— Мало ли, много, а есть. На той улице, где господина Ермакова лавочка, почитай одни русские живут. Извозчики опять же все русские.
— Отчего так?
— А не канкаренты нам румыны. Вороватый они народ, скажу я вам, коли пьяного кого везут, обязательно облапошат. А такого, как вы приезжего, настоящей цены не знающего, и вовсе без порток норовят оставить. А мы любого доставим в лучшем виде, и цену возьмём правильную. А всё потому, что промыслом энтим из поколения в поколения занимаемся. От деда к отцу, от отца к сыну дело передаём.
Войдя в лавочку Ермакова, Мечислав Николаевич подумал, что вся заграничная поездка ему привиделась — уж больно походила лавчонка на свою сестру где-нибудь на Газовой улице или у Обводного канала. Хозяин был настолько рад соотечественнику, что отказался дать за сто рублей больше 260 леев.
— Да я в Унгенах за десять рублей двадцать семь семьдесят получил! — возмутился сыщик.
— Очень может быть, только мы за курсом не следим, потому как кажный день деньги не меняем. Не хотите — воля ваша.
У гостиницы честный извозчик попросил за поездку золотую десятку. Кунцевич хотел было сунуть ему в рыло, но ограничился тем, что сунул ему в руку два лея.
Извозчик уставился на монету, потом поднял глаза на Мечислава Николаевича:
— Надо бы на чаёк, барин.
— На чаёк пусть тебе Ермаков добавит.
По мнению авторов проштудированного накануне коллежским секретарём путеводителя, в Яссах можно было останавливаться только в «Бристоле», остальные гостиницы они называли ужасными. «Да-с… Если эта лучшая, то каковы худшие?» — подумал Кунцевич, войдя в тёмную, наполненную пылью и затхлым воздухом комнату, и брезгливо потрогав покрывало кровати. Но выбирать не приходилось. Он умылся, переменил сорочку и поспешил в полицейское управление. Дежурный по-французски едва говорил.
— Esti rus?[36] — после нескольких неудачных попыток объясниться сообразил румын.
— Уи, уи. — сказал Кунцевич.
— Stai, mă întorc imediat![37] — сказав эту непонятную фразу, полицейский удалился, оставив коллежского секретаря в полном замешательстве. Однако через несколько минут страж порядка вернулся с одетым в партикулярный костюм коренастым мужчиной, широкоскулое курносое лицо которое безошибочно указывало на великоросса.
— Буна сара, — поздоровался вновь пришедший и представился, — комиссар Зимун. Чем могу помочь?
По-русски мужчина говорил с заметным акцентом.
Узнав о цели визита российского гостя, комиссар пригласил следовать за собой и привёл коллежского секретаря в обширный кабинет префекта. Попросив немного обождать в приёмной, Зимун скрылся в кабинете и через пять минут пригласил туда Кунцевича.
Полицейские внимательно выслушали Мечислава Николаевич, а комиссар записал приметы встречавших Котова в свой блокнот. Такой приём обнадёжил коллежского секретаря, но как оказалось, его надежды были напрасны.
— Никаких бумаг к нам не поступало, — префект говорил на французском гораздо лучше дежурного. — Так что юридических оснований оказывать вам содействие мы не имеем. Более того, я обязан запретить вам вести дознание в Яссах.
— А нельзя ли телеграфировать в Букарешт? — спросил Кунцевич.
— Можно, послезавтра я это непременно сделаю.
— А сегодня никак нельзя?
— Можно конечно и сегодня, но это не имеет никакого смысла — в Букареште, как и во всей Румынии присутственные часы давно кончились. Вы и меня-то застали на службе случайно. А завтра и вовсе воскресенье. А вот послезавтра — милости прошу.
— Во сколько прикажите явиться?
— Приходите после обеда.
Мечислав Николаевич вышел на улицу и огляделся по сторонам, ища извозчика. Он решил съездить на угол Плевненского проспекта и улицы Победы — осмотреть кофейню.
— Господин Кунцевич!
Обернувшись, чиновник увидел Зимуна.
— У меня к вам разговор, господин Кунцевич.
— Я вас слушаю.
— Здесь не совсем удобно. Вы куда хотели ехать?
— Осмотреть кофейню.
— Там тоже будет неудобно, меня вся здешняя хевра знает. Правильно я сказал, хевра?
— Хевра. Знакомы с российской «музыкой»?
— Приходится воленс-неволенс. Так по-русски?
— Так, хотя это скорее по-латински.
— По-латински? А один мой знакомый русский офицер утверждал, что это русская поговорка. Обманул, значит. Ну, да Бог с ним. Так вот, знаком я не только с «музыкой», я и с Гайдуком знаком, правда заочно. Скажите, а награда за его голову до сих пор полагается? В прошлом году бессарабский губернатор предлагал за него 5000 леев.
— Награду уже вроде кто-то получил.
— Тю… — разочаровался румынский сыщик, — тогда мне нет никакого интереса помогать вам без приказания начальства.
— Да я, собственно говоря, вашей добровольной помощи и не прошу. Послезавтра ваш начальник получит приказ из столицы и вам придётся мне помочь, как говорит ваш знакомый офицер воленс-неволенс.
