Торрес рассмеялся. - "Лучше поверь мне. Этот ребенок может спуститься на глубину до тысячи метров - это три тысячи триста футов. Она может работать под водой в течение двенадцати часов без остановки. К тому времени, как мы закончим с ней работать, она будет более чем способна сделать именно то, о чем вы меня просили. Так что поздоровайся со своей маленькой подружкой, Джонни К., и не волнуйся, она выдержит очень большой удар».
***
Кросс сел и весело принялся за классический английский ланч, запивая его очень крепким чилийским Каберне Совиньон. Паркерами оказались Майк, остроумный, самоуничижительный, но явно блестящий адвокат, и Каро, его жена - куратор по искусству. Они планировали отправиться на сафари в Африку, чтобы отпраздновать пятую годовщину своей свадьбы, и с радостью обнаружили, что Гектор был не только кладезем информации на эту тему, но и полноправным воином Масаи. Потом Женя с обаянием и умом специализировалась на бесконечных вопросах о жизни в России и ее странной и часто пугающей внешней политике.
Собравшиеся оживились теплом, смехом и чувством расслабленной, повседневной семейной жизни, когда один из родителей, включая Гектора—должен был опуститься на колени, чтобы справиться со своим ребенком, или сидеть за столом с младенцем на коленях, держа пухлые маленькие руки подальше от ножек бокалов. Кроссу вдруг пришло в голову, что он никогда по-настоящему не знал такого рода нормальности. Большую часть своей взрослой жизни он был либо солдатом, либо боссом охранной фирмы. Всю свою трудовую жизнь он провел в бараках и столовых, почти не уделяя внимания домашним удобствам.
Затем он встретил Хейзел Бэннок, был вырван из своего спартанского существования и погрузился в жизнь супербогачей, со всеми вытекающими отсюда частными самолетами, личными слугами и огромными домами. Но дело было в том, что ростбиф Пэдди, доставлявшийся прямо из местного супермаркета, на вкус ничем не уступал тому, что ему подавали в величественном доме герцога, а вино - которое стоило тридцать пять фунтов за полцены от торговцев выпивкой по сниженной цене - исчезло так же быстро, как Шато Лафит в сто раз дороже.
Кросс мог сказать, что Женя тоже была в восторге. Все деньги мира не компенсировали ей того, что у нее был жестокий отец, но здесь, в этом нормальном, повседневном мире, она казалась полностью расслабленной, кипящей весельем и смехом. Отношения между ней и Настей становились все более глубокими на его глазах: две сестры, потерявшие друг друга на столько лет, ткали связь, которая делала их обоих счастливее. Теперь Каро Паркер болтала о ледовом катке, который каждую зиму возводили во дворе Сомерсет-хауса, на берегу Темзы, всего в двух шагах от "Савоя", и говорила, как ей хочется туда съездить, но разве Чарли еще слишком мал для этого, когда ему нет еще и трех лет?
- Слишком мал? - В ужасе запротестовала Настя. - “В России дети катаются на коньках еще до того, как научатся ходить. Если бы мать дождалась, пока ее сыну исполнится три года, прежде чем положить его на лед, все остальные матери сказали бы: "Почему ты так жестока со своим малышом?’”
“Пойдем кататься прямо сейчас! - Воскликнула Женя. - Давай, Настя, покажем этим англичанам, как русский может кататься!”
“Да будет Вам известно, что я не англичанин, а ирландец, - сказал Пэдди с насмешливым достоинством.
“И я не британец, а кениец." - Кросс принял наполеоновскую позу неповиновения. Тогда ему впервые пришло в голову, что, хотя он был великолепным стрелком, сильным бегуном и пловцом, мастером нескольких боевых искусств, который мог свободно падать с парашютом, кататься на лыжах, взбираться на горы и выживать практически в любой среде на земле, он никогда в своей жизни не катался на коньках. Кенийские дети, выросшие в африканской саванне, обычно так не поступали. Через секунду он понял еще кое-что: ему не хотелось выставлять себя дураком перед Евгенией Вороновой.
Черт возьми, парень, не будь смешным, сказал себе Гектор. Девочке еще нет двадцати пяти, а ты уже почти годишься ей в отцы. В ее глазах ты уже старик.
Он подумал о Бобби Франклин. Она была великолепна, умна и полностью соответствовала своему возрасту. Но ее здесь не было, а Женя была, и вдруг Пэдди по телефону заказал такси, а Кросс собрал все огромное количество вещей, которые Нэнни Хепворт считала необходимыми, прежде чем позволить Кэтрин выйти из дома.
“Я бегал по Брекон-Биконс с пачками полегче этой, - бормотал себе под нос Кросс, запихивая очередную мягкую игрушку в раздутую детскую сумку, а Женя умоляла его сесть рядом с ней в кабину, - чтобы я мог больше времени проводить с малышкой Екатериной - моей царицей Екатериной Великой!” И вот они уже несутся по Западному Лондону, на улицах которого уже темнело, хотя было всего пять часов пополудни, высаживают ребенка на Кросс Роадс, где его ждет Бонни Хепворт, чтобы отправить ее в ванную, а потом вдвоем направляются в Сомерсет-Хаус.
Ни один из них не сказал много. Женя был слишком занята, глядя на сверкающие витрины магазинов и рождественские украшения, и Кросс был совершенно доволен, просто наблюдая за ней. Когда они добрались до Сомерсет-хауса, Майк Паркер уже ждал их, сжимая в кулаке пачку билетов и приговаривая: - "Обычно вам приходится заказывать билеты на несколько недель вперед, но у них было несколько свободных мест для следующего сеанса. Все остальные надевают коньки, даже Чарли!" - добавил он, ведя их в кабину, где были выданы коньки.
