– Для чего? – спросила Дагурова.
– Как для чего? Побеседовать. Если в облисполкоме па ваше представление отреагируют положительно, он заявит: «Я первый ее поддержал», а если кому-то сверху не понравится ваша бумага, он тоже скажете «Я уже принял меры». Разве вы не знаете – Станислав Петрович у нас большой дипломат, а они сейчас в моде.
– А вы хорошо изучили Мамаева,– шутя заметила Ольга Арчиловна.
– Если учесть, что мы с ним четверть века в одной упряжке. Сразу после войны. Вместе учились в заочном юридическом в одной группе. Он хотя и моложе меня, а старостой группы был. Знал, у кого из преподавателей или методистов день рождения, кому из экзаменаторов цветы па стол поставить, а кому билет достать или место в гостинице. Был у нас один доцент, как сейчас помню, по государственному праву буржуазных стран. На экзаменах – зверь, выше двойки никому не ставил. А вот Стас наш умудрился с первого захода четверку у него отхватить, хотя короля от президента отличить не мог. А потом, много лет спустя, открылся секрет. Говорят, этот самый доцент завел толстую тетрадочку, а в ней все странички по буквам распределены. От А до Я. Например, на первой странице, где значилось А, написано было слово «аптеки», а под этой «аптекой» фамилии студентов, которые могли доставать лекарства. На другой странице, под буквой В и словом «вино» – фамилии и телефоны других студентов, которые, как вы уже догадались, могли достать хорошие вина… Так вот, злые языки утверждают, что наш Мамаев почему-то оказался чуть ли не на каждой странице и под каждым словом. Он, по мнению доцента, мог достать все от А до Я и даже твердый знак… Кстати, Мамаева назначают, кажется, прокурором области. Уезжает. Если бы не это обстоятельство, я вряд ли бы стал вспоминать прошлое. Да и авторитет начальства надо беречь. Не так ли? – сказал Новожилов, еще раз крепко пожал руку Дагуровой и, пожелав ей успеха, направился к выходу. Но, сделав два-три шага, вернулся: – Если тяжко будет– идите прямо к нашему Бате, он в обиду не даст. Сам всю жизнь ходит в синяках да шишках, а дипломатничать так и не научился,– добавил Аркадий Степанович.
Дагурова через полчаса была уже в воздухе. Летела и думала о Бате. Так, любя, работники прокуратуры величали меж собой прокурора области Василия Васильевича Овчинникова, видимо, потому, что знали: в годы войны он партизанил в отряде прославленного Федорова. До сих пор с ним переписывается. До фронта Василий Васильевич учился в Строгановском училище, хотел стать художником. С войны вернулся в сорок четвертом. Без руки. Пришлось поступать в «протезно-косметический» – так тогда называли Московский юридический институт по той простой причине, что в нем учились безногие да безрукие инвалиды и совсем молодые девчонки, которые и в то трудное время не отказывались от косметики.
В Шамаюн Дагурова прилетела вечером. Связалась с начальником РОВДа. Майор Иргынов дал машину.
По дороге на центральную усадьбу заповедника произошло дорожно-транспортное происшествие, виновника которого нельзя было привлечь к ответственности. Молоденький шофер, который уже не раз подвозил Ольгу Арчиловну в Кедровый, вел машину быстро. И уже когда до «академгородка» оставалось километров пять, на крутом повороте яркий свет фар выхватил из темноты крупную пятнистую кошку.
– Куда ты? Вот дура! – услыхала следователь крик водителя.
Все произошло в какое-то мгновение. Резкий визг тормозов, скрежет когтей по металлу. Дагурова успела упереться в панель перед собой, едва не стукнувшись головой о лобовое стекло. Милицейский «газик» занесло и чуть не опрокинуло в придорожную канаву.
И прямо у своего лица, там, за стеклом, на капоте, Ольга Арчиловна увидела желтое пятно, заслонившее свет.
– Ушиблись? – взволнованно спросил водитель. И стал зачем-то стучать по стеклу
Ольга Арчиловна увидела кошачьи глаза, смотревшие скорее испуганно, чем злобно. Рысь сидела на капоте, оглушенная и обескураженная. Затем, опомнившись, спрыгнула на землю и исчезла в темноте.
Водитель тоже некоторое время приходил в себя.
– Ну, повезло,– покачал он головой.
И Ольга Арчиловна не поняла, к кому это относится – к животному или к ним. Шофер вышел, осмотрел машину.
– Реакция у кошечки, а? – сказал он, садясь за руль.
– В рубашке родилась,– с улыбкой сказала Ольга Арчиловна. Опасность миновала, и от этого стало почему-то весело, хотя руки у нее заметно дрожали.
– Хороша рубашка! – одобрительно отозвался шофер.– Красавица! В пятнышках…
И за оставшийся путь – а он ехал теперь медленно – успел рассказать следователю, что с его двоюродным братом в Подмосковье случилось происшествие похуже. На его «Жигули» напал разъяренный лось. Копытами проломил крышу и разбил фары. Работники ГАИ с трудом поверили, что это натворил зверь. Думали – авария. До этого неподалеку сбили человека, а водитель скрылся с места происшествия…
– Вы уж, если что, подтвердите, товарищ следователь,– полушутя попросил шофер, когда они расставались возле «академгородка».– Эта акробатка помяла мне капот…
У Меженцева горел свет. И Дагурова, находясь под впечатлением приключения на дороге, не могла удержаться, чтобы не поделиться с профессором.