— Ну тогда до послезавтра, — усмехнулся Зимун, приподнял шляпу и был таков.
В гостиницу Кунцевич вернулся около одиннадцати вечера — он не только осмотрел кофейню, но и поужинал там. Войдя в номер, он зажёг настенный газовый рожок и принялся раздеваться.
— Добрый вечер, Мечислав Николаевич — послышался голос из стоявшего у окна кресла, — сегодня нам придётся спать в одной постели.
Глава 13В которой Кунцевич первый раз в жизни стреляет в человека
— Не успел я найти этого жида, как мне принесли вот эту бумажку — Хаджи-Македони положил на стол картонный прямоугольник, на котором было напечатано: «Пропускной легитимационный билет № 386. Предъявитель сего российский подданный житель села Скулени Болотинской волости Белецкого уезда Яков Александров Бадак, отправляется на 5 дней в Румынию на расстоянии 3-х миль от черты границы по торговым делам. Для чего и дан сей билет от пристава 1 стана Белецкого уезда за надлежащею подписью и печатью. Марта 22/ Апреля 4 дня 1903 года…» Далее шли приметы Бадака, красовалась подпись станового и синела казённая печать.
— Быстро они.
— Быстро и недорого, всего четвертную взяли. При этом и через границу сопроводили, и на румынской стороне встретили, и до Ясс довезли, правда за извозчика ещё красненькую уплатить пришлось.
— Да, своей поспешностью они поставили нас в крайне затруднительное положение — здешние власти ещё не получили никаких инструкций на наш счёт и посему помогать нам не торопятся.
— Я думаю, такая поспешность неспроста. Гайдук, чёрт бы его забрал, опять проявляет осмотрительность — возница вёз меня прямо к нему.
— К нему? — подскочил со стула Кунцевич.
— Да-с. Слава Богу, он проговорился, пришлось спрыгивать на ходу.
— Чёрт! Как вы собираетесь объяснять Котову свой побег?
— В побеге как раз и нет ничего странного — вполне очевидное желание подстраховаться и не являться к нему со своими деньгами. Так и скажу, не хотел, Григорий Иванович, приносить к вам на квартиру свои пятьдесят тысяч, боялся их больше не увидеть. Я и в гостиницу поселяться не стал — чёрт его знает, какие у Котова в Яссах возможности, может быть ему о каждом вновь прописанном докладывают.
— Разумно.
— Я и к вам-то не в дверь вошёл, а в окно влез, благо первый этаж. Ну что, пустите ночевать?
— Пущу, разумеется, только постель разделить не предложу. Поспите в кресле.
— В кресле, так в кресле, авось не привыкать. Только велите принести ужин. Очень уж жрать хочется. И вина попросите.
Четверо российских сыщиков стояли на лесистом берегу Балуя. Настроение у всех было скверным.
— Можно, конечно, сегодня на встречу не ходить, — говорил Кунцевич, покусывая сорванную травинку, — но тогда, боюсь, мы его больше не увидим — Гайдук сразу заподозрит неладное. Придётся брать его вчетвером, без местных.
— Вы же, ваше высокоблагородие, сами сказали, что в Яссах его трое встречало! — Вавилин затянулся папиросой, — даже если здесь у него больше приятелей нет, в чём я сильно сомневаюсь, даже тогда один на один получается. А они, в отличии от нас, стрелять в людном месте не постесняются. Достанут свои шпейера и начнут прямо с порога шмалять. Нет, не возьмём мы его вчетвером.
— Ну, с порога они стрелять не станут, — успокоил подчинённого Кунцевич. — Надо же будет Гайдуку удостоверится, что господин пристав принёс деньги. А господин пристав скажет, что не принёс. Скажете ему, Николай Михайлович, что деньги положили в банкирскую контору на сохранение, так как опасались иметь при себе такую крупную сумму в чужом городе. Все конторы сегодня закрыты, поэтому Котову в любом случае придётся ждать до завтра. А завтра, Бог даст придут бумаги из Букарешта.
— А если он не отпустит господина пристава? — Задал резонный вопрос сыскной надзиратель. — Если с собой его заберёт?
— Придётся Николаю Михайловичу воспользоваться гостеприимством Григория Ивановича. Вы, Вавилин, сейчас наймите экипаж и вместе с Игнатьевым проследите, куда отправится Гайдук. Если установим его место жительства, будет ещё легче — возьмём весь шитвис[38] в заводиловке[39].
— Нет, в гости Гайдуку я не хочу — признался становой.
— Тогда попросите его вас отпустить.
— А если он не послушает?
— Послушает, коли будете убедительны. И вы меня, господа, послушайте, — голос у чиновника посуровел, — вы, милостивые государи, на службе находитесь, и в ваши служебные обязанности входит, в том числе, и участие в задержании вооружённых преступников. Вы, голубчики, каждое первое число каждого месяца изволите за это жалование получать. Сейчас вы мне напоминаете одного брандмейстера, который на вопрос о том, как ему служится отвечал: «Служба — одно сплошное удовольствие, вот только если пожар, то хоть в отставку подавай». Поэтому, прекращаем разговоры и готовимся к встрече с Гайдуком. А пока у нас есть время, я ещё раз встречусь со здешними коллегами, авось мне удастся их уговорить нам помочь.