– Оперативно отреагировали на представление,– сказала Ольга Арчиловна, отдавая газету Новожилову.
– Оставьте, это я специально для вас привез… А быстрота реакции – благодаря Батиной поддержке. Вокруг этого Груздева давно сгущались тучи, но гроза обходила его стороной.
– Кто же эти тучи разгонял?
– Находились… Советую сохранить. Ваша боевая реликвия.
– Да что вы, Аркадий Степанович,– отмахнулась Дагурова. Хотя, признаться, ее самолюбие было удовлетворено. И не только самолюбие. Пивное – восторжествовала справедливость.
– Не скромничайте.– Новожилов усмехнулся.– Думаете, всем понравилась ваша смелость?
– Мамаеву уж точно не понравилась,– вспомнила их прежний разговор Дагурова.
– Да разве он у нас один такой? Эх, Ольга Арчиловна,– вздохнул прокурор-криминалист.– Принципиальность, она… не всем по плечу. И оправдание у каждого свое найдется: у одного сыну или дочери подошло время в институт поступать, у другого – квартира мала, третьему хочется спокойно жить.– Аркадий Степанович махнул рукой.– Вы только начинаете. Дай бог, чтобы огонь не погас…
Они уже подъезжали к милиции. Дагурова дала знак шоферу притормозить.
– Аркадий Степанович, отдохнете с дороги или сразу приступим? – спросила Ольга Арчиловна.
– Нет-нет! Отдых потом, на пенсии, а сейчас прежде дело…
Все уже было подготовлено для выезда в Кедровый. Понятые, машина, чтобы отвезти туда Флейту.
Заехали в больницу к Мозговой. Флейта выглядел совершенно другим человеком: выкупанный, постриженный, одетый в свою выстиранную не бог весть какую, но отутюженную одежду, он походил на старичка пенсионера, отправляющегося погожим летним днем посидеть возле речки. Ксения Павловна ухитрилась где-то раздобыть соломенную шляпу, чтобы ему не напекло голову.
Так и двинулись – впереди «газик» с Дагуровой, Новожиловым и двумя понятыми, сзади машина с Флейтой, сотрудниками милиции и Мозговой.
День был жаркий, как назло, ни ветерка. Комарье неистовствовало. Вышли у «академгородка». Дагурова разъяснила Флейте, что ему надо показать, откуда он двигался, в каком направлении, где повстречался с Авдониным и с какого места стрелял.
– Вы поняли? – спросила она у задержанного.
Он галантно приподнял шляпу и с достоинством произнес:
– Мерси. Понял. К вашим услугам… Место, которое вас интересует, вот там,– показал он уверенно в сторону распадка.
Процессия двинулась вниз по дороге. Снимал Новожилов, как единственный человек, владевший этой техникой. Помогал нести аппаратуру работник милиции.
Флейта привел всех к кустам, где было обнаружено тело убитого. Перед этим Дагурова распорядилась убрать сучья, обозначавшие на земле контур Авдонина. Задержанный точно указал, где упал сраженный выстрелом ученый. Флейта был серьезный, сосредоточенный, совсем непохожий на того, что был до больницы.
По рассказу Флейты, правда весьма сбивчивому, он шел из райцентра по направлению к Турунгайшу. То есть перпендикулярно обрыву. Дагуровой это показалось странным. Если верить расчетам Веселых, стреляли как раз с обрыва. Флейта же утверждал, что он увидел Авдонина со стороны распадка.
Чтобы попасть на центральную усадьбу, надо было бы взобраться на обрыв и свернуть. Конечно, в Турунгайш можно было пройти и по распадку, не поднимаясь на обрыв. Но этот путь длиннее метров на четыреста.
Флейта утверждал, что, убив Авдонина и взяв ружье, бумажник и шкурки, он вернулся назад.
– Теперь укажите точно, откуда вы стреляли,– попросила следователь.
Задержанный растерялся. Он стал описывать странные круги неподалеку от кустов, где нашли Авдонина. Осматривал землю, деревца, словно пытался найти отметку о своем пребывании.
Камера беспристрастно фиксировала его действия.
Наконец Флейта подошел к молодому кедру с искривленным раздвоенным стволом, напоминающим лиру, и спрятался за него, поманив к себе Дагурову.
– Тут,– сказал он заговорщически, зачем-то приложив палец к губам.– Я стоял тихо-тихо… Потом бац – и…– Флейта сделал жест, словно стреляет из ружья. Руки у него ходили ходуном.
До Авдонина было метров сорок. Но самое главное, если верить выводам эксперта, то именно с этой стороны на голове убитого находилось выходное отверстие, а не входное…
Вдруг Флейта посмотрел куда-то наверх, и на его лице появилась счастливая улыбка. Но смеяться, хохотать, как прежде, он не стал.
Ольга Арчиловна глянула в ту же сторону. Наверху, на обрыве, виднелась чья-то фигура. Через мгновение она исчезла. Дагуровой показалось, что это была Аделина.
Выход на место происшествия был оформлен протоколом. Флейта, врач и понятые отправлены в Шамаюн. Дагурова и Новожилов остались в «академгородке». Родиона Уралова и Меженцева не было.
– Ну здесь рай,– сказал Аркадий Степанович, наслаждаясь солнцем и покоем. Потом заметил: – По вас вижу, что-то не то наплел этот паркинсонник.
