– Очень,– откровенно похвалила следователь.
– И в театр можно, и вечером по улице пройтись,– проговорила Марина, словно это было на демонстрации мод, и сложила платье в чемодан.– Правда, плечи у меня немного худые, ну да ничего, как вы считаете?
– Ничего,– улыбнулась Дагурова.– Уверяю, в Москве вы произведете впечатление…
– И немножечко подушиться. Самую капельку. У меня «Шанель»…– Марина от удовольствия даже раскраснелась и так вошла во вкус, что достала откуда-то из вещей в чемодане изящную коробочку с французскими духами и поднесла к носу Дагуровой. Духи были отличные, пикантной, тонкой композиции.
– Тоже Эдгар Евгеньевич?
– Папа.
– Ну да, те, что подарил Авдонин, выпил Уралов…– вспомнила Ольга Арчиловна запись в дневнике Осетрова.
Девушка посмотрела на нее чуть ли не с испугом.
– А вы… Откуда? Вы знакомы с Родионом?– удивленно спросила она.
– Мариночка,– с улыбкой сказала Дагурова,– я же следователь. А следователь должен знать такое…
– Какое? – вскинула на нее глаза Чижик.
– Нил посвятил вам четыре стихотворения…
– По-моему, пять,– сказала Марина, глядя на Ольгу Арчиловну настороженно и подозрительно.
– Про пятое я не знаю. Это, наверное, совсем недавно…
– Да, Нил написал его неделю назад.
– Вы уговаривали Осетрова поступить в Литературный институт,– продолжала Дагурова. Ее стала забавлять игра.
– А он и слушать не хочет,– кивнула Марина.– Говорит: поэт не профессия, а призвание. Выучиться нельзя. Если есть талант – проявится и без Литинститута.
– И еще. То, что находится недалеко от «Монаха», принадлежит вам обоим…
Девушка присела в кресло.
– И это вам известно! Но откуда? Нил ни за что и никогда не сказал бы вам этого!
В дневнике Нила была такая запись: «Договорились с Ч.: то, что у «Монаха», принадлежит нам обоим. И если случится, что это очень понадобится кому-нибудь из нас, тот придет к «Монаху» и выкопает…»
– Не сказал.– Дагурова пожалела, что увлеклась и затронула, кажется, какую-то их тайну. И чтобы исправить ошибку, ласково произнесла: – Поверьте, Мариночка, я не знаю, что там у вас спрятано, возле камня с таким необычным названием…
– Спрятано,– почему-то усмехнулась Чижик.– Ну да, ничего не спрятано,– сказала она веселее.– Решительно ничего.
– А то, что вам Нил тоже делал подарки…– начала снова Ольга Арчиловна.
– Пожалуйста, могу показать.– Девушка вышла в другую комнату и вскоре вернулась с большой картонной коробкой. В ней лежали всякие диковины – закрученная спиралью и отливающая розовым перламутром раковина, гроздь прозрачных кристаллов какого-то минерала, другой минерал по форме напоминал веточку.
– Коралл,– пояснила девушка.– Редкий. Сам Нил доставал. С аквалангом… А это знаете что? – показала она мутноватый изогнутый кусок кости.– Бивень мамонта, настоящего.
Ольга Арчиловна вынула из ящика странную безделушку – крохотный плоский бочоночек на цепочке. Все это было сделано из серебра, а бочонок еще и отделан синими и розовыми камешками.
– Изящная вещица,– сказала Марина.– Называется тумор. Вроде амулета… Нил с Памира привез. Настоящая бирюза и настоящие памирские лалы.– Чижик нежно погладила камешки.– По-нашему, рубины… Вот сюда,– раскрыла она бочоночек,– клали бумажку с изречением из Корана. Считалось, что это оберегает человека от беды…
– Я вижу, у Нила страсть к путешествиям,– заметила Ольга Арчиловна.
– Да это его все Алексей Варфоломеевич с собой таскает…
– Кто?
– Меженцев. Папин заместитель… Профессор…
«Значит, это его письмо я обнаружила у Осетрова»,– подумала следователь.
– Как заместитель?– удивилась она.– Он же, кажется, не живет здесь, в заповеднике?
– Приезжает, уезжает… Впрочем, я не знаю. Спросите у папы.
Дагурова невольно сравнила: японский магнитофон, такое дорогое платье, французские духи и эти диковины, собранные в разных далеких местах, цену которых трудно определить в деньгах, а надо измерять чем-то другим…
Авдонин и Осетров. Два совершенно разных человека. Со своими мерилами ценностей.
– Вы мне сказали: Нил жестокий.– Дагурова внимательно посмотрела на девушку, перебиравшую в руках подарки Осетрова.– Из чего вы это заключили?
– Я сказала, жестокий?– удивилась Марина.– Впрочем… В отношении браконьеров – да! Нил говорил, что, когда он видит браконьера, его буквально трясет! Наверное, потому, что его папу убили…
– Вы помните его отца?
– Очень смутно… Такие плечи широкие.– Девушка показала руками.– Густые усы… Я ведь маленькая была, когда его убили…
– А какие отношения у Нила с другими людьми?
– Ну, жестоким его назвать нельзя. Категоричный, что ли… У Нила все или черное, или белое. Это плохо, а это хорошо. Или любишь, или не любишь… Он оттенков не понимает… Родион Уралов выпил, и, вы бы слышали, что он говорил! А Нил от него в восторге. Прямой, мол, честный парень…
– Так о чем Уралов говорил?
