– Liufs Guth… – выдохнул я в ужасе.
– Это правда, маршал! Я узнавал! Оказывается, с тех пор как римляне обнаружили эти шахты в Альпах, Рим ревностно следил за тем, как идет торговля. Естественно, я от всего сердца старался сделать все возможное, дабы помочь своему королю Теодориху заслужить уважение его новых подданных. Я был очень осторожен и делал все, чтобы только не уронить его авторитет, и, разумеется, не стал обижать римлян, запрещая им торговать солью.
Лентин закрыл руками лицо.
– Скажи мне, Гудахалс, – я и сам тяжело вздохнул, – а когда эти обозы возвращаются обратно из Аримина, они везут какие-нибудь товары, полученные в обмен на эту драгоценную соль?
– Eheu, сайон Торн! – воскликнул он радостно. – Ты никак хочешь поймать меня на лжи – или уличить в том, что я сплю на посту. – Он сделал еще один большой глоток вина и все так же радостно продолжил: – Да ничего подобного! Абсолютно все мулы возвращаются обратно без груза. Уж не знаю, что погонщики получают за свою соль, может, они торгуют в рассрочку. Но они не берут в Равенне никаких других товаров. Да это и невозможно! Если они вернутся из Аримина с товаром, мой приятель, тот, что командует линией осады на юге, мигом остановит их и ограбит подчистую. Уж он-то не позволит им ничего провозить через Равенну, ведь, оказавшись в городе, они могут отдать эти товары Одоакру и его союзникам! Это нарушит осаду: разве позволительно доставлять провизию врагу! Однако поскольку обозы пусты, когда они возвращаются обратно, то командир с той стороны, очевидно, тоже знает свое дело. Вот так – мы строго выполняем наставления генерала Хердуика.
Мы с Лентином в отчаянии переглянулись, а затем с жалостью посмотрели на этого простодушного глупца. Надо же, какое-то хвастливое ничтожество умудрилось нанести общему делу такой колоссальный вред.
– И еще кое-что, – сказал я, уже зная, каким будет ответ. – Тебе никогда не приходило в голову, центурион, проверять содержимое мешков, прежде чем пропускать обозы?
Он развел руками и улыбнулся:
– Ну разумеется, маршал, в самый первый раз мы проверили два или три мешка, однако ничего подозрительного не обнаружили… Ну, соль, она и есть соль. Ох и тяжелая же она, я вам скажу. Поневоле посочувствуешь несчастным мулам, которым приходится тащить в такую даль неподъемный груз. Поэтому, проверив нескольких первых мулов, мы из жалости перестали разгружать их, а затем снова навьючивать. Ведь бедные животные не виноваты, что…
– Все ясно, центурион. Thags izvis, Гудахалс, за вино, сыр и поучительный рассказ о торговле солью. – Я встал и снял меч, висевший у него на поясе, а также отцепил со столба в шатре его знак центуриона. – Ты не справился со своими обязанностями, так что тебя придется взять под стражу. – Услышав это, бедняга чуть не захлебнулся вином.
Я вышел из шатра и крикнул следующего по старшинству командира. Им оказался optio по имени Ландерит; он проворно забегал, исполняя мои распоряжения. Я приказал ему взять Гудахалса под стражу и поставить вооруженных людей, которые были бы готовы и днем и ночью остановить и проверить следующий обоз мулов, который спустится по Виа Попилиа, в каком бы направлении он ни двигался.
– Меня тоже следует арестовать и разжаловать, – покаянно проворчал Лентин.
– Ну тогда уж и меня за компанию, – заметил я. – Но откуда нам было знать о слабом звене в цепи осады? – Я добавил, предприняв жалкую попытку пошутить: – Не забывай, что ты, во всяком случае, всего лишь нейтральный наблюдатель. Так что у нас с тобой нет полномочий арестовать друг друга.
Он выпалил богохульство, а затем добавил:
– Ну тогда да поразят нас свои собственные мечи!
– Давай лучше попытаемся обратить эту гримасу Фортуны в свою пользу. Послушай-ка, что я предлагаю…
Вот какая сцена разыгралась два дня спустя.
– Кто послал все это в Равенну? – спросил я главного погонщика обоза и пнул ногой целую кучу продовольствия – по большей части соленое мясо и мехи с маслом. Этот груз optio Ландерит и его стражники обнаружили тщательно спрятанным среди тюков с солью.
Лицо погонщика было серым, его била дрожь, но он ответил достаточно смело:
– Георгиус Гоноратус, один из отцов города Хальштата.
Я уже и сам заподозрил это, но ни за что не узнал бы стоящего сейчас передо мной человека, если бы он с гордостью не добавил:
– И между прочим, мой родной отец.
Я сказал:
– Я думал, что Георгиус Гоноратус уже слишком стар, чтобы играть в такие опасные игры.
Сын в ответ лишь пробормотал:
– Он все еще верен римлянам и ничуть не стар для того, чтобы доблестно служить своей Отчизне.
Я вспомнил замечание, которое сделал мой друг маршал Соа относительно тех, кто давно покинул родину, но активно вмешивался в ее дела с безопасного расстояния. Однако меня не слишком волновало, по какой причине старый Георгиус XIII или XIV – какой он там был по счету? – хотел служить изгою Одоакру. Я заметил только:
– Я не очень-то восхищаюсь теми, кто смел за чужой счет. Георгиус послал тебя совершить вместо него предательство. И твоего брата тоже, как я полагаю. Где он?
