Филиппов ошарашенно вытаращил на начальника глаза.
— Я уволил Серикова за то, что его сестра сожительствует с товарищем прокурора Томом. Об этом мне рассказал Евграф Николаевич Гусев, а ему доложил всезнающий его секретарь, этот, как его…
— Обеняков, — подсказал начальник сыскного отделения.
— Да. Гусев сказал, что Сериков с Томом на дружеской ноге и докладывает прокурорскому обо всём, что творится в полиции. Эдакий прокурорский филёр в моём ведомстве. Понимаете? Теперь стало совершенно ясно, что сделать это Обенякова научил Шарафов. Ну не могу, не могу я опровергать слова полицмейстера, иначе он поссорит меня со всем прокурорским надзором. Начнутся всяческие придирки, косые взгляды, это же и на вашей службе скажется. Сейчас они много на что глаза закрывают, а коли перестанут — беды не миновать. А этому Шарафову его лихоимство с рук не сойдёт, несмотря на защиту Макарова, уж вы мне поверьте, я не понаслышке знаю.
Эпилог
Котов был приговорён румынским судом к девяти годам заключения. Следователь по особо важным делам Санкт-Петербургской окружного суда статский советник Черенцов допрашивал его в Яссах, но к сознанию склонить не сумел. Гайдук признался только в том, что ему и другим членам его банды за мзду помогал помощник пристава Зильберт, с которыми бандиты расплачивались как деньгами, так и похищенными вещами. Зильберт вину свою полностью отрицал, но, когда у него при обыске нашли похищенный у предводителя дворянства ковёр эмира Бухарского, раскололся.
В 1912 году Котов был передан русским властям, судился Кишинёвским и столичным окружными судами и в 1913 году поехал отбывать бессрочную каторгу в Восточную Сибирь, откуда успешно бежал перед самым началом Мировой войны.
В ноябре 1916 года Котов вновь был арестован за ряд разбойных нападений и приговорён военным судом к смертной казни. Командующий Юго-Западным фронтом, в чьей власти находилось утверждение приговора, делать этого не стал, подарив налётчику и убийце ещё двадцать с лишним лет жизни. Потом случилась революция, вскоре — ещё одна. Григорий Иванович стал командиром Красной армии и окончил свои дни на полигоне «Коммунарка» лишь в 1938 году.
Чиновник для поручений ясской криминальной полиции Михаил Николаевич Зимун тоже сделал блестящую карьеру. Через год он переместился в кресло помощника начальника КриПо, потом стал её начальником. Его таланты и способности были замечены и в 1924 году Михаил Николаевич возглавил знаменитую «Сигуранцу» — секретную разведывательную службу румынской армии, вскоре признанную одной из лучших в Европе. На этом посту Зимун не столько боролся «со славяно-большевистским засильем», сколько зарабатывал капитал на интригах спецслужб иностранных государств, боровшихся за политическое влияние в Румынии. Но… В 1940 году в стране произошёл государственный переворот, Зимун, известный личной преданностью королю, был немедленно арестован и через несколько месяцев казнён.
Супруга Хаджи-Македони добилась перевозки тела мужа на родину, истратив на это предприятие почти все свои небольшие сбережения. По ходатайству бессарабского губернатора князя Урусова семье убитого станового пристава была назначена усиленная пенсия.
Клейгельс, возвращая драгоценности князю Попеску, ни словом не обмолвился об участии его дочери в ограблении. Богдан Васильевич так до конца жизни ничего про это не узнал. Возвращение семейных сокровищ настолько обескуражило Фиалку, что она заболела и несколько дней провела в нервной горячке. Отец приписал это тонкостям устройства девичьей души. Прибыв в Бессарабию на вакации и прочитав местные газеты, Виолета Богдановна с удивлением узнала, что человеком, известным ей как корнет Дунка, был хотинский становой пристав. Она долго ломала голову над всеми этими загадочными обстоятельствами, но так ничего и не поняла.
Извозчик Попов так и не был разыскан. Могилевская в убийстве Серикова была оправдана, а за ограбление британского подданного Байрона получила всего год арестного дома. К бессрочной каторге Чешина суд прибавил ещё десять лет, и горбач[66] вернулся на Сахалин. Набатов отделался восемью годами. Присяжные заседатели вопрос о его виновности обсуждали четыре часа, судьбу сыскного надзирателя решил один голос[67].
