иров Кольца, будет тратить свой ум и талант на создание и совершенствование орудий убийства, пребывая в глубоком инферно, обусловленным заботливой культивацией самых архаичных обрядов и традиций. Однако сейчас это воспринималось Оллой, как само собой разумеющееся не вызывая ни отторжения, ни недоумения.
Невольно ей вспомнился недавний разговор с Фай Родис — чтобы не случилось с бывшим командиром «Темного пламени», оно не уничтожило в ней способности к вдумчивым обстоятельным объяснениям.
— В культурном и социальном плане здешнее общество полностью соответствует земному представлению о неразвитых цивилизациях, — говорила Родис, — это заметно даже на уровне символов. Пирамида, как известно, самая устойчивая из всех построек и одновременно — символ иерархичного устройства общества сверху донизу пронизанного идеей власти и подчинения. Змея же издавна считалась атрибутом Сатаны и власти, поскольку обладает способностью гипноза, проникает всюду и ядовита…
— Даже если бы они специально хотели бы подчеркнуть свое пребывание в Инферно, они бы не смогли выбрать лучшего символа, — воскликнула Олла.
— Именно так, — довольно кивнула Фай Родис, — змею в наших школах именовали символом фашизма и схожих с ним идеологий, пропагандирующих неизбежность войн, их вечности и космического распространения. Яута подходят к этому определению как нельзя лучше, поскольку в основе их общества заложена даже не неизбежность охоты и убийств, но и крайняя желательность этого, как единственного достойного занятия. У нас на планете, как и во многих других, считали, что подобные жизненные установки и есть сердце зла, та змея, которая, как ее ни прячь, обязательно укусит, потому, что не кусать она не может. Так в чем мы ошибались, Олла?
— Во всем, — уверенно сказала девушка.
— Это понятно, — усмехнулась Фай Родис, — мы столкнулись с тем, о чем раньше не могли и подумать. Мы ожидали увидеть планету, где инферно достигло своей крайней стадии, а всепланетная олигархия полностью подчинила все сферы жизни — и замкнулась в себе, обрекая общество на стагнацию, неспособная выйти в космос и начать его освоение. Подобное общество, при всей его, как нам казалось, ужасности, — Родис презрительно усмехнулась, — не выпадало из наших представлений о развитии цивилизаций. А вот яуты выпадают и, судя по охотничьим рассказам твоего нового друга — не только они. Вопрос стоит сейчас даже не в том, в чем мы ошибались, Олла. Гораздо более важный вопрос — почему мы ошибались!
Она испытующе посмотрела на девушку и та поняла, что надо ответить.
— Мы считали, что развитие всего мира движется по прямой, — медленно, подбирая слова, заговорила Олла, — точнее, как бы взбирается по длинной лестнице, где с каждой новой ступенькой, делается новый шаг от простого к сложному…
— Все верно Олла, — произнесла Родис, — эволюция представлялась нам слепой игрой природы, которая выбрасывала бесчисленное множество вариантов, среди которых лишь немногие оказывались способными двигаться вверх, проходя через множество преград и страданий. И при этом всегда — и в мире неразумных животных и позже, в человеческом обществе, — над миром довлело Иферно. Качественным скачком, обусловившим переход к избавлению от страданий и угнетений, мы считали Эру Воссоединения Мира, построение коммунистического общества. Именно это считалось непременным условием, предваряющим космическую экспансию, основой для дальнейшего научного и технического развития, гармонично сочетающегося с всесторонним развитием и каждого человека в отдельности и общества в целом. Таков был наш путь и мы думали, что он универсален — да, встречались преграды, отклонения и отступления, но мы были уверены, что это носит временный характер и у разумных существ может быть только две альтернативы — построение коммунизма или самоуничтожение.
— Но у яутов все иначе, — подхватила Олла, — они странствовали в космосе, когда наши предки еще охотились на мамонтов на сибирских равнинах. И, я думаю, что они изрядно повлияли и на нашу культуру. Эти пирамиды… они так похожи на то, что я видела на земле, в Египте и Мексике…
— Я бы сказала, что эта пирамида несет черты одновременно египетских, месоамериканских и кхмерских строений, — усмехнулась Родис, — а значит вполне может быть прототипом их всех. И в главном вы тоже правы, Олла — высокоразвитая технологическая цивилизация, ничуть не уступающая нам в уровне технологического развития, но при этом погрязшая в глубоком Инферно — совершеннейший нонсенс. Упоминания о других схожих цивилизациях окончательно подводит нас к мысли, что нет единственно верного пути развития, универсального закона, к которому можно подвести всю историю Разума во вселенной. Есть множество вариантов и множество путей из которых наш — далеко не единственно возможный. Но возникает вопрос — если наши представления о вселенских законах оказались неверными, — означает ли это, что таких законов нет вообще? Иными словами — что на самом деле лежит в основе мироздания? Что… или кто?
Олла вскинула голову, недоуменно посмотрев на бывшего командира и нынешнюю королеву.