– Кто ты? – спросил мужчина, искоса глядя на меня. – Мы раньше были знакомы? – Не дождавшись ответа, он пробормотал: – Мы с братом сами вызвались вести этот обоз. Хотя в этом и не было особой необходимости. Есть немало других погонщиков. Но мы сделали это с гордостью… pro patria…[381] чтобы принять участие в борьбе…
– Или чтобы побыстрее убраться прочь от своего храброго отца, – предположил я холодно. – Тогда я буду с нетерпением ждать появления и твоего брата тоже. А что твоя сестра Ливия? Она тоже принимает участие в этой рискованной операции?
– Да кто ты такой, чужеземец? – Я снова ответил только хмурым взглядом, поэтому он лишь негромко сказал: – Ливия вышла замуж, много лет назад, за богатого торговца, и уехала из дома.
– Жаль, – заметил я. – Она заслуживала большего, чем какой-то торговец. Но по крайней мере, она избавилась от своих трусливых братцев. Бьюсь об заклад, что ты никогда не был женат, да и твой брат тоже. Георгиус ни за что бы не освободил своих самых ценных и послушных рабов.
Теперь погонщик уже ничего мне не ответил, но я привел его в замешательство, резким тоном приказав:
– Раздевайся.
Сам я не присутствовал при том, что произошло дальше, а только сказал optio Ландериту:
– Когда все погонщики разденутся, запихни их в мешки вместо отобранной провизии. А затем снова насыпь доверху соли. А пока ты будешь этим заниматься, пусть ко мне в шатер приведут центуриона Гудахалса.
После того как все было завершено, два обоза мулов прошли через нашу линию осады почти одновременно – один нагруженный, который прибыл с севера, и второй пустой, который двигался обратно после того, как его разгрузили в Равенне. Таким образом, мы задержали всех: десять погонщиков и примерно сорок мулов. Когда Гудахалс появился в моем шатре, он постоянно оглядывался и таращился своими бычьими глазами туда, где теперь вопили и просили пощады схваченные контрабандисты, которых засовывали в большие мешки. Гудахалс, без всякого сомнения, думал, что я собираюсь точно так же засолить и его, поэтому тупое лицо центуриона просветлело, когда я произнес:
– Вот что, я даю тебе возможность искупить вину. – Он принялся что-то мычать в знак признательности, но я лишь отмахнулся. – Ты возьмешь четырех всадников и поскачешь галопом на север – по Виа Попилиа, Виа Клаудиа Августа[382], в долину реки Дравус через Альпы – до города Хальштата, что в Regio Salinarum, откуда и прибывают контрабандисты. – Я подробно объяснил ему, как отыскать шахту, и описал Георгиуса Гоноратуса. Хотя за столько лет тот наверняка изменился. – Ты доставишь сюда этого человека и сдашь его – но только Теодориху или мне, никому больше. Георгиус теперь уже очень стар, поэтому обращайся с ним осторожно. Теодорих наверняка захочет, чтобы негодяй был в приличном состоянии, когда станет распинать его на patibulum. Поэтому заруби себе на носу: если ты не найдешь Георгиуса, или по какой-то причине не сумеешь привезти его, или же с ним хоть что-нибудь приключится на обратном пути… – Я выдержал паузу, дождавшись, пока Гудахалса прошиб холодный пот, а затем заключил: – Смотри у меня, тогда лучше совсем не возвращайся!
Центуриону явно не терпелось поскорее отсалютовать мне и броситься к своему коню, но я еще не закончил давать ему наставления.
– Я не думаю, что контрабандисты привезли все это из Хальштата. Погонщики отнюдь не глупы и не заставят своих мулов тащить такую тяжесть бог знает откуда. Провиант загружали где-то гораздо ближе. Если по пути, центурион, ты сможешь отыскать это место и человека (одного или нескольких), кто этим занимается, или же заставишь Георгиуса сказать правду (однако не забывай, что ни в коем случае нельзя причинять старику вреда) – тогда будем считать, что ты полностью искупил свою вину.
Гудахалс с четырьмя своими людьми уже выехал из лагеря по Виа Попилиа, когда optio Ландерит вошел в мой шатер, отсалютовал и доложил:
– После того как мешки с солью перестали шевелиться и подергиваться, они обвисли и перекосились. Поэтому мы добавили еще соли, чтобы сделать их такими же аккуратными, твердыми и пухлыми, как и прежде. Мы перекинули мешки через седла десяти мулов, выбрав тех, что были посвежее. А еще на десятерых мы погрузили мешки, которые наполнены только солью. Таким образом, у нас снова получился груженый обоз из двадцати мулов.
– Отлично, optio. Оставшихся мулов можешь отогнать к нашим вьючным животным; они нам пока не понадобятся. Ну а теперь мы должны доставить наших, так сказать, троянских мулов по месту назначения. Несмотря даже на тайные поставки провизии, жители Равенны наверняка уже давно питаются впроголодь, а о свежем мясе и не мечтают. Нищие, которые уже умирают от голода, с беспокойством ждут каждого такого обоза. Надеюсь, им понравится то соленое мясо, которое они получат на этот раз.