Алексей Варфоломеевич был не один. У него сидели Осетров и молодой человек в джинсовом костюме. Лицо его показалось Ольге Арчиловне знакомым.
«Так это же Уралов!» – подумала она и удивилась, почему известный киноактер опять вдруг очутился в Кедровом.
Меженцев представил ее гостю, усадил в кресло и налил своего знаменитого чая – «бальзама».
Рассказ Дагуровой о встрече с рысью вызвал различную реакцию.
– Какой эпизод! – воскликнул Родион Уралов.– Ей-богу, продам кому-нибудь из сценаристов!
Нил Осетров порадовался, что на первом обходе появились рыси. Значит, их численность растет.
А Меженцев был недоволен: нельзя гонять по дорогам заповедника – животные не знают правил дорожного движения и подвергаются риску.
– Все кончилось благополучно,– заверила его следователь.
– Еще неизвестно,– сказал профессор.– В природе зверь, получивший травму, почти наверняка обречен. Борьба жестокая. И хищник может стать жертвой другого хищника…
Ольге Арчиловне стало неловко. Выходило, она тоже виновница происшествия: лихой водитель ведь вез ее.
Заметив ее состояние, Меженцев высказал надежду, что с неосторожной лесной кошкой на этот раз все обойдется.
– Алексей Варфоломеевич, а помните Ручного? – спросил Осетров.
– Ну это редчайший случай,– сказал профессор. И он объяснил, что Ручной – кличка раненного браконьером соболя, которого три года назад подобрал Нил и выходил. Зверек до того привык к нему, что, когда выздоровел, все равно приходил к своему спасителю, брал из рук кедровые орехи, даже забирался на плечо… А с полгода, как исчез.
– Как же так? – обратилась к Осетрову следователь.– Вы в своем дневнике утверждали: приручать диких зверей, а потом отпускать на волю ни в коем случае нельзя. Они ведь утрачивают инстинкты. И, как правило, погибают…
– Я против, когда ловят и приручают ради забавы,– возразил Нил.– Другое дело, когда спасают животным жизнь. Исключительный случай… Зверек был ранен… Я выходил его, а потом выпустил.– Лесник на мгновение задумался.– А может быть, это действительно моя ошибка… Не надо было выпускать.
– Да, но ведь потом он три года жил на воле! Три года! – подчеркнул Меженцев.– Думаю, ты ни при чем…
– Господи! – воскликнул Родион, сверкнув своей открытой улыбкой, так покорявшей зрителей.– Пусть меня только вылечит Аделина! Я сам буду приносить ей орешки! Да что там орешки – птичье молоко, если пожелает…
При упоминании имени Аделины Ольга Арчиловна насторожилась. Неужели она и его обворожила? И вообще, у Дагуровой было искушение поскорее поговорить с Ураловым об Авдонине, о Марине Гай. А с другой стороны, время уже позднее, не для допроса. Да и место не особенно подходящее.
Однако разговор все-таки состоялся. Сам по себе. Родион рассказал, что приехал в заповедник специально. Три года назад он снимался в фильме о гражданской войне. Там было много конных трюков, которые, естественно, исполняли каскадеры. Но так получилось, что в одном из трюков пришлось участвовать самому Уралову: дублер по какой-то причине не явился на съемку, а надо было давать метры, нот ому что съемочная группа вышла из графика.
Родион сел в тачанку, которая в нужном месте должна была перевернуться, наехав на специальное препятствие. Вышло неудачно. Падая, Уралов повредил позвоночник. Он добросовестно доснялся до конца фильма, хотя это стоило ему больших мук. А потом провалялся почти год в больнице в Москве.
«Вот почему он не появляется в новых фильмах»,– подумала Ольга Арчиловна, слушая киноартиста.
– Ну и насмотрелся же я там,– продолжал Родион.– В основном после автомобильных аварий. Парализованные, на колясках… Одного мужика вовек не забуду. Красавец, начальник главка. Ехал на своей «Волге», и какой-то пьяный водитель самосвала наскочил на него. Жуткая катастрофа. Этому начальнику еще и пятидесяти нет. Жена изредка приходила, только ее больше интересовало, когда он составит завещание…
В каких только Уралов не лежал больницах! Все без толку. Две недели назад Родион встретил Авдонина. Тот и посоветовал обратиться к Аделине – она врачевала такие недуги. Правда, бралась за это крайне редко, но Эдгару Евгеньевичу, но его словам, отказать не могла.
– Почему?– невольно вырвалось у Олы и Арчиловны. Все, что касалось отношений Авдонина и Аделины, ее крайне интересовало.
– Не знаю,– пожал плечами Уралов.
– Но как вам может помочь Аделина? – спросила Дагурова.
– А-а, наверное, как Джуна,– ответил Родион.
– Это та, о которой писала «Комсомолка»? – поинтересовался со своего места Осетров.
– Я слышала что-то, но не читала,– призналась Дагурова.
– Понимаете,– стал объяснять Уралов,– Джуна – ее настоящая фамилия Давиташвили – обладает каким-то сильным биополем… Вообще-то она утверждает, что это самое биополе есть у каждого человека. Но у Джуны оно просто колоссальное! Даже на простой черно-белой фотографии видно свечение вокруг ее головы и рук… Журналист пришел к ней брать интервью, а у самого голова болит. Джуна это сразу угадала, положила руку на его го