Джик сильно напоминает мне Азу. Над ней вечно витала тень смерти, но ей было наплевать. Вот и Джик такая же. Бесстрашная. Теперь я понимаю, почему Азе она нравится.
Джик дразнит черную птицу, то порхая под самым ее носом, то петляя вокруг нее, как летчик на авиашоу. Свои пируэты она сопровождает прерывистыми лающими звуками.
Соловей крутится на месте, пытаясь ее поймать. В какой-то момент его туловище выгибается дугой, обнажая грудку, и Джик тут же наносит удар.
Вдвоем с Веддой они хватают птицу за крылья и торжественно опускают на палубу. Внутри нее что-то бьется, точно нетерпеливая рука стучится в окно. Точно человек, застрявший во вращающихся дверях, колотит по стеклу, чтобы его выпустили наружу. Знакомое ощущение. Смотрю я на эту птицу, и все постепенно встает на свои места. Хотя бы в чем-то я смыслю!
Опустившись на колени, я внимательно изучаю Соловья. Легкий и компактный, он сделан из какого-то сплава с добавлением пластика. От клюва до хвоста в нем не больше шести дюймов, весит он фунта два, а длинные, в несколько футов, крылья обладают прекрасной гибкостью и могут вращаться в разные стороны.
Голова и туловище детально проработаны. Выглядит очень правдоподобно – во всяком случае, издалека.
Фальшивая птица смотрит на меня своими фальшивыми глазами.
Хотя я впервые вижу подобный аппарат на близком расстоянии, долго ломать голову не приходится: это дрон, и очень недурной. Обычно их делают в виде коптеров с пропеллерами, но перед нами особая модель.
Джик и Ведда стряхивают с себя обличье птиц и снова превращаются в крылатых воительниц в доспехах.
– Вот так выглядит Соловей, – говорит мне Джик. – Если это разведчик, то где остальные? – добавляет она, обращаясь к Ведде.
Обведя взглядом небо, та отвечает:
– Больше никого не видать.
– А остальные знают, что мы тут? – спрашивает Илай. – Его поэтому сюда прислали?
– Скоро узнают, он им напоет, – отвечает Джик.
«Напоет» – не совсем правильный термин. Все дроны подключены к единой сети, и каждый из них сливает туда собранные данные. Следовательно, все, что успел разведать этот Соловей, «знают» и другие. Не сомневаюсь, что за всем этим стоит ШВАБР.
Соловей фокусирует на мне взгляд и щелкает веками. Я мгновенно выхожу из ступора. Э, нет!
Его крылья медленно тянутся к моим плечам, на маховых перьях поблескивают острые лезвия. Я торопливо нашариваю в корпусе крышку, открываю ее и, бегло взглянув на начинку дрона, выдергиваю аккумулятор.
Заметив, как задвигается внутрь микроскопическая шарообразная видеокамера, я закрываю пальцем ее объектив. Я видел кадры, снятые с помощью этих дронов, – яркие цвета, высокое разрешение, рекомендации по оптимальному распределению снарядов. Когда дрон захватывает цель, на экране она отмечается маленьким крестиком. Одно нажатие клавиши – и мишень разлетится на мелкие кусочки.
Я аккуратно вожу пальцами по внутренностям дрона и, нащупав крошечное, но эффективное взрывное устройство, с замиранием сердца обезвреживаю его.
Резервной батареи Соловья хватает лишь на пару дребезжащих нот, будто вырванных из любовной песни.
Но его чары на меня не действуют. Секунду спустя дрон вырубается окончательно.
Я беру в руки маленький жесткий диск. У меня с собой нет никаких инструментов…
– Мы лучше твоего разбираемся в Соловьях, малец, – говорит Джик. – Убили уже не один десяток. Обычно они летают огромными стаями. Это новая разновидность кануров.
– Не называй меня мальцом, – говорю. – Мы с тобой одного возраста.
– Но ты же и есть малец. Земной мальчик, – говорит она, глядя на меня своими удивительными голубыми глазами.
– Соловьи – не птицы, а дроны, – объясняю я. – Вместо сердец у них двигатели. Они проигрывают песню Азы и Кару.
– И откуда тебе все это известно?
– Они принадлежат – или принадлежали – ШВАБР. Я, дурак, все гадал, откуда у них такие качественные видеоматериалы? Теперь все понятно: они используют беспилотники, замаскированные под птиц. Песня, которую поют Соловьи, – это запись голосов Азы и Кару. Вот почему она звучит так знакомо. Насчет остального я не уверен. У них появились новые функции, их… их перепрограммировали.
Что-то с этими дронами не ладно. Они не подчиняются законам физики, они будто пропитаны волшебством… Они не просто проигрывают запись – они подключены к живому организму, это слышалось в их песне.
Кто-то поет вместе с ними, а раз теперь они, судя по всему, принадлежат Заль Куэл…
Нетрудно догадаться, кто ими руководит.
ГЛАВА 21{АЗА}
Птицы поднимают Хейуорд в воздух и, осторожно поддерживая, переносят в одну из кают. Их движения отличаются необычайной плавностью.
Хор поет во весь голос, и ему подпевает крошка-летучая мышь. Вскоре к ним присоединяется цапля, и оба канура усаживаются на груди Хейуорд. Фактура воздуха внезапно меняется.
Они пытаются спасти ее.
Но она человек.
Ее сердце не скошено на один бок, чтобы хватило места для песни.
Хейуорд бьется в конвульсиях. Я хватаю ее за руку, и она крепко стискивает мои пальцы.
