Но мы вдвоем с вами проделали такой долгий путь, и я все сильнее чувствую, что стал частью вас. Может быть, дело в том, что вам уже виден конец, все меньше становится неизвестного будущего на страницах в вашей правой руке. И вы видите, как прошлого, слева от вас, становится все больше.
Полагаю, мне просто хочется, чтобы вы знали — что бы ни произошло и что бы ни происходило, я унесу вас с собой, ваш запах, страницы, которые вы заляпали, вас. Вы навсегда останетесь в моей истории, как я могу остаться в вашей. О, а моя история, силы небесные, что с ней стряслось? Это же было такое размеренное повествование. Но когда я рассказываю ее сейчас, я понимаю, что по ходу дела у меня даже нет времени задуматься, как быстро мы соскользнули от нежных ритмов любовного романа к бешеному темпу переполненного действием триллера. Только действие и почти никаких чувств. Полагаю, это неизбежно: когда вы движетесь к концу, к развязке, водоворот вращается все быстрее. Конечно, книги не похожи на жизнь, они всегда заканчиваются преждевременно.
Мне должно быть стыдно за себя, точнее, жизни должно быть стыдно за себя, что она создает такие насыщенные адреналином ситуации, которые вряд ли пойдут на пользу чьим-либо нервам.
И вот, из всего возможного и невозможного — чудо, появление спасителя. Жизнь в самом деле иногда злоупотребляет нашей доверчивостью и превосходит своим неправдоподобием вымысел. Впрочем, для такого странного появления Тони были свои причины, ведь, как мы знаем, компьютерный гений Тони был не столько deus ex machina, сколько oboltus in machina.
— В воду! — Фердинанд, который никогда не медлил воспользоваться подвернувшейся возможностью, схватил Миранду за руку и повлек ее по камням к дальней оконечности мола. — В воду! — повторил он.
Они посмотрели на клубящиеся меж валунов пенные буруны, потом друг на друга и вместе бросились в волны. В неожиданно холодной и неожиданно спокойной воде платье развевалось вокруг ее тела, струясь в медлительных потоках чужого для Миранды мира моря. Мгновенье безмятежности, погружения в текучесть, в затягивающее отливное движение воды.
У Миранды вдруг сдавило грудь, и она, задыхаясь, вынырнула на поверхность. Осмотрелась. Вот игрушечные фигурки бегущих по молу спецназовцев. Некоторые, припав на колено, целились из своих автоматов. Слышны были зловещие удары входящих в воду пуль, но не слишком близко. Фердинанд вынырнул немного дальше нее. Оглянувшись, он призывно махнул Миранде рукой. Они поплыли. Они энергично пробивались вперед через волны, подбадривая друг друга улыбками и брызгами, и наконец, Фердинанд добрался до самолета. Он вылез на стойку поплавка. Вместе с Тони они с двух сторон подхватили Миранду и вытащили из воды.
— Кажется, я подоспел как раз вовремя, — сиял довольный Тони.
— Да, спасибо, — деловито сказал Фердинанд и показал на подбегающих к маяку спецназовцев. — Но если мы сейчас же не поднимемся в воздух, мы все-таки можем опоздать.
— Это… — посмотрел Тони на Миранду.
— Это Фердинанд. Послушай. Нам бы немного поторопиться. Нельзя ли сразу взять и взлететь? Пожалуйста.
— Конечно же, — улыбнулся Тони, — конечно.
Миранда вскарабкалась в кабину, с некоторым избытком энтузиазма подталкиваемая снизу Тони. Он втиснулся вслед за ней, пролаял приказ пшюту, и пока Фердинанд взбирался по лестнице, самолет уже набирал скорость, удаляясь в открытое море от спецназовцев, остановившихся у маяка.
— Пристегнитесь, пожалуйста. Возможно, будет болтанка, — сказал летчик с классической в авиации сверхсдержанностью, с невозмутимым хладнокровием опытного аса, хотя самолет уже немилосердно болтало на каждой из множества стремительно несущихся навстречу волн. Фердинанд едва успел забраться внутрь, как самолет достиг скорости отрыва и начал подпрыгивать, задевая гребни самых высоких волн, а потом оторвался окончательно. Когда он круто пошел вверх, Тони с ликованием посмотрел на Миранду.
— Ты в отпуске? Эта местность выглядит как курорт. Хорошо отдохнула? — спросил Тони, словно бы немного рассеянно интересуясь, чем могут заниматься отпускники в ленивый воскресный день.
— Тони? — удивлялась Миранда.
— Я правда так рад тебя видеть, Миранда, знаешь, когда наяву, это всегда по-другому.
— Тони?
— Я подумал, они могут схватить тебя; похоже, тебе пришлось здорово от них побегать. Я знал, что они следят за мной, но у меня и мысли не было, что я подвергаю тебя такому риску.
— Тони, как ты здесь оказался?
— Ну, я просто примчался повидать тебя.
— Тони, ты живешь в комнатке в Шепердз-Буше. Меньше двух недель назад ты был свободным художником без гроша в кармане, жил на пособие. И какого хрена ты здесь делаешь, облетая венецианские острова на гидроплане и спасая людей от воинства сатаны?
Тони выглянул в окошко:
— Да нет, мне это воинство кажется вполне человеческим.