Еженедельная газета «Право» писала в 1904 году: «Шарафов начал полицейскую службу в Москве, в апреле 1887 года и занимал сначала должность помощника участкового пристава, а вскоре был произведён в приставы. Однако в 1892 году он был уволен от службы, как «первый взяточник между приставами» (такую характеристику дал ему московский обер-полицмейстер полковник Власовский). Но без дела отставной пристав маялся недолго, уже через месяц после оставления службы в Москве, 17-го сентября 1892 года был определён в штат петербургской полиции и затем назначен старшим помощником пристава 2-го участка Нарвской части. В январе 1894 г. он был уволен и от этой должности. Причиной увольнения послужил доказанный случай лихоимства. В 1897 году кронштадтский военный губернатор вице-адмирала Казнаков послал в столичное градоначальство запрос о служебной деятельности Шарафова и о причине его отставки, и получил ответ, что пристав уволен согласно прошению «по домашним обстоятельствам». Вскоре состоялось назначение Шарафова на должность кронштадтского полицмейстера. Впоследствии, когда судебный следователь выразил удивление по поводу такой аттестации, ему ответили, что в градоначальстве посчитали неудобным дать Шарафову «волчий паспорт».
Далее, из представленных официальных справок и свидетельских показаний выяснилось, что Шарафов с давних пор обременён крупными долгами и имел никаких средств, кроме получаемого по службе содержания. Во время пребывания его в московской полиции сумма предъявленных к нему по исполнительным листам претензий составляла 26427 руб., и часть этих взысканий оставалась не погашенной. Несмотря, однако, на неблагоприятное имущественное положение, Шарафов вскоре после своего назначения на должность полицмейстера стал жить на широкую ногу, участвовать в кутежах, вести крупную игру в карты и вообще производить такие траты, которые не соответствовали его расстроенным делам.
Прокурор судебной палаты, усмотрев, что Шарафов навлекает на себя подозрение в совершении многочисленных преступлений по службе, обратился к кронштадтскому военному губернатору с просьбой распорядиться производством предварительного следствия по его делу, а равно и временным устранением Шарафова от должности полицмейстера[68].
Ознакомясь с сообщёнными ему данными, вице-адмирал Макаров со своей стороны потребовал с Шарафова объяснений, а затем уведомил прокурора, что, по его мнению, предъявленные против Шарафова обвинения недостаточны и основаны лишь на доносах неблагонамеренных людей. Вместе с тем вице-адмирал Макаров признал необходимым учредить особую комиссию для проверки действий Шарафова, возложив председательство в этой комиссии на капитана первого ранга Кирсанова и назначить членами в неё коллежского советника Бернгарда и почётного гражданина Карпова. По ознакомлении с результатами произведённой комиссией проверки, военный губернатор пришёл к убеждению в неосновательности взводимых на Шарафова обвинений, а потому и не признал возможным удовлетворить требование прокурорского надзора о возбуждении против полицмейстера уголовного преследования.
Однако, прокурор судебной палаты, имея в виду, что вице-адмирал Макаров ограничился учреждением комиссии для расследования действий Шарафова в административном порядке[69], и имея в виду, что, по полученным сведениям, Шарафов принимает меры, направленные к сокрытию следов совершенных им преступлений, просил обер-прокурора первого департамента Правительствующего Сената предложить о возникшем по делу о Шарафове разномыслии на разрешение Сената.
Рассмотрев собранные прокурорским надзором данные и признав назначение административного расследования о действиях Шарафова неправильными, Правительствующий Сенат 22-го декабря 1903 года определил: предписать произвести предварительно следствие по обвинению Шарафова в растрате вверенных ему по службе сумм, в вымогательства взяток, в лихоимстве, превышении власти и подлогах по службе, устранив вместе с тем Шарафова от занимаемой им должности».
Началось предварительное следствие, длившееся более года.
7-го мая 1905 года, бывший кронштадтский полицмейстер полковник Шарафов Особым присутствием Санкт-Петербургской судебной палаты с участием сословных представителей был приговорён к лишению всех особых прав и преимуществ, к исключению из военного ведомства, и к отдаче в исправительные арестантские отделения сроком на 2 года. Помимо того особое присутствие определило взыскать с него 2300 рублей в пользу приказа общественного призрения. Приговор этот по вступлении его в законную силу, подлежал представлению на благоусмотрение Его Императорского Величества. До этого момента осуждённый, согласно определению Палаты, был временно оставлен на свободе под поручительство в 2000 рублей. Государь помиловал полковника, вернул ему чины и ордена. Шарафов отправился на Дальний восток, где вскоре геройски погиб за Веру, Царя и Отечество.
В апреле 1904 года Кунцевич получил титулярного, а в октябре по ходатайству Филиппова был переведён на высший разряд по содержанию, что хоть как-то компенсировало потери от иссякшего ручейка контрабандных дел, к Рождеству царь-батюшка пожаловал ему первый орден. Но в Центральный район города Мечислава Николаевича так и не назначили.
Курорт
По мотивам повести бывшего начальника СПб сыскной полиции А.Ф. Чулицкого «Хищница» и по материалам уголовного дела, возбуждённого по факту убийства бывшего начальника этой же полиции Л.А. Шереметевского.