При виде ее бледного лица, горящих глаз и распустившихся волос все находившиеся в палатке вскочили на ноги.
— Грабители! — задыхаясь, крикнула она. — Скорее! Налет! Сторож ранен.
Яростный рев потряс ночной воздух, и люди стремглав пронеслись мимо нее. Со всех сторон появились полуодетые рабочие из дневной смены.
— Где? Кто? Куда они ушли?
Показался Мак Намара, гневный и повелительный. Казалось, он инстинктом понял положение, не задав ей ни единого вопроса.
— Скорее, товарищи. Мы нагоним их.» Выводите лошадей, скорее!
Он первый вскочил на лошадь; остальные последовали его примеру. Он махнул рукой по направлению к горам, замыкавшим долину.
— Разбейтесь на группы в пять человек и займите горы. Пусть кто-нибудь бежит в Дисковери и протелефонирует Вуризу, чтобы он прислал милицию.
Они уже отъезжали, когда девушка крикнула:
— Стойте. Не туда. Они ушли вниз по ущелью. Их было трое. Три негра.
Она указала на дорогу, ведущую из долины в сторону смутного сияния на южном небосклоне, и кавалькада исчезла в сумеречной дали.
Глава Х. ЧЕРРИ ЯВЛЯЕТСЯ СПАСИТЕЛЬНИЦЕЙ
Три негра промчались вверх по ручью, мимо других лагерей, к тому месту, где он разветвлялся на два потока. Здесь они взяли направо и погнали лошадей по заброшенной тропе к истокам речки и через невысокий горный хребет. Они старались поскорее добраться до какой-нибудь неезженной дороги, чтобы проскользнуть незамеченными. Перед тем как выехать из долины, они дали уставшим лошадям передохнуть и кое-как смыли застоявшейся водой из лужи жирную краску с лиц. Они напрягали слух, ожидая услышать звуки погони, но все было спокойно.
Напряжение их понемногу улеглось, и они стали осторожно разговаривать между собой. На рассвете они перевалили через мшистые вершины кряжа, вновь остановились и, сняв два седла, спрятали их между скалами.
«Оладья» распрощался с ними и поехал на юг вдоль Драй Крика по направлению к городу; компаньоны же переложили часть груза с усталых вьючных лошадей на верховых и двинулись дальше пешком по голому кряжу, ведя лошадей под уздцы.
— Просто не верится, что нам так легко удалось удрать, — сказал Дэкстри, пытливо вглядываясь в пройденный путь. — У меня появляется желание стать профессиональным налетчиком. От меня воняет актером из-за жирной мази. Держу пари, что завтра о нас будут звонить все газеты.
— Интересно, что там делала Элен, — неожиданно вставил Гленистэр, более потрясенный встречей с нею, чем своей ролью в предпринятом ими деле.
Вместо того, чтобы сосредоточиться на победе, он то и дело вспоминал о том, как она стояла под дулом его винчестера.
«Неужели она когда-нибудь узнает, кто был черномазый разбойник?»
Он содрогался при этой мысли.
— Вот что, Дэкстри. Я непременно женюсь на этой девушке.
— Не знаю, женишься ли ты на ней или нет, но во всяком случае советую тебе присматривать за Мак Намарой.
— Что? — Молодой человек остановился, в упор глядя на него. — Что такое?
— Иди дальше, не останавливай лошадей. Я не слепой и кое-что соображаю.
— Этого не будет никогда, вздор. Ведь он мошенник. Я не отдам ее Мак Намаре. Да это невозможно, она не выйдет за него. Она поймет, что он за человек. Я так люблю ее, нет, я не могу говорить об этом. Это слишком большое чувство.
Он красноречиво развел руками.
— Ты все равно не поймешь меня.
— Ну, конечно, нет, — пробормотал Дэкстри.
Его глаза устремились вдаль, и в них загорелся давно угасший огонек.
— Я согласен с тобой, что он мошенник, — сказал он, помолчав немного, — но он красивый, дьявол, и манеры у него такие, что рядом с ним чувствуешь себя дровосеком. Кроме того, он храбрый человек. Эти три качества — такие козыри, что можно с уверенностью сказать, что они покроют королеву из любой человеческой масти — красную, белую или желтую.
— Пусть попробует, — прорычал Гленистэр.
Его густые брови сдвинулись, и лицо стало жестким и суровым.
Ранним серым утром они спустились с гор в широкую долину реки Ном и направились к прибрежным скалам, где среди верб был спрятан промывательный чан. Установив его, они принялись промывать землю, привезенную в мешках; делали они это осторожно, но крайне торопливо, так как могли быть тут легко накрыты.
Воистину удивительным оказалось сокровище, добытое ими на прииске, самом богатом из всех приисков, найденных с 1849 года. Они работали с горящими глазами и дрожащими руками. Золото было в крупных песчинках и самородках, иногда таких крупных, что они не могли пройти сквозь сито. В шайках оседали целые кучи мокрого, сырого золота.
Вскоре компаньоны добрались извилистыми путями до города и прямо попали в толпу, возбужденную известием о ночном налете.
Далеко в море стоял «Ронок», изрыгавший черный дым. Последний катер возвращался от него к берегу.
Гленистэр погнал взмыленную лошадь вниз по берегу и обратился с вопросом к одному из подбежавших к нему крючников.