— Ладно, Тони, я попытаюсь сказать это так, чтобы ты понял. — Миранда обвела рукой кабину. — Вот это не имеет отношения к компьютерам.
— Да нет, конечно же, имеет, — возразил Тони. — Как раз таки имеет. Именно так я тебя и нашел. Ты вышла в сеть IBT, ты сообщила мне, что ты там, — он показал в сторону быстро удаляющегося острова. Фердинанд посмотрел на Миранду вопрошающе.
— Нет, я этого не делала, — закачала головой Миранда.
— Твоя электронная карта?
— Ну да, я сняла немного денег, — признаюсь Миранда.
У Фердинанда широко раскрылись глаза.
— Ты воспользовалась банкоматом в деревне?
— Ну, я добралась туда вплавь, у меня совсем не было денег. Мне хотелось попить горячего, и, ну, в общем, да. А что?
— Вот как они узнали, — сказал Фердинанд, — вот как они узнали, что ты там.
Тони взглянул на Фердинанда.
— Они? — спросил он. — Они тоже отслеживают ее счет?
— Конечно. В ту же секунду, как ты вставила карту в банкомат, он установил связь с Англией и… — Фердинанд умолк и взглянул на Тони. — Что значит «тоже»?
— Я поставил контрольную программу, отслеживающую счет Миранды, после того как она исчезла.
— Вы и такое умеете? Какой у вас уровень? Шестой? Седьмой?
— У меня нет номера, — гордо ответил Тони. — Я свободный человек.
— Простите, что беспокою вас, сэр, — не оборачиваясь, вмешался пилот своим вкрадчиво спокойным голосом, — но на радаре появились три объекта, приближающиеся сзади на скорости четыреста десять километров в час.
— Сикораксы, — сказал Фердинанд. — Кто бы вы ни были, они вам не друзья.
В этот момент Мерсия уже в который раз беседовала, точнее, пыталась достичь взаимопонимания, с врачом. Теперь, правда, это был военный хирург на авиабазе Виченца — в полной боевой готовности к операции, окруженный ассистентами в масках, руки в перчатках подняты вверх, как у сдающегося полиции ковбоя.
— Пули больше не попадают в человека поодиночке. Из-за всего этого автоматического оружия, которое применяют в наши дни, человек оказывается настолько нафарширован свинцом, что мы вынуждены возвращаться к средневековым методам всякий раз, когда с конечностью происходит нечто подобное.
— Вы имеете в виду ампутацию, — сказала Мерсия, глядя на него с ожесточением. У нее не было настроения выслушивать вежливые иносказания, тем более, что ее приковали наручниками к водопроводной трубе.
— В принципе, учитывая, в каком состоянии находится другая его конечность, может оказаться, что это даже способствует поддержанию равновесия, сейчас у него центр тяжести смещен, а так можно будет уменьшить проблемы с передвижением.
— Как это у вас получается, что отсутствие ног уменьшит проблемы с передвижением?
Доктор молчал, и Мерсия увидела, что его глаза под маской пытаются извлечь оптимистический ответ откуда-то с потолка.
— Его легче будет катать на коляске?
— Далеко нам еще до дома? — перегнувшись через плечо пилота, Тони рассматривал мигающие отметки целей на радаре.
— Мы войдем в наше воздушное пространство только минут через пятнадцать.
— А как скоро они нас догонят?
— Сэр, они подобрались на дальность пуска ракет, пока мы разговариваем.
— Но они не стреляют.
— Нет. По крайней мере, пока. — Пилот оглянулся на Фердинанда. — Вы сказали, это сикораксы?
— Да.
Пилот мгновенно распознал у Фердинанда военную закалку, такую же, как у него самого; еще один, перешедший на другую сторону.
— Вооружение?
— По бокам обычные пулеметы на турели. Ракеты: две инфракрасного самонаведения на боковых подвесках и одна управляемая оператором, на центральной подвеске.
— Есть соображения, почему они до сих пор не выстрелили?
— Может быть, они думают, что у нас на борту есть их друг, — Фердинанд многозначительно покосился на Тони.
Пилот проследил за его взглядом.
— Нет. Не он. У него нет друзей.
Миранда дулась на своем сиденье и глядела в окошко. Все это чисто мужские разговоры — цели, оружие, действие, время, дальность, скорость. Где здесь место для души и сердца? Какое ускорение у любви, угол отклонения у слез, огневая мощь чувств? И тут, посмотрев на Фердинанда, так уверенно рассуждающего именно здесь и именно сейчас о пространственно-временных категориях, она улыбнулась. Когда бы он ни входил в ее мир чувств, он сразу утрачивал свою очаровательную самоуверенность, которая так ее поразила и заставила так сильно желать его. Он был как девственник, ощупывающий, пробующий на вкус чувства, проверяющий их, выясняющий, что они с ним делают, для чего они, к чему ведут его. Но здесь, в мире оружия, скорости и прочих штук, он чувствовал себя гораздо непринужденней. Может быть, с ее стороны было нечестно уводить его от всего этого. А если им удастся убежать? Будет ли он действительно счастлив, сделав свое существование безопасным, воспитывая детей, позволив ей ограничить его жизнь, его цели, его честолюбие? Может быть, она разрушает в нем то самое, что так ее восхищало и привлекало.