Теперь следовало ошибку исправлять. Звонить в Москву, куда отправили самолетом тело…
Дагурова поспешила к Резвых. Самого участкового дома не оказалось. Олимпиада Егоровна сказала, что он зачем-то поехал по кордонам, и открыла следователю служебную половину.
Дозвонилась Ольга Арчиловна быстро. Московский следователь, тот самый, что допрашивал мать Авдонина, удивился:
– Отпечатки пальцев? У трупа? Что же вы на месте думали? Так можно и в «Крокодил» попасть, дорогая коллега,– не без ехидства сказал он.
– Понимаете, обстоятельства изменились,– оправдывалась Дагурова.– Разве не бывает?
– Бывает,– согласился ее собеседник.
– Лучше уж вовремя поправиться. Чтобы потом не попасть в приказ Генерального прокурора…
– Ну да, это посерьезней «Крокодила»,– усмехнулся следователь на другом конце провода.– Придется выручить…
Когда Ольга Арчиловна шла назад в «академгородок», погода стала портиться. В лесу потемнело, утих птичий гомон, пропали тени деревьев. Она прибавила шагу, чтобы на случай дождя успеть укрыться в доме.
Вот и место убийства Авдонина. И вдруг ей показалось, что в лесу кто-то есть. Явственно хрустнула сухая, ветка. Между стволов деревьев промелькнула фигура. Ольга Арчиловна невольно затаила дыхание. Человек шел к ней. Все ближе и ближе тяжелые шаги. И показался… Веселых.
– Господи, как вы меня напугали! – воскликнула Ольга Арчиловна, внутренне радуясь, что это всего-навсего Артем Корнеевич. Она даже ругнула себя в душе: этого и надо было ожидать. Ведь сам же сказал, что направляется в распадок.
– Пойдемте,– решительно сказал эксперт-криминалист. Вид у него был победный.
Веселых провел ее за собой мимо того места, где было обнаружено тело,– до сих пор на земле лежали сучья в виде контура человеческой фигуры.
Веселых довел до края распадка и помог взобраться на крутой склон. Ольга Арчиловна вспомнила, что именно по этой тропинке они спускались ночью, когда прилетели. Но тогда все выглядело довольно жутковато – пляшущие тени от костра и таинственный мрак ущелья.
– Вот! – торжественно произнес Артем Корнеевич, остановившись на самом краю обрыва.– По моим расчетам, в Авдонина стреляли отсюда.
Дагурова огляделась. Сзади – поляна, где приземлился их вертолет. Внизу – дно распадка.
– Может, я ошибаюсь метра на два. В ту или иную сторону,– добавил Веселых.
Ольга Арчиловна невольно глянула себе под ноги, словно пытаясь разглядеть следы человека, стрелявшего в Авдонина.
Отсюда до места убийства было метров семьдесят.
– Постойте здесь,– бросил Артем Корнеевич, легко сбегая с обрыва.
Он окунулся в лесочек, прошел по маршруту, которым, по показаниям Осетрова, следовал он с Мариной Гай. Затем Веселых вернулся (как это было с Осетровым) и остановился. Ольга Арчиловна поняла: оттуда Нил стрелял.
А человек, находящийся на обрыве, мог следить как за Авдониным, так и за Осетровым…
«Может, стреляла Марина? – мелькнула мысль у Дагуровой.– А я ее отпустила в Москву… Но, с другой стороны, если бы каким-то образом задержала ее здесь, в заповеднике, а она не виновата – сорвала бы Чижику вступительные экзамены в институт…»
Артем Корнеевич выкрикнул те же слова, что и Нил при встрече с Авдониным. Они тоже были слышны достаточно ясно.
Веселых снова поднялся на обрыв.
– Ну что вы скажете? – спросил он, задумчиво теребя ус.
– Удивительно,– усмехнулась Ольга Арчиловна.– Мы, оказывается, приземлились почти на то место, откуда было совершено убийство…
Она замолчала. Сейчас можно было лишь строить предположения и догадки, почему стрелявший оказался на обрыве. Шел ли он с Авдониным по ущелью и поднялся наверх? Или следил за ним отсюда и ждал? Но могло быть еще и такое: они вместе шли поверху, а потом Авдонин спустился в распадок…
Артем Корнеевич, тоже, видимо, размышлявший об этом, сказал:
– В любом случае очень удобная позиция для выстрела.
– Вы видели меня с того места, где находился Осетров? – спросила Дагурова.
– Деревья мешают… То видно, а шаг сделаешь – уже нет…
Вдруг налетел ветер, и все вокруг зашумело, зашелестело. Раздались близкие раскаты грома.
– Скорее в «академгородок»,– сказала Ольга Арчиловна, и они почти бегом пустились к домику. Не дойдя до него метров сто, попали под проливной дождь, который вымочил их буквально до нитки.
Ольга Арчиловна сняла мокрую форму и переоделась в прихваченную с собой одежду – спортивный костюм, оставшийся у нее еще со студенческих лет.
Под шум грозы они с Веселых рисовали схемы, строили предположения, как мог преступник прийти на место преступления и какой дорогой его покинуть. Так уж получилось, что называли они его «третий», хотя не было никакой уверенности, что этот «третий» был один.
Встал вопрос и о том, он ли взял ружье и бумажник убитого. Для этого «третьему» надо было спуститься с обрыва, прихватить вещи Авдонина и последовать дальше по речке, пересечь ее и выйти на тропу, ведущую к дороге в райцентр. Ориентиром следователь и криминалист считали то место, где ребятишки Сократова обнаружили ружье, бумажник и листок со стихами.