— Вы знаете, что у Яутов есть религия, — невозмутимо произнесла она, — их верховное божество — «Черный Воин», вечный воитель, выигрывающий все битвы. Тоже совершенный нонсенс для нас — мы привыкли считать, что вера в верховное существо, следящее за судьбами людей, была наивным пережитком пещерного представления о мире, пережитком религиозного изуверства Темных Веков. Мы считали, что инферно складывается из слепой игры природы, из невежества людей, обуреваемых животнымиинстинктами, из всей суммы негатива накапливаемого в ноосфере. И, разумеется, мы считали, что все это преодолимо с развитием общественных отношений. Мы не могли и подумать о том, что Инферно может иметь некий источник вне Вселенной, источник, который заставляет его воспроизводиться вновь и вновь.
— Этот источник, — перепросила Олла, — это… бог?
— Наверное, его можно назвать и этим определением, — снисходительно усмехнулась Родис, — хотя наши предки обычно подразумевали под ним нечто диаметрально противоположное. Ошибкой религиозных людей мы считали непонимание того, что существуй Бог на самом деле, он не стал бы поощрять отсутствие высоких духовных качеств, стремлений и достоинства в своем творении, что сумма преступлений человека, брошенная на весы природы, обеспечивает ему смертный приговор. Но что если мы ошибались — как, впрочем, и большинство верующих, — угадывая мотивы и стремления высшего существа? Что если продуцируемое им Инферно является единственно возможным способом существования и Вселенной и всей жизни в ней?
— Но ведь так считают не только на Земле, — возразила Олла Дез, — многие цивилизации, развивавшиеся совершенно самостоятельно, также достигли космического развития пришли к схожим выводам и построению коммунистического общества, схожего с нашим.
— Совершенно верно, — произнесла Родис, — это я считаю еще одним подтверждением своей правоты.
— ???
— Если бы коммунизм строили только мы, — объяснила Родис, — или иные цивилизации прошли схожим путем под нашим влиянием, тогда еще можно было объяснить все происходящее игрой случайностей, совокупностью объективных и субъективных факторов, приведших нас к одному устройству общества, а Яутов — к иному. Но мы видим с одной стороны становление множества коммунистических обществ, — совершенно независимо друг от друга, в мирах находящихся в сотнях световых лет друг от друга, — ивнешнюю схожесть разумных существ в них. И рядом, контрастом — цивилизации развивающееся по принципиально иной модели, бережно сберегающие свое Инферно, чудовища, которых не должно существовать по нашим критериям развития разумной жизни. И я сейчас склоняюсь, к мысли, что все это происходит не по случайному стечению обстоятельств, а по заранее осуществленному плану. Кто же способен организовать столь грандиозный замысел, — Родис вновь усмехнулась, — думай сама.
— Это… так неожиданно, — ошеломленно произнесла Олла, — но ведь это только умозрительные конструкции, верно? Подтверждений этому быть не может?
— Ошибаешься, Олла, — улыбнулась Родис, — вполне осязаемое подтверждение этому я получила во время недавнего прохождения всех ступеней Инфернальности. Вскоре ты и сама убедишься в моей правоте.
Сейчас Олла вспоминала тот диалог, наблюдая как удаляется, поднимаясь все выше, тонкая фигурка в сопровождении жутких тварей. Послышался негромкий, но усиливающийся гул, в котором угадывалось некое песнопение. Олла догадалась, что слышит религиозный гимн яутов, посвященный Темному Воину. В такт ему со всех сторон раздалось громкое шипение.
Застывшие статуи по бокам лестницы очнулись, задвигавшись и поворачивая головы к вершине пирамиды. Посмотрела туда и Олла — ее глаза обрели необычайнуюзоркость, подробно видя, все что происходит наверху. Она могла рассмотреть каждую чешуйку черного змея, огромные драгоценные камни, мерцавшие вместо глаз, переливавшиеся множеством оттенков. Видела Родис, восседавшую на троне, словно индийское божество — скрестив ноги и положив руки на колени, ладонями вверх. Глаза ее были закрыты, тело чуть заметно раскачивалось в такт гимну — словно исполинская кобра перед факиром.
И прямо над головой Родис сгущался Мрак — непроглядный, гнетущий, будто засасывающий в себя все окружающее. Олла вспомнила объяснение Родис, что на самом деле представляет из себя Тамас. Это не Антимир, как думали раньше, не темный двойник Шакти, а его далекая предтеча, одновременно исток и антипод существующей Вселенной. Мрак сгущался, переливаясь тысячей оттенков, разрастаясь и принимая узнаваемые формы. То он вздымался обличьем высокого яута, то превращался в королеву Чужих с оскаленной пастью, чтобы тут же обернуться черным великаном с козлиной головой и женской грудью. Вздымались огромные рога, распахивались перепончатые крылья, извивались длинные щупальца, но все чаще сквозь множество обличий проступало наиболее совершенное воплощение сил Тьмы и Смерти, отраженное во множестве культур как Земли, так и других миров. Холодно смотрели неподвижные глаза, извивались чешуйчатые кольца и из пасти с огромными зубами, то и дело стрелял раздвоенный язык.