Открыв глаза, она находит мое лицо, уголок ее рта приподнимается, и в ее взгляде я вижу Илай, я вижу себя, наших родителей, каждую секунду минувшего года, машину «скорой помощи»… Я понимаю, что она со мной прощается.
Я не позволю ей… не позволю! Она еще не успела познать то, что познала я, насладиться той жизнью, которая была предназначена ей, не мне! Господи… мама с папой, Илай…
НЕТ.
– Ты не умрешь, – говорю я. – Мы еще повоюем вместе!
Но Хейуорд смотрит на меня так, будто находится за тысячу миль. Ее лицо становится все бледнее, кожа – все холоднее, глаза закатываются.
– НЕТ! – кричу я.
Я чувствую, как она ускользает. Это все равно что наблюдать, как стая птиц взлетает с озера. Водная гладь расходится красивыми мягкими кругами, а потом медленно затягивается.
Последний вдох, пальцы впиваются в мою ладонь, мы не хотим друг друга отпускать…
Но вот она уходит.
Пустеет.
Цапля издает высокий мелодичный звук.
Я слушаю переливчатый напев Хора и его стаи, не отрывая глаз от неподвижного тела Хейуорд. Дротик по-прежнему черным шипом торчит из ее груди, а вокруг него расплылось красное пятно.
Она приняла удар на себя, заслонив меня своим телом. Для такого случая у меня нет песни…
Ее убили Соловьи.
Ее убила Заль.
Колени подкашиваются, и, сама того не замечая, я опускаюсь на пол. Птицы подхватывают мою песню-плач, создавая вокруг тела Хейуорд облака, заволакивая его белой пеленой. Вскоре туман скорби расползается по всему небу.
Мне на плечо ложится рука.
Что мне даст этот незнакомец, этот певец, обитающий на краю света? Я хочу к маме, к Илай… к Джейсону.
Но сейчас со мной только он. Рука на плече. И труп девушки, которая не должна была погибнуть.
Не в силах больше сдерживаться, я принимаюсь рыдать, оплакивая все, что было, а главное – ту, чью жизнь я присвоила. Меня любили ее родители, в ее доме, в ее жизни. Я выиграла шестнадцать лет любви, а она потеряла все.
На плечи и на голову мне садятся кануры. Они облепливают нас с Хором, не прекращая петь. Лишь цапля и летучая мышь остаются сидеть на груди Хейуорд, напевая другой мотив, сладкий и пронзительный.
– Каладриус и Весперс провожают девочку в царство теней, – говорит Хор.
Вот бы такое место и вправду существовало! Вот бы она не исчезла насовсем!
Не глупи, Аза.
Жизнь начала покидать ее с того момента, когда дротик вонзился ей в кожу. На лице Хора, прежде лишенном всякого выражения, читается искреннее сочувствие. Ему есть о чем сожалеть. Будь он порасторопнее…
Я представляю, как мама стоит на заднем дворе нашего дома и смотрит в небо, пытаясь разглядеть там свою пропавшую дочь. Теперь у нее две пропавших дочери.
Только мне под силу отомстить чудовищу, по вине которого умерла Хейуорд. Соловей принадлежал Заль, атаковал нас по ее приказу.
Поднявшись, я разглядываю девушку, неподвижно лежащую у моих ног. Смотри на нее, Аза Рэй, запомни эти черты, эту бледную кожу, эти черные волосы. Она – это ты, и в то же время она твоя противоположность. Она будет жить в твоем сердце, пока ты сама будешь жива, так что постарайся хорошенько ее запомнить.
Глаза Хейуорд закрыты. Она фигуристее и намного крепче меня, у нее более твердые кости.
Она всегда была человеком, а теперь над ее телом плачет неземное существо, которое всю жизнь пыталось быть ей.
Я начинаю петь, желая устроить для Хейуорд Бойл те проводы, которых она заслуживает. Я зажигаю звезду, чтобы ночь стала светлее. Не день рождения – день смерти.
Я зажигаю звезду, окруженную сине-серебристым ореолом, звезду, которая будет двигаться по небу с мириадами других звезд. Я зажигаю звезду, которая будет светить и через тысячу лет, и называю ее в честь своей сестры.
Но что-то уродливое портит мой чистый мотив. Меня душит ярость. Почему все обернулось именно так? Почему Заль такая? Почему она вообще существует? И почему она моя мать?
Хочу найти ее.
Хочу убить ее.
Хочу, чтобы ничто нас не связывало: ни в прошлом, ни в будущем. Хочу снова стать собой, хочу очиститься от гнева, избавиться от влияния Заль, которое не прекращается до сих пор. Даже с другого конца небосвода ей удается дергать за ниточки и управлять моей судьбой.
Хор слушает мою песню и, кажется, видит багровую каемку у созданной мною звезды, различает ноты, которые режут ножом, но я ничего не могу поделать.
Наутро я заворачиваю труп Хейуорд в парус, и Хор выносит его на палубу. В небе тихо плывут перистые облака, солнце не садилось, а всю ночь двигалось вдоль линии горизонта. Все окрашено в перламутровый цвет, будто мы оказались на дне какого-то призрачного моря.
Я провела бессонную ночь, ища утешения в канурах, примостившихся у меня на плечах. До вчерашнего вечера я думала, что готова к любому исходу, не допуская, что кто-то из близких может умереть раньше меня. Теперь я понимаю, что чувствовали мама с папой и Джейсон с Илай, наблюдая, как прогрессирует моя болезнь. Теперь я знаю, что моя смерть разбила их сердца и весь последний год они собирали осколки. Им было так же больно, как и мне самой.