Она перевела дыхание и тихо добавила зловещим голосом:
— Все это деструктивное поведение не могло бы сохраниться при таком духовном и моральном порабощении в течение стольких лет эволюции. Но, если оно живет по мере того, как у человека предков намного больше, чем у всех видов животных на земле, несмотря на ограничения, способствующие развитию цивилизации, тогда надо реально смотреть на вещи. Все сводится к очевидному. Эти психопаты, такие люди, как убийца, которого мы ищем, находятся среди нас не случайно. И не надо этого отрицать. Они несут сообщение.
Энн с грустью смотрела на белый горизонт.
— Это сообщение о том, что в мире господствует вид, который может сохраниться только благодаря способности удерживать свое звериное превосходство. А чтобы и дальше царствовать на земле, нам надо оставаться чудовищами.
— Если я правильно понял, вы утверждаете, что страх благоприятен для человека, что мы должны отдавать себе отчет в своей звериной сущности и что осознание этого приводит нас к… неприятию самих себя как личностей. Надежды, так необходимые для нашего развития, станут очень мрачными; как не перестать любить себя и бороться за выживание вида, когда выясняется, что он представляет собой нечто чудовищное? Боюсь, что при такой динамике произойдет возврат к первичному — к доведенному до крайности индивидуализму и к получению личных удовольствий при снижении способности к сопереживанию… Это же характерно для действий убийц, которые нас преследуют? — мрачно заключил Фревен.
— Почему бы и нет? Они показывают то, что нас ждет. С самого начала этой войны я оглядываюсь вокруг себя и делаю странные выводы. На самом деле прежде я бы сказала: здравые. Все люди в той или иной степени подвержены неврозам, это очевидно. Все мы несовершенны для того, чтобы выжить в несовершенном мире. С помощью войн люди справляются с такими сильными эмоциональными напряжениями, при которых их неврозы постепенно берут верх над их воспитанностью и цивилизованностью. Войны — это ускорители эволюции инстинктивного поведения. И все, что я вижу каждый день, вполне согласуется с моими убеждениями.
Фревен молчал. В том, что она говорила, он узнавал свои собственные рассуждения. Она открыла глаза, вот и все. Это страстная увлеченность, которая ждет только впечатлений от текущей жизни, Энн тщательно анализирует и так сильно раскачивает ее, что она меняет свое направление. Его пальцы сильно сжали руль автомобиля. Но это не все. Она сказала: мы все подвержены неврозам, а ее сила состоит в умении использовать свои. Она не случайно затеяла этот разговор по поводу своего жестокого отца, это было как бы резание по живому.
— А если человечество придет к тому, чтобы делать, как вы? — спросил он. — Найти в себе силы противостоять собственным травмам детства, чтобы из них черпать энергию?
Энн повернулась, чтобы посмотреть в лицо Фревену.
— Этого недостаточно, — холодно возразила она. — Использовать свои темные стороны, чтобы они стали светлыми, говорить на тайном языке чудовищ — все это еще не значит, что ты освобождаешься из потемок своей души.
— Тогда что? Значит, мы обречены, такова мораль вашего анализа?
Энн провела рукой по лбу.
— Найдем того, кто убил Ларссона и Конрада, — устало проговорила она. — Может быть, тогда и найдем ответ.
Фревен отвел взгляд от дороги, чтобы посмотреть на молодую женщину. Она завлекла его в эту беседу, чтобы не говорить о себе самой, о своем трагическом детстве, догадался он. Она совсем не сказала о том, что же произошло два года назад такого, что побудило ее осознать свое влечение к расследованию преступлений. Фревен понял, что она никогда не расскажет об этом. Это ее тайна.
В ее волнении он увидел то, что предчувствовал с самого начала: она окуналась в расследование не для того, чтобы больше узнать об убийцах или даже о человеке вообще. Она это делала для себя. Чтобы знать, кто она.
Она надеялась, что, изучая бездны души убийцы, сможет осветить глубины собственной души. Какими бы глубокими они ни были. Какими бы ни были первопричины.
И тогда Фревен понял, почему они так близки. Он это чувствовал, но никогда не выражал словами.
Они преследовали одно и то же создание.
Их человеческую природу.
64
Быстро наступали зимние сумерки, солнце спешило озарить лес, быстро скатываясь в другую часть света, чтобы уступить место ночному холоду.
Фревен вернулся ночью. Маттерс ждал его в тепле палатки с чашкой горячего кофе. Он коротко поздоровался с медсестрой и без предисловий доложил:
— В соответствии с вашими указаниями мы вернулись утром на поляну, чтобы осмотреть место преступления. В выпавшем снегу было практически невозможно обнаружить пригодные для исследования следы. Кроме… следов ботинок самого Конрада, и Донован нашел прикрытое, но не утрамбованное углубление. Оно прикрыто свежим снегом. Кто-то положил на землю предмет или прямоугольную подставку, размером двадцать на пятнадцать сантиметров, глубиной примерно десять сантиметров.
— Есть предположения, что это могло быть?
— Монро считает, что это ящик для боеприпасов, а Донован думает, что это большая книга.