– Даже стыдно пересказывать…– Марина опустила голову.– Например, как актрисы получают роль, становятся «звездами»… Надо, говорит, понравиться режиссеру, стать его любовницей, тогда…
– Вы ему сказали, что хотите поступать в институт кинематографии?
– Ну да! – недовольно воскликнула девушка.– Зачем мне ему говорить это. Эдгар Евгеньевич еще раньше сказал Родиону… Так вот, когда он стал такое рассказывать, мы поспорили. Я не верю, что это так… А если бездарная? Все равно получит главную роль, став любовницей режиссера?
Ольга Арчиловна невольно улыбнулась.
– А что, я не права?– вскинула Марина голову.– Родион смеется, говорит, что поэтому у нас и хороших актрис наперечет… Все это гадко и пошло! Ну если думаешь так, то и молчи. Держи при себе…
– Авдонин был при этом разговоре?
– Нет. По-моему, он, знаете, так к Уралову не очень благоволил. Они знакомые давно, но близкими друзьями не были… А в тот раз встретились в аэропорту. Уралов летел на БАМ выступать с бригадой артистов… Эдгар Евгеньевич сказал, если будет, мол, время, заезжай в Кедровый. Просто ради вежливости… А Родион и прикатил. Понравилось ему здесь. Еще бы, все его приглашают, угощают. Живой киноартист! И попьянствовать можно на дармовщину…
Марина закрыла коробку с подарками Осетрова.
– Ничего с собой не возьмете? – кивнула на коробку Дагурова.– В Москве любят всякие редкости…
– Просто некуда,– пожала плечами Марина.– Да и не знаю, где там буду жить…– Она задумалась о чем-то и продолжала: – Так хочется побывать в Центральном Доме работников искусств. А Дом киноактера. Дом кино!… Эдгар Евгеньевич обещал мне все показать, познакомить с интересными людьми. «Звездами»… Да и во ВГИКе многих знал…
– Обещал помочь с поступлением? – уточнила следователь.
– Да…– смутилась Марина.– Вы не подумайте, что я хочу пролезть по блату… Но все-таки лучше, когда знаешь обстановку, требования…
– А Осетрову вы об этом говорили?
Девушка кивнула.
– Как он прореагировал на то, что Авдонин взялся помочь? – спросила Дагурова.
– Никак. Просто сказал, что счастливым можно быть и здесь…
– Скажите. Марина, Нил никогда не высказывал в адрес Авдонина чего-нибудь оскорбительного, не грозился?
Вопрос этот был одним из главных, и Ольга Арчиловна долго готовилась, чтобы задать его. И кажется, это было самое удобное время.
– Я понимаю, для чего это вам нужно,– ответила девушка спокойно.– И знаю, что от этого зависит многое… Так, Ольга Арчиловна? Действительно, зависит?
Дагурова поняла: девочку она недооценила, та умеет определить главное.
– Вы как в этом анекдоте: что лучше – хороший диагноз или правильный,– сказала следователь с улыбкой.– Поймите, нужна правда! Всем. И вам и мне. И, если хотите, больше всего Нилу.
– Ну если я буду его топить, какая ему польза?
– Слово не то, девочка…– покачала головой следователь.– Я ведь тоже не собираюсь его топить… Ложь – плохой помощник ему. Она все равно вылезет. Хоть самый кончик, а выглянет… Диагноз должен быть поставлен не только правильно, но и вовремя.
– Нет, никаких угроз я не слышала,– сказала Марина твердо.– И высказываний в адрес Эдгара Евгеньевича тоже… Но Нил его не любил…
– В чем это выражалось?
– Понимаете, это трудно объяснить… Недомолвки, само выражение лица, когда при Ниле заговаривали об Авдонине… Нил даже не бывал в Турунгайше, если знал, что Эдгар Евгеньевич здесь… В этом характер Нила… Вам понятно, о чем я говорю?
– Разумеется. Да, кстати, позавчера, когда произошла вся эта история, Осетрову было известно, что Авдонин в заповеднике?
– Не знаю…
– Вы ему не говорили?
– А зачем? Я ведь не маленькая, Ольга Арчиловна. Говорить с Нилом об Эдгаре Евгеньевиче – значит обидеть его… Нил мой друг, что бы там ни было.– Марина даже с каким-то вызовом посмотрела на следователя.
– Как получилось, что вы с Осетровым оказались в том месте, когда по распадку шел Авдонин?
– Это случайность! Честное слово, случайность! – горячо воскликнула девушка, хрустнув пальцами.– У нас с Нилом… Ну, словом, это было прощание… Нил говорил: у него предчувствие – мы больше никогда не встретимся… Вернее, уже не будем друзьями. Что я забуду о нем… Он никогда в жизни не уедет из тайги, а я – из Москвы… И мы шли с ним, шли… Было очень грустно. Так хотелось плакать. И в Москву хочется, и тут… Потому что папа и Нил. Эти деревья, близкие, родные до каждого листочка. Меня ведь отец привез сюда совсем маленькой. Так привыкла! А как буду жить без Турунгайша?– Она в отчаянии развела руками.
– Это понятно,– сказала Ольга Арчиловна.– Каждому человеку дорого детство… Ну что ж, Мариночка, не буду больше отнимать у вас время,– сказала Ольга Арчиловна.– Вам столько надо еще сделать…
– Да, прямо не знаю, что куда складывать,– охотно согласилась прекратить беседу Чижик.
– Еще пять минут. Надо оформить протокол…
– Значит, это был допрос?– удивилась девушка. Ольга Арчиловна кивнула.– И вы все-все запишете?