Может, тогда у меня возникло предчувствие, что нас с Тором ожидает нечто ужасное? Едва ли я верил в это. Если и существовали в мире двое людей, предназначенных самой природой доставить радость друг другу, привязаться друг к другу, то это были мы, Тор и Торн. И уж разумеется, самого Тора никакие дурные предчувствия не беспокоили. Ведь впервые услышав о моем существовании – всего лишь получив намек, что, возможно, есть еще один маннамави, его ровесник, который живет в той же стране, что и он сам, – Тор немедленно отправился на поиски.
Все это, как выяснилось, было делом рук Видамера. Помните того посланца от визиготов Аквитании, который в первый же день визита к своему двоюродному брату Теодориху в Новы провел в постели несколько счастливых часов с некоей горожанкой по имени Веледа, а затем в тот же вечер столкнулся при королевском дворе с весьма подозрительным herizogo по имени Торн?
На прощание Видамер сказал мне, что все это хорошенько обдумает и запомнит.
Уж не знаю, догадался ли он о настоящей связи между Торном и Веледой. В любом случае позднее, на празднике в своем родном городе Толосе[301], возможно хлебнув лишнего, Видамер позволил себе несколько замечаний по поводу двух загадочных людей, с которыми он повстречался в Новы. А один из гостей, присутствовавших на этом празднике, услышав его высказывания, тут же уловил то, чего не смог понять Видамер, догадавшись относительно природы этих людей, вернее, одного-единственного человека. Уже на следующее утро Тор оседлал лошадь и отправился на восток, в Новы. Узнав, что я в отъезде, он последовал за мной и продолжал следовать некоторое время, пока наконец не нашел меня, и вот теперь мы с ним сплелись в объятиях.
– Vái, – пошутил Тор, – последняя наша поза оказалась столь неловкой, что вызвала у меня судороги.
Я рассмеялся:
– Должно быть, именно это святой апостол имел в виду, когда сказал, что дух силен, а плоть слаба.
– Не столько плоть, сколько мышцы. Куда мне угнаться за вечным бродягой вроде тебя. Давай немного отдохнем.
Пока мы с ним лежали рядом, слегка дрожа от напряжения, я спросил:
– Ты можешь повторить, Тор, чтó именно тогда сказал Видамер?
– Да так, ничего особенного. Это был всего лишь намек, я не был уверен, что и впрямь отыщу маннамави. Он упомянул о загадочной женщине Веледе. Полагаю, он считал ее самой обычной женщиной (а ведь так оно вполне и могло оказаться на самом деле), которая обманывала всех в Новы, переодеваясь в мужское платье и изображая мужчину Торна. Тем не менее я отправился в путь… в надежде найти такого, как я…
Я произнес в восхищении:
– Ты проделал весь этот путь, даже не зная наверняка!
– Да уж, ну и веселую жизнь ты мне устроил. Я всегда был изнеженным горожанином и не испытывал склонности к приключениям, физическим упражнениям, путешествиям или жизни в глуши.
– Если ты не любитель путешествовать, то зачем тебе собственная лошадь?
– А это не моя. Я украл ее.
– Ты украл лошадь?! – воскликнул я в ужасе. – Разве ты не знаешь, что это преступление карается смертью! Тебя повесят… распнут…
Тор беспечно сказал:
– Только если я буду настолько глуп, что вернусь обратно в Толосу, где и совершил кражу.
Я был поражен, ибо еще никогда не слышал, чтобы вот так небрежно, мимоходом признавались в столь гнусном злодеянии. Признаться, я и сам отнюдь не был самым законопослушным и безгрешным из смертных, но я никогда так спокойно не говорил о своих преступлениях, по крайней мере не признавался в них с такой легкостью. Как вы помните, мне даже доводилось совершать убийства, и тем не менее украсть лошадь у своего соплеменника я считал недостойным поступком. Это преступление по готским законам издавна расценивается как самое низкое и бесчестное, даже хуже убийства. Но что меня особенно опечалило, так это то, что негодяй, совершивший кражу и случайно или из легкомыслия признавшийся в этом позорном поступке, был не посторонним мне человеком: он был для меня единственным на всей земле… моим братом-близнецом… моим возлюбленным… моим суженым…
Возможно, почувствовав мое замешательство и скрытое осуждение, Тор поднялся и принялся ходить по комнате, затем открыл гардероб, в котором я хранил свою сменную одежду, когда мы со Сванильдой отправились в дельту. Обнаружив среди одежды наряды Веледы, Тор достал их и принялся щупать и осматривать. Бронзовый нагрудник, который я приобрел в Хальштате, казалось, особенно очаровал его. Тор нацепил нагрудник прямо на голое тело и нагнулся над тазом с водой, чтобы полюбоваться своим отражением. Я уже видел те женские наряды, которые Тор привез с собой, включая и похожую на мою набедренную повязку, чтобы подвязывать и маскировать половой член, поэтому не стал делать ему замечаний, хотя мне и не слишком понравилось, что он бесцеремонно распоряжается моими вещами. Возможно, моей терпимости способствовало созерцание уродливого крестообразного шрама на спине Тора. Я рассудил следующим образом: поскольку с Тором слишком сурово обращались в детстве, он теперь так небрежно относится к чужой собственности.