– Но это только в том случае,– сделала упор Ольга Арчиловна,– если стрелявший – тот же самый человек, который унес ружье и бумажник…
Они до того увлеклись, что не заметили, как кончилась гроза. И, как это обычно бывает, только что за окном было темно, почти сумерки, но вдруг в окно полоснул солнечный луч.
Артем Корнеевич заторопился.
– Если вы не возражаете, пойду к Федору Лукичу. Надо выяснить кое-что…
Вскоре после его ухода появился Арсений Николаевич. И с ним у следователя зашел разговор о «третьем».
– Стреляет он хорошо,– заметил Арсений Николаевич.– Семьдесят метров, в сумерках да еще по движущейся цели…
– Если хотел убить именно Авдонина… Но ведь не исключено, что пытался убить Осетрова…– заметив недоумение на лице капитана, Дагурова объяснила: – Я хочу сказать: покушались на Нила. Может быть, месть? И приняли Авдонина за Осетрова.
– Понятно,– кивнул участковый.
– Еще одна версия: несчастный случай. Кто-то пальнул спьяну. Исключать такую возможность нельзя,– продолжала Ольга Арчиловна, беря лист бумаги.– Теперь, Арсений Николаевич, давайте подумаем, кто и зачем был в заповеднике в воскресенье, 21 июля, то есть в день убийства. Распишем буквально по пунктам. Чтобы легче было строить нашу работу.
– Это только название – заповедник,– махнул рукой капитан.– Двор прохожий, караван-сарай… Тайгу ведь не огородишь. Пятьдесят с лишним тысяч гектаров…
– Начнем с сотрудников.– Следователь поставила цифру 1 и записала: «работники заповедника».– Дальше. Туристы?
– Вас интересуют – организованные или неорганизованные?
– А что, организованные где-то фиксируются?
– Да. Гай для этого журнал завел.
– Хорошо… Узнайте, была ли какая-нибудь группа в воскресенье. А неорганизованные?
– Подростки ходили. Семейные парочки. Кое-кто с детьми. Но эти, сами понимаете, нигде не отмечались. И установить, кто они и сколько их было, трудно.
– А из браконьеров никого в тот день не задержали?
– Нет. Я говорил со всеми лесниками.
– Пойдем дальше… К работникам заповедника гости приезжали?
– Само собой. Родные, знакомые… Я уже кое-какую разведку провел… На третьем обходе у лесника родственники гостили. Сестра с мужем. Но уехали в Шамаюн в восьмом часу вечера. Еще до убийства, выходит… У жены лесника пятого обхода отец тут уж месяц лежит с поломанной ногой…
– Старенький? – поинтересовалась следователь.
– Да нет, лет пятьдесят. Но алиби стопроцентное. В туалет, извините, водят… А у лесника на первом обходе до сих пор гости…
– С какого времени?
– С воскресенья.
– Кто именно?
– Уже было туда направился, хотел выяснить, да гроза помешала.
– Так поедем вместе,– решительно поднялась Ольга Арчиловна.– Что за человек этот лесник? – Она положила в свой портфель блокнот и проверила, на месте ли бланки протоколов допроса.
– Кудряшов? «Глухонемой»…
Ольге Арчиловне показалось, что капитан усмехнулся.
– Вы прямо так? – осторожно спросил Арсений Николаевич, оглядывая следователя.
– Форма сушится. Другой, к сожалению, нет. А что?
– Ну раз сушится…– неопределенно ответил Резвых.
«Чего это капитан печется о моем внешнем виде?» – подумала Дагурова. Но больше всего ее удивило, как это глухонемой может работать лесником. Ведь уши нужны не меньше, чем глаза… Впрочем, в жизни всякое бывает. У них в школе преподавал историю слепой учитель. И вел свой предмет так увлекательно, что ученики забывали о его слепоте…
Гроза омыла тайгу. Солнце играло в каплях, бисером осыпавших траву. От земли подымался парок. Они проехали километра два. Вдруг лес расступился, и на полянке показался домик под красной крышей.
– Эта банька что надо! – кричал Резвых, перекрывая шум двигателя.– И парилка тебе, и отдельная комната с самоваром, и даже телевизор.
Они миновали баню, которая выглядела не хуже иного дома на центральной усадьбе, и подъехали к солидному срубу, к которому приткнулась машина «Скорой помощи». Судя по номеру, из областного центра.
– Кому-нибудь плохо? – встревожилась Ольга Арчиловна, когда они остановились.
– Кажется, наоборот,– хмыкнул Арсений Николаевич, слезая с мотоцикла.
Из открытых окон неслась разудалая джазовая музыка. Резвых постучал в дверь. Видимо, их не слышали. Они прошли в просторные сени.
– Разрешите? – заглянул в комнату капитан. И поманил за собой Ольгу Арчиловну.
– Дядя Сеня! Прошу к нашему шалашу! – услышала Дагурова, входя вслед за участковым.
Пьяненький, среднего роста, совершенно лысый мужичок тянул капитана за стол. А в центре комнаты лихо отплясывал что-то среднее между шейком и гопаком представительный мужчина лет сорока пяти. Он был в белой рубашке с галстуком, узел которого распустился, и конец болтался ниже пояса, мятых брюках и в одних носках, без ботинок. Его партнерша, в джинсовом костюме и яркой нейлоновой блузке, извивалась в ритм музыке. Ей было не больше двадцати лет.