Женя схватила его за руку и пошла искать Настю, с которой она вскоре уже вовсю беседовала, болтая по-русски со скоростью миллиона миль в час и заговорщически хихикая через равные промежутки времени.
- А у тебя это хорошо получается, босс? - Нервно спросил о'Куинн, когда они вдвоем зашнуровывали ботинки.
“Не знаю, старина, - беззаботно ответил Кросс. “Никогда в жизни я этого не делал.”
“Не знаю, как ты, а я, кажется, вот-вот сделаю из себя полную титьку.”
- Чепуха! Мы же мужчины. Мы гордые ветераны САС. Нет ничего, что мы не могли бы сделать!”
- Говори за себя . . .”
Кросс попытался подойти к ситуации логически. Он прошел изрядную часть арктической военной подготовки, которая включала в себя бесконечные мили беговых лыж, которые включали в себя путешествия по ровному снегу, а не по льду. А теперь он вспомнил, что в детстве ему подарили пару роликовых коньков. Если сложить эти два навыка вместе, то можно было практически кататься на коньках.
- Совершенно верно, - согласился Майк Паркер, когда Кросс изложил ему эту теорию. - Главное - не поднимать коньки вверх и вниз. Никаких шлепков! Просто поставьте ведущую ногу на лед, скользите вперед и наружу, а затем проделайте то же самое с другой ногой. Ничего особенного.”
Паркер вышел на лед и двинулся вперед ровным, ничем не примечательным, но спокойным шагом. Ну, это выглядит достаточно просто, подумал Кросс.
Затем Пэдди О'Куинн нервно вышел на цыпочках, сделал пару испуганных шагов, отчаянно размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, и упал на спину, яростно ругаясь всю дорогу.
Наконец настала очередь Кросса. Только не падай духом. Скользи вперед и наружу. Теперь следующая ступня. Внезапно он начал двигаться. Это едва ли можно было назвать медальным выступлением на Зимних Олимпийских играх. Но он стоял прямо, двигался и ... черт возьми!- он приближался к концу катка и теперь должен был повернуть налево, чтобы следовать против часовой стрелки, в которой все вращались. Он воспользовался моментом, чтобы оглядеться вокруг, поскольку каток был окружен со всех сторон великолепными неоклассическими фасадами одного из самых великолепных старинных зданий Лондона. Но тут неожиданный кризис вдруг поднял свою уродливую голову: как же ты повернулся? Ответ: Кросс этого не сделал, он просто скользнул к барьеру в конце катка, держась изо всех сил, повернулся лицом к катку, а затем прислонился к барьеру, небрежно осматривая сцену и изо всех сил стараясь выглядеть так, как будто все это было совершенно намеренно.
Но где же тогда Женя? Когда они выходили из дома, она схватила ярко-красную флисовую шапочку и короткую черную пуховую жилетку, затянутую на талии, чтобы никто не мог не заметить ее фигуру, даже когда она была покрыта стеганым одеялом. Шапку, по крайней мере, будет легко заметить под ослепительными прожекторами. Кросс изучал толпу, одно лицо незнакомца за другим, пока внезапно не заметил ее, несущуюся по льду, петляющую между более медленными фигуристами, горячо преследуемую Настей. Они оба выглядели ликующими, смеясь от чистой радости делать что-то, что было для них так же естественно, как дышать. И тут Женя увидела его. Кросс помахал ей, и она помахала ему в ответ, меняя курс, чтобы катиться прямо на него, не отрывая глаз от Кросса, пока не остановилась под ледяным дождем, так близко к нему, что они почти соприкасались.
Женя резко повернулась налево, лицом в ту же сторону, что и кружащиеся фигуристы, протянула правую руку и сказала: - "Я тебе помогу.”
Кросс не привык обращаться за помощью к молодым девушкам, но проглотил свою гордость и сказал:- "Возможно, это мне понадобится.”
Он взял ее за руку, а затем задохнулся, когда его внезапно ударил физический шок, мощный всплеск, который он почувствовал прямо в глубине своего существа. Он снова посмотрел на нее, и она улыбнулась, как бы говоря: - "Да, я тоже это почувствовала”, но затем выражение ее лица изменилось, и она крикнула: -"Иди за мной!”
Он позволил ей вытащить себя в толпу и ответил, когда она направила его рукой, таща за собой по углам и показывая, как войти в хороший, ровный ритм на прямых. Они сделали круг, потом еще один. Кросс не стал говорить ей, что уже некоторое время отлично катается на коньках, обретая уверенность каждый раз, когда ему удавалось преодолеть поворот или сбавить скорость самостоятельно, но ощущение ее руки в своей было таким волшебным, что он просто не хотел отпускать ее. Затем, на третьем круге, она немного отстранилась, лишь слегка коснувшись его кончиками пальцев. Случайное прикосновение ее кожи к его было еще более волнующим, а когда она убрала свою руку в конце круга и сказала: - "Теперь ты сам по себе! Иди за мной!" - он чувствовал себя наркоманом, у которого отняли наркотик. Но потом он обнаружил, что его возбуждает нечто новое: вид ее идеальной попки, обтянутой обтягивающей джинсовой тканью, покачивающейся перед ним взад и вперед.