Я заметил:
– У тысяч этих людей жизнь не была долгой.
Филейн пожал своими худыми плечами и произнес:
– Ну, кое-кто выбрал безопасное существование. Эти люди остались здесь. Среди них оказались мои предки и другие старики, которые были предками моей дорогой Баутс. Полагаю, я должен быть благодарен этим людям за их выбор, иначе ни меня, ни Баутс и на свете бы не было. Однако, так или иначе, следующие поколения все-таки родились, и кое-кому из молодых было не по душе оставаться вечными рабами гуннов. В том числе и мне. И поверь мне, маршал, я не всегда был таким, каким ты теперь меня видишь.
Филейн запихнул в рот последний кусок лепешки и, когда принялся жевать его деснами, посмотрел на свои освободившиеся руки. Это были руки настоящего старика: костлявые, заскорузлые, все в венах, покрытые коричневыми пятнами.
– Эти руки когда-то были молодыми и сильными, и я думал, что они заслуживают лучшей доли, чем копание в болотах.
– Акх, да, – встряла его супруга. – Он в молодости был таким красивым и сильным мужчиной, что его прозвали Филейн Крепыш. Наши родители договорились о том, что мы поженимся, когда мы были еще детьми. Они хотели быть уверенными, что мы останемся на этой земле. Но когда Филейн решил стать воином, я даже не пыталась отговорить его. Я гордилась им. Я дала слово нашим родителям, что останусь здесь и буду выполнять и его и свою работу, пока он не вернется.
Старики обменялись беззубыми, но теплыми и нежными улыбками. Затем хозяин снова повернулся ко мне:
– Таким образом, я сбежал из дома и присоединился к войску короля Вандалария, который выступил против вандалов. Подобно ему и другим его воинам, я, конечно же, сражался и против наших угнетателей гуннов. По крайней мере, это казалось мне более мужским делом.
Я с удивлением произнес:
– Ты сражался… вместе с королем Вандаларием? Но… но это же было по меньшей мере семьдесят лет тому назад.
Филейн просто ответил:
– Я же говорил тебе. Я тогда был молод.
Сванильда тоже удивилась:
– Выходит, вы с Баутс женаты… больше семидесяти лет…
Он улыбнулся и кивнул:
– И бо́льшую часть жизни прожили вместе, здесь. Я рад, что могу вспомнить о том, что когда-то был воином. Но я так же обрадовался, когда меня достаточно серьезно ранили в очередной битве и отпустили домой, к моей дорогой Баутс. Здесь мы и живем с тех пор, под этой самой крышей, на земле, на которой жили наши отцы, деды и прадеды.
А старуха добавила, и в голосе ее прозвучало благоговение:
– Когда молот Тора раскачивают над мальчиком и девочкой, это связывает их на всю жизнь.
Я снова почувствовал раздражение при упоминании о Торе, поэтому предпочел сменить тему беседы:
– Давайте послушаем о том, что было до короля Вандалария и Вендарекса…
– На сегодня достаточно, – возразил Филейн. – Мы, старики, привыкли ложиться спать засветло, а уже давно стемнело. Мы с женой спим в этой самой комнате. Для Магхиба найдется за домом стог сена. А вы, молодые люди, можете расположиться на чердаке.
Когда мы со Сванильдой в ту ночь устроились на темном чердаке, то не стали делать ничего, что могло бы разбудить спавших внизу стариков. Мы только тихо разговаривали какое-то время.
Сванильда сказала:
– Ты не находишь, что это очень трогательно, Торн? Что муж и жена прожили вместе так долго?
– Ну, довольно необычно, конечно. Мужчина в возрасте Филейна мог бы пережить трех или даже четырех жен, которые могли умереть при родах.
Сванильда покачала головой:
– Баутс сказала мне, пока мы готовили еду, что небеса – возможно, она имела в виду бога Тора, который связал их, – так и не благословили их детьми.
Почувствовав при упоминании этого имени привычное раздражение, я ответил кисло:
– Возможно, мудрый Тор послал им Личинку не просто как знакомого, а вместо сына.
Сванильда немного помолчала. Затем она спросила:
– Торн, ты заметил, что за домом растут два дерева?
– Что? Какие еще два дерева?
– Дуб и липа.
В моей памяти что-то всколыхнулось, но я уже был слишком сонным, чтобы вспомнить это. В любом случае Сванильда мне подсказала.
– Это старинная легенда, – пояснила она. – Жили некогда муж и жена, которые так долго и так преданно любили друг друга, что старые боги, восхитившись, предложили выполнить любое их желание. Супруги попросили всего лишь, чтобы, когда наступит их время умирать…
– Им бы позволили умереть одновременно, – добавил я. – Теперь я вспомнил. Я тоже как-то слышал эту историю.
– Их желание исполнилось, – продолжала Сванильда. – Боги превратили их в дуб и липу, таким образом, они после смерти продолжили расти бок о бок.
– Сванильда, – нежно заворчал на нее я, – ты сплела вокруг обычных стариков-крестьян целую легенду.
– Но ведь ты и сам признал, что они необычные. Скажи мне честно, Торн, как ты думаешь: ты смог бы счастливо прожить оставшуюся жизнь с одной женщиной?
