался, в голосе его не слышалось удивления: он давно знал, и с кем имеет дело, и как именно следует вести такие дела.
— Все в порядке, — после недолгого размышления отозвалась женщина. — Едемте. Мне пора.
Машина мягко тронулась с места.
Район был старый, уютный: приглушенные тона кирпичных стен, деревья, поднимающиеся над двускатными крышами, детские площадки, деревянные скамьи со столами — из грубо выпиленных досок, как не делают больше… Даже человек, напрочь лишенный способностей к контакту, почувствовал бы, что здесь хорошо. Шаман вдобавок понимал, как именно хорошо, почему, и какая от этого польза. «Лья, собака такая, неплохо устроился», — с улыбкой подумал Ксе. Необычайно компетентный шаман Лья мог многое себе позволить даже в плане жилья в Москве, но место для площадки выбрал в ветхой «хрущобе».