Я сказал:
– Стало быть, ты не собираешься возвращаться в Толосу? Полагаю, поскольку ты присутствовал на празднике при дворе, должно быть, принадлежишь к знатным юношам?
– Да нет, какое там, – ответил Тор и снова донельзя изумил меня, – я был cosmeta и tonstrix королевы Рагнахильды, супруги короля Эрика.
– Что? Мужчина-cosmeta? Cosmeta по имени Тор?
– По имени Геновефа. И о каком мужчине ты говоришь? В моей родной Толосе, как и повсюду в землях визиготов, я был известен и почитаем как весьма умелая служанка Геновефа. Мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не запятнать свою репутацию. Я всегда действовал с оглядкой. И только когда я вынужден был удовлетворять свои мужские желания, я временно становился Тором и старался незаметно ускользнуть к шлюхам: эти женщины не задают лишних вопросов.
– Интересно, – снова сказал я. – Я тоже приложил немало усилий для того, чтобы сберечь свою репутацию, вот только действовал наоборот. Окружающие считают меня мужчиной.
– Я уже говорил тебе, что был воспитан в холе и ласке. Меня вырастили и воспитали монашки, обучали меня тоже чисто женским занятиям. Шитью, уборке, готовке, умению украшать себя, наряжаться, красить лицо и завивать волосы. После этого я покинул монастырь, чтобы идти по жизни своим путем.
– Но пока ты жил там, разве никто из монашек не заметил… ну, что ты отличаешься от них?
Тор улыбнулся своим воспоминаниям:
– Что могли монашки знать о таких вещах? Когда я был ребенком, они относились ко мне с сочувствием – бедная маленькая девочка, страдающая от прискорбной, но не причиняющей ей физических страданий аномалии. Когда я достиг половой зрелости, монашки обнаружили, что из моего отклонения от нормы они могут извлечь для себя выгоду. Они, возможно, и не знали, как назвать это, но они пользовались им по секрету – все, от старой настоятельницы до юных послушниц. Тем не менее все то время, которое я провел среди них, они считали меня женщиной, хотя и очень странной. Я, между прочим, и сам точно так же думал.
– А как ты узнал правду?
– Когда мне исполнилось четырнадцать, настоятельница нашла мне в Толосе работу, пристроив служанкой к некоей матроне. А супруг этой госпожи вскоре придумал совсем другую работу для хорошенькой девочки, которой я тогда был. Он, кстати, совсем не был расстроен, а, наоборот, обрадовался, когда обнаружил мой… необычный инструмент. Хозяин называл его «моя распустившаяся роза» и говорил, что это развлекает и дополнительно возбуждает его. Ему, казалось, никогда даже и в голову не приходило, что этот мой инструмент может соперничать с его собственным. Другое дело – хозяйка. Однажды, когда мы вместе с ней принимали ванну, она заметила мою распустившуюся розу. Именно она, кстати, научила меня действовать так, как действует мужчина.
Тор замолчал и пожал плечами:
– Акх, между прочим, моя августейшая тезка, супруга короля Алариха Геновефа, тоже была прелюбодейкой. Так вот, больше года я служил и хозяину и хозяйке, иногда им обоим подряд: мне давали передохнуть всего лишь четверть часа, не больше. Госпожа моя была прекрасно осведомлена, что я являюсь нимфой ее супруга, и никогда не возражала против этого. Однако, когда хозяин застал сатира, развлекавшегося в постели с его женой, он пришел в бешенство: выжег клеймо на моей спине и выгнал меня из дома.
– Ну, будем надеяться, что все твои обиды, скандалы, неприятности, а также воровство остались в прошлом. Надеюсь, что впредь ты сможешь удовлетворять все свои желания иным способом. Во всяком случае, во время нашего путешествия.
– Ты имеешь в виду… я поеду с тобой? – Тор бросил наряды Веледы и улыбнулся мне. – Открыто буду с тобой? И всегда только с тобой? – В следующий момент он снова прижался ко мне и принялся меня ласкать. – Это означает, что ты меня уже полюбил? Или же просто испытываешь желание? Но, акх! Без желания нет любви, конечно же!
– Постой! Постой! – мягко остановил я его. – Послушай лучше, что я рассказал о тебе сегодня своим друзьям.
– Зачем мне это знать?
– Чтобы ты случайно не проговорился и не выдал меня, когда мы станем беседовать с Мейрусом, Сванильдой или Личинкой.
– С какой это стати мне с ними беседовать?
– Потому что они тоже принимают участие, тем или иным образом, в моей миссии. Если помнишь, я составляю историю готов.
Тор слегка отодвинулся:
– Я надеялся, что после сегодняшней ночи ты бросишь это глупое занятие.
– Как я могу его бросить? Я же на службе у короля!
– И что? Я ведь бросил королеву, без всяких объяснений или извинений, чтобы только отыскать тебя. Не сомневаюсь, что, обнаружив мое исчезновение, Рагнахильда осыпала меня проклятиями и пожелала мне отправиться прямиком в ад. – Очевидно, подобная перспектива не слишком испугала Тора, потому что он хихикнул и добавил: – Я точно знаю: теперь, лишившись заботливой и умелой служанки, она выглядит как карга-haliuruns!