– Флейта?… Да, уж задал задачу, это верно.– Следователь посмотрела на часы: у нее была назначена встреча с Гаем.– Давайте сделаем так, Аркадий Степанович. Вы, пожалуйста, ознакомьтесь с делом, а я на часок отлучусь.
– Да-да… Я ведь знаю его в самых общих чертах…
…Разговор с Гаем носил сугубо официальный характер. Дагурова попросила рассказать, каким образом и кто выдает разрешение на отстрел диких животных в заповеднике. И вообще, как это все оформляется.
Федор Лукич достал образец разрешения. Это был двойной лист довольно плотной бумаги. Если развернуть, размером с лист для печатной машинки. На лицевой стороне поперек текста стояла жирная красная полоса.
– Выдается только Главохотой РСФСР,– объяснял Гай.– То есть Главным управлением охотничьего хозяйства и заповедников при Совете Министров РСФСР. Видите? – показал он на надпись сверху.
– По чьему требованию?
– Здесь все сказано,– развернул разрешение Федор Лукич.– Имеет право получить разрешение лишь какая-нибудь организация.
– А Авдонин?
– Он всегда имел разрешение, выданное институту, где работал… Тут указывается,– водил пальцем по бумаге Гай,– для каких целей производится отстрел или отлов… Научных, культурных или хозяйственных. Ну у Эдгара Евгеньевича для научных. Затем, каких именно животных и количество штук.
– Ясно,– кивнула следователь.
– Дальше. Разрешение именное. В этой графе заполняется: кому именно разрешается произвести отстрел. Фамилия, имя, отчество. Номер и серия охотничьего билета. Указывается также, в каком месте действительно разрешение и срок…
– Что, оно сдается вам?
– Нет. Разрешение регистрируется в областном охотуправлении и у меня.
Третья страница напоминала командировочное удостоверение. Шли пустые строчки для записи учреждений и проставки дат.
– Чтобы мне было понятнее, расскажите последовательность,– попросила Дагурова.
– Пожалуйста,– кивнул Гай.– Значит, Главохота выдала разрешение институту. Авдонин регистрирует его в областном охотуправлении, затем приезжает ко мне. Я тоже его регистрирую, ставлю печать и дату. Он производит отстрел или отлов. Затем организация, в данном случае его институт, обязана вернуть разрешение в Главохоту в месячный срок и приложить отчет о результатах использования. Понятно?
– С разрешением – да. А как с добытыми шкурками?
– Они должны быть оприходованы организацией. К примеру, Авдонин отстреливал куницу. Шкурку он должен был сдать на свою кафедру в институт.
– Вы контролируете, все сдал или не все?
– Нет,– ответил Гай.– Наш контроль ограничивается только заповедником.
– А если человек добыл большее количество, чем указано?
Федор Лукич пожал плечами:
– Нарушение. Узнают – накажут по закону. Уверяю вас, после этого человеку не то что разрешение… Охотничий билет отнимут, а может быть, даже под суд…
– Теперь конкретно об Авдонине,– сказала Ольга Арчиловна.– Когда именно и какое количество шкурок ему было разрешено добыть?
– Сейчас посмотрим.
Гай достал из сейфа книгу наподобие бухгалтерской и перелистал.
– Вот,– остановился он на нужной странице.
– Можно, я запишу? – попросила следователь.
– Ради бога,– повернул ей книгу Федор Лукич.
Дагурова записала номер и дату разрешения. Три года назад, зимой, в январе, Авдонину было разрешено отстрелить трех соболей. Аналогичное разрешение было зарегистрировано и в позапрошлом году. Опять в январе. Третье (также на трех соболей) – и снова в январе этого года. И два раза летом. По одному соболю.
Последнее летнее разрешение было отмечено в воскресенье, 27 июля. В день гибели ученого. Эдгар Евгеньевич имел право отстрелить одного соболя и одну куницу-харзу.
Покончив с этим, следователь перешла к другому вопросу.
– Кучумовой выдавалось ружье? – спросила Дагурова.
– Разумеется. Ведь она долгое время была лесником, знаете?
– Да, знаю. Когда она его сдала?
Гай удивленно посмотрел на Ольгу Арчиловну.
– Как когда? Не сдавала…
– Но она же переведена на другую должность…
– Верно. Лаборант. А карабин остался за ней.– Гай усмехнулся: – Я не лесник, Алексей Варфоломеевич тоже, однако у меня и у него есть оружие, без него тут нельзя – тайга!
– А говорят, Кучумова в тайге обходится без оружия?– спросила следователь.
Гай усмехнулся.
– Аделина? Вы лучше у нее спросите, почему зверье ее обходит. И почему сквозь землю видит – тоже поинтересуйтесь.
– Хорошо. Имеются документы о выдаче Кучумовой карабина?
– А как же! Не столовая ложка или, к примеру, матрац. Оружие! – Гай снова полез в сейф.– Да и за какой-то там матрац или ложку надо расписываться…
Федор Лукич вынул другой гроссбух. И продемонстрировал документ, подтверждающий, что Кучумова Аделина Тимофеевна получила карабин «Барс-1», или, как его именуют между собой лесники, винтарь, семь лет назад. «Барс-1» одноствольный карабин калибра 5,6 миллиметра с магазином на пять патронов.
Дагурова переписала в блокнот дату выдачи и номер ружья.
Выйдя от Гая, Ольга Арчиловна заметила во дворе участкового инспектора запыленный мотоцикл и зашла к Резвых. Капитан только что приехал. Олимпиада Егоровна накрывала на стол. Пригласила и Ольгу Арчиловну. Но она отказалась.