— А вы? Что вы об этом думаете?
Фревен знал, что у его сержанта хорошая интуиция.
— Я… Само место заставляет меня думать, что это снаряжение убийцы. Мне кажется, что он принес туда то, что ему требовалось для каждого из его убийств, и это находится в небольшой коробке или стальном ящике, как называл этот предмет Монро. Именно в нем преступник хранит… свои инструменты.
Маттерс сглотнул и, переведя дыхание, сообщил:
— Мы знаем, как погиб Конрад. Врач захотел осмотреть его. Он думает, что ему вспороли живот ножом. Разрез был довольно глубоким. И вложили внутрь гранату с выдернутой чекой. Руки Конрада были скованы у него за спиной, и он ничего не мог сделать. Врач обнаружил мелкие осколки в его теле.
Перед взором Фревена снова предстала картина того, что они увидели прошлой ночью, в пургу. Разбросанные повсюду части внутренностей. И туловище его солдата, зияющее пустотой, освещенной голубоватым светом его фонаря.
— Он не мог убежать? — поинтересовалась Энн. — Или как-то защитить себя?
Маттерс покачал головой:
— Вероятно, он даже не отдавал себе отчета, что ему засунули в живот гранату, ведь была такая боль… как же Конрад мог спрятаться? Это не в его правилах, скорее, он был недоверчивым.
Фревен заметил, что, кроме них, в землянке нет никого из команды ВП, и забеспокоился.
— А где Монро и Донован?
— Они упаковывают наши вещи, мы должны уезжать, лейтенант. Почти два часа назад пришла новость. Враг отступает, он уже в пятнадцати — двадцати километрах отсюда на восток. Все наши позиции передвинуты вперед, и мы едем в замок, находящийся в лесу. Его освободили сегодня после обеда. Там сейчас рота Рейвен обследует местность, чтобы убедиться, что нет никакой опасности, вечером будем спать в тепле и сухости.
Джип вез четверых уцелевших членов команды ВП и медсестру с их снаряжением по разбитой дороге, в середине длинной колонны грузовиков, следующих один за другим. Через час они доехали до потрескавшейся крепостной стены небольшого замка треугольной формы, с башней в каждом углу. На протяжении сотни лет здесь располагалась религиозная община. Во внутреннем дворе ютилась церковь, там же находились два сарая и длинный хлев, в котором покрывалась льдом целая река крови.
Унтер-офицер, уже находившийся в замке некоторое время, глядя на озадаченные лица военных полицейских, объяснил:
— Когда враг готовился к отступлению, он даже не пытался защитить это место, они удрали, перерезав горло всем лошадям и перестреляв всех членов общины, которые здесь жили.
— Они перебили всех? — проговорил Монро.
— Трое или четверо еще оставались в живых, когда подошла рота Рейвен, я не знаю, живы ли они теперь.
Фревен отошел, заметив капитана Морриса, который занимался размещением других солдат. Два десятка грузовиков стояли под разгрузкой.
— А-а, лейтенант, — сказал тот, узнавая его.
Фревен взглянул на блокнот, который капитан держал в руках.
— ВП, команда лейтенанта Фревена, вас разместили вот в этой башне, с офицерами и связистами.
— А что, размещением и разгрузкой теперь занимается третий взвод?
— Мы прибыли сюда первыми, еще до ночи, и смогли подготовить местность. Я вам предложил это место напротив нас, чтобы вы не смогли обвинить нас, если потеряете еще кого-то из ваших парней.
Фревен не отреагировал.
— В вашем взводе есть убитые или раненые?
— Мы не вступали в соприкосновение с врагом. Они все уже ушли. Они уже передислоцировались на равнине, в десяти километрах отсюда, где могут маневрировать бронетанковые подразделения. Теперь они закрепились там.
Не попрощавшись с ним, Фревен вернулся к своим людям, чтобы перенести вещи в место их размещения. Они вошли в южную башню, высившуюся рядом с залитым кровью хлевом, и Фревен подумал, не умышленно ли Моррис поселил их там, где на первом этаже располагалась столовая. Они поднялись по единственной лестнице, ведущей наверх. На втором этаже расположилась медсанчасть, там они увидели Паркера Коллинса, сидящего возле человека, находящегося в агонии. Вошла Энн, и Фревен последовал за ней. Она предложила свою помощь Коллинсу, но тот жестом дал понять, что это бесполезно. Он встал и шепотом сообщил ей и Фревену:
— Все остальные мертвы, и этому недолго осталось, ничего нельзя сделать. Чтобы облегчить страдания, я сделал ему укол морфия, вот и все.
— Они что-нибудь говорили? — поинтересовался Фревен.
— На своем языке, я ничего не понял, один из них хорошо говорил по-английски, но он быстро потерял сознание. Сначала я смог разобрать несколько слов, он рассказал, что их собрали во дворе, сразу после обеда, и неожиданно в них стали стрелять, это я понял. Наши ребята проверили, нет ли здесь подарков для нас в виде заложенной где-нибудь взрывчатки, но ничего не обнаружили.