– Иисусе, Сванильда! Я смогу ответить на этот вопрос только в глубокой старости. Филейну и Баутс никто не предсказывал, что они так долго проживут вместе. Только теперь, на закате жизни, они могут оглянуться назад и вспомнить, как все было.
Сванильда быстро произнесла, явно раскаиваясь:
– Акх, Торн, я ведь не прошу тебя принести клятву…
– Ты просишь меня заняться предсказаниями. Вот что, задай-ка ты лучше этот вопрос старому Мейрусу. Он считает себя мудрецом. Спроси его, что мы с тобой станем вспоминать, когда будем такими же стариками, как Филейн и Баутс. А теперь, пожалуйста, милая, давай спать.
На следующее утро Филейну захотелось посмотреть, что за улов попал к нему в сети, которые он недавно раскинул в болотных камышах, и старик пригласил меня пойти с ним. Сванильда выразила готовность остаться дома и помочь Баутс с шитьем, поскольку старая женщина призналась, что ее «глаза теперь уже не те, как прежде».
– Конечно же, почтенный Филейн, – сказал я, – и твои силы тоже не такие, как раньше. Если твои сети находятся далеко, просто покажи мне дорогу, и мы с Личинкой сами осмотрим их.
– Vái, не так уж я и стар, как некоторые. Это смотря с кем сравнивать. Между прочим, король Эрманарих умер, когда ему исполнилось сто десять лет. Он, может, прожил бы и еще дольше, если бы не покончил с собой, увидев, что ему не победить гуннов.
– Король Эрманарих? – спросил я. – А кто это?
Как я и предполагал, старая Баутс с готовностью снабдила этого монарха прозвищем. Она сказала:
– Акх, Эрманарих, ну как же, помню. Он был королем, которого многие называли Александром Великим готского народа.
Но поскольку больше ничего к этому старуха не добавила, я приготовился услышать историю этого короля от Филейна. Мы спустились с холма и пересекли несколько полян с серебристо-зеленой перистой травой, где почва была довольно твердой. Однако вскоре она стала топкой, даже жидкой, и, прежде чем сделать шаг, нам приходилось с чмокающим звуком высоко поднимать ноги из налипавшей на них грязи. К этому времени мы оказались уже глубоко в зарослях камыша, который был выше человеческого роста. Пока мы осторожно шлепали через них, лягушки отпрыгивали с нашего пути; извиваясь, убирались прочь водяные змеи; взлетали в небо или же торопливо скрывались в зарослях болотные птицы. Филейн, несмотря на свой возраст и кажущуюся хрупкость, шагал так же неутомимо, как и я, и при этом вел беседу.
– Ты спрашивал об Эрманарихе, маршал. Когда я был молод, то слышал от старших то, что в дни их молодости они слышали от своих старейшин, и постараюсь припомнить это. Дело было так. Эрманарих был первым королем, который привел остроготов с далекого севера сюда, в устье Данувия. Тогда, как и теперь, эта земля называлась Скифией, но сейчас ее уже не заселяет выродившееся племя скифов. Найдя здесь пристанище для своего народа, король Эрманарих изгнал скифов в Сарматию, где до сих пор влачат жалкое нищенское существование их немногочисленные потомки.
Я пробормотал:
– Да, я слышал забавные истории об этих когда-то великих скифах.
Филейн кивнул и продолжил:
– Однако, прежде чем остроготы попали сюда, они прошли через земли множества народов. И во время своих странствий Эрманарих заставил все эти разные народы признать, что остроготы стоят выше их и являются их защитниками. В сущности, Эрманарих был королем не только остроготов. Именно поэтому его и сравнивали с легендарным Александром Великим. К сожалению, все его грандиозные подвиги были забыты, когда он потерпел свое первое и единственное поражение. Внезапно с далекого востока налетели гунны, а Эрманариху в ту пору было уже сто десять лет – слишком много для того, чтобы организовать достойную оборону. Поскольку гунны победили, то он отдал собственную жизнь, дабы искупить свое поражение. А сейчас будь очень осторожен, сайон Торн. Ступай только по моим следам. По обеим сторонам от нас находятся зыбучие бездонные пески.
Поскольку старик предупредил меня, я пошел за ним. Однако по мере его повествования мой скептицизм все рос, и наконец я сказал:
– Gudisks Himins, дружище, этот король должен был прожить как минимум двести десять лет, чтобы принять участие во всех этих событиях – начиная от прибытия готов сюда и до покорения их гуннами.
Филейн обиделся:
– Если ты уже знаешь все, так зачем выспрашиваешь о том немногом, что известно мне?
– Прости меня, почтенный Филейн. Очевидно, существует множество всяких легенд. Я только хочу соотнести их, дабы вычленить истинную историю.
Старик проворчал:
– Ладно, расскажу тебе еще одну вещь, уж это не подвергают сомнению. После Эрманариха королями остроготов были представители династии Амалов. Трон наследовал не обязательно старший сын короля, имей в виду, но самый достойный из потомков Амала. Да вот тебе пример. У самого Эрманариха был старший сын по имени Гуниманд Красивый, однако Эрманарих выбрал своим преемником не столь красивого, но зато более толкового племянника.