— Нет, теперь уже не попасть на пароход. Последний катер вернулся, — был ответ. — Вам придется подождать до следующего парохода приблизительно с недельку. Слышите свисток?
Лента белого пара смешалась с темным бархатом дыма над пароходом, и послышался прощальный, негромкий и низкий вой сирены.
Челюсти Гленистэра сомкнулись.
— Скорей, вы, — крикнул он лодочникам. — Достаньте мне самую легкую лодку на всем побережье и самых сильных людей на весла. Я вернусь через пять минут. Вы получите сто долларов, если мы нагоним пароход.
Он стремглав понесся по топким улицам. Билл Уилтон еще сладко храпел, когда какой-то растрепанный человек сорвал его с постели, встряхнул его и начал как попало надевать на него платье, извергая при этом водопад инструкций.
Адвокат не успел ни воспротивиться, ни возмутиться, так как Гленистэр схватил дорожный мешок и одним взмахом руки смел в него кучу документов, лежавшую на столе.
— Поторопитесь, человечина, — орал он, пока адвокат дико суетился, бегая по конторе в поисках нужных бумаг.
— К черту! Вы умерли, что ли? Торопитесь. Пароход уходит.
Он потащил еще совсем сонного Уилтона вниз по улице к берегу, где уже собралась кучка людей, жаждавших быть свидетелями гонки.
Они кинулись в лодку, и сочувствующие им лодочники быстро столкнули ее на воду. Сильная волна подхватила лодку, и вскоре они уже были в открытом море; ясеневые весла гнулись при каждом взмахе гребцов.
— Кажется, я ничего не забыл, — с трудом переводя дыхание, сказал Уилтон и натянул пиджак. — Я вчера был совсем уже готов, но так как не мог найти вас вечером, решил, что дело у вас не выгорело.
Они быстро удалялись от берега, покрывая две мили, отделявшие их от парохода. Гленистэр подбодрял и торопил гребцов, рубашки которых были совершенно мокрые, и под ними, точно железные шары, вздувались мускулы.
Они уже прошли половину пути, когда Уилтон внезапно вскрикнул, а Гленистэр выругался.
«Ронок» медленно двинулся. Гребцы приостановились, а молодой человек крикнул, чтобы они продолжали грести, а сам, схватив багор, нацепил на него свою куртку и стал махать им, в то время как гребцы удвоили свои усилия. Несколько минут прошло в напряженном ожидании; видно было, как черный силуэт парохода все удалялся. Они уже потеряли надежду, как вдруг над пароходом появился клубок белого пара и до них донесся звук сирены, сказавший им, что их заметили.
Гленистэр вытер пот со лба и ухмыльнулся Уилтону.
Через четверть часа лодка их уже качалась у стального борта корабля, и Гленистэр совал адвокату тяжелый кожаный саквояж.
— Вот деньги, с которыми вы выиграете бой, Билл. Я не знаю, сколько там, но во всяком случае довольно. Всего хорошего! Возвращайтесь скорее.
Матрос кинул им канат, по которому Уилтон взобрался на пароход; затем к канату привязали саквояж, и он последовал за адвокатом.
— Срочное дело, — крикнул Гленистэр офицеру, стоявшему на мостике. — Правительственное распоряжение.
Он услышал глухой стук в машинном отделении, шум винтов, и огромный пароход двинулся дальше.
Когда Гленистэр сошел на берег и совершенно разбитый потащился в город, его окликнула Элен Честер.
Она усадила его рядом с собой на берегу. Она впервые окликала его по собственному почину. Еще более удивительно было смущение, а может быть, и усталость, заставившая молодого человека молча и со вздохом облегчения опуститься на теплый песок.
Она заметила, что глаза его впервые утеряли свое дерзкое выражение.
— Я наблюдала за вашей гонкой, — начала она. — Было очень интересно, и я кричала вам ура.
Он спокойно улыбнулся.
— Как это вы не потеряли надежду, когда пароход тронулся. Я бы остановилась и заплакала.
— Я никогда не отказываюсь от борьбы, — сказал он.
— Неужели обстоятельства вас никогда не принуждали к этому? Это все оттого, что вы мужчина. Женщинам постоянно приходится чем-нибудь жертвовать.
Элен ждала, что он немедленно добавит, что от нее он никогда не откажется; это было бы в его духе. Однако он промолчал, и она никак не могла решить, нравится ли он ей больше, чем в те времена, когда он подавлял ее бесцеремонностью своего ухаживания.
Гленистэр же был рад возможности отдохнуть после ночных передряг в ее умиротворяющем присутствии и молча ощущать ее близость.
Она поймала его на том, что он тайком гладит складку ее платья.
Если бы только она могла забыть о том вечере на пароходе.
«Все-таки он, кажется, хочет искупить свою вину, — подумала она. — Хотя, конечно, ни одна женщина не способна полюбить человека, совершившего такой поступок».
Но вспомнив, как он своим телом защищал ее, вспомнив, что, если бы не его решительное вмешательство, ей бы не удалось убежать с зараженного корабля и поручение, данное ей, осталось бы невыполненным, она вся содрогнулась. Более того, если бы не он, она бы погибла в день высадки на берег. Да, она многим обязана ему.
— Слыхали ли вы о судьбе парохода «Охайо»?