«Интересная заметочка, — подумал титулярный советник, наливая себе очередную рюмку. — Осмелела нынче печать, пару месяцев назад так написать о полиции не могла себе позволить ни одна легальная газета. Неужели перемены грядут?». Дальнейшие размышления о свободе слова прервал дверной звонок.
В прихожей послышались шаги горничной, затем — звук открываемой двери. Через минуту на пороге гостиной стояла сожительница. Глаза её блестели, шляпка чуть-чуть съехала набекрень.
— Где была? — спросил без всякого интереса титулярный советник.
— Где была, там уж нет. А вы, смотрю выпиваете? Может быть, и мне нальёте?
— Коньяку? — удивился Мечислав Николаевич.
— Да-с.
Кунцевич посмотрел на Елизавету и понял, что она крепко навеселе.
— Стоит ли?
— Стоит, непременно стоит, — голос у подруги был решительным.
— Ну что ж, изволь.
Чиновник потребовал у горничной вторую рюмку и наполнил её до краёв. Невенчанные супруги чокнулись.
Лиза выпила коньяк залпом, помахала рукой у рта и сказала:
— Мечислав, нам надо расстаться.
— Я не против, — ответил Кунцевич, закусывая долькой лимона.
— Как? — сожительница вскочила с кресла, — ты так равнодушно к этому отнёсся? Да, видимо ты меня никогда не любил!
— Ну почему же, любил.
— Любил? — Елизавета заморгала глазами, — стало быть, теперь не любишь?
— Теперь нет.
— Ах ты, мерзкий, гадкий, ты… ты… Я не могу находится рядом с тобой ни минуты. Я ухожу от тебя!
— Ну куда ты пойдёшь на ночь глядя? Да ещё в таком виде…
— В каком? В каком я виде, милостивый государь?
— В пьяном. Ещё в часть заберут.
— Хам! — взвизгнула сожительница, развернулась и направилась к двери, — завтра я пришлю за вещами.
Когда дверь с грохотом захлопнулась, Мечислав Николаевич налили себе ещё рюмку, выпил и отправился спать. Как ни странно, на душе у него полегчало.
Глава 5Отпуск на казённый счёт
В апреле он вместе с чинами речной полиции брал Ваньку-Золотарика. Шкипер британского судна, стоявшего на кронштадтском рейде, сгрузил Ваньке несколько тюков контрабандного товара. Увидев паровой катер речной полиции «Комар», Золотарик быстро смекнул, что пытаться уйти от него на вёслах — только злить фараонов, а значит быть битому. Ванька бросил весла, встал в лодке и поднял руки. Когда Кунцевич спускался в ялик, лодку качнуло, и они с Ванькой оказались в воде Невской губы. Вытащили их быстро, Кунцевич полностью разоблачился, натянул старую матросскую робу, выпил водки, угостил Золотарика и до Питера они грелись в кочегарке. На следующий день его стало лихорадить, он потел, чувствовал слабость во всем теле, но на службе не пойти не мог: Ванька-Золотарик никак не хотел разговаривать. Провозился с ним Кунцевич до самого вечера, а вечером почувствовал такую слабость, что домой поехал на извозчике, хотя обычно для моциону ходил на службу и со службы пешком. Дома его бросило в жар, стало лихорадить, заломило колени. Послали за доктором. Врач измерил температуру («Да у вас, батенька, 39 и 6!»), выслушал рассказ о купании и сказал, что это ревматизм. Он назначил салициловую кислоту, приказал помазать суставы йодом и обернуть ватой. На следующий день Мечислав Николаевич на службу не пошёл, телефонировав Филиппову. От назначенного лечения полегчало, температура пришла в норму, лихорадка кончилась. Дел была пропасть и поэтому через день он отправился на службу. На половине пути он крикнул извозчика — не мог идти от боли. Опять пришлось вызывать доктора. Тот поругал титулярного советника, добавил к ранее назначенным лекарством ещё пару снадобий, получил пятёрку и удалился. Неукоснительное следование советам врача, казалось бы, исцелило — летом ноги почти не болели, но с августовской сыростью всё началось сызнова. Промучившись пару недель, Кунцевич вновь обратился за медицинской помощью. Доктор рекомендовал курортное лечение. Титулярный советник написал рапорт об отпуске, но начальник, едва на него взглянув, замахал руками:
— Бога побойтесь, Мечислав Николаевич! В этакую пору отпуск просить? Да я даже не понесу ваш рапорт градоначальнику — результат мне заранее известен, а лишний раз гнев его превосходительства на себя навлекать, увольте, не желаю.
Кунцевич пожал плечами и развернулся, чтобы выйти из кабинета.
— Подождите! — остановил его Филиппов. — Что и вправду невмоготу?
— Никакой мочи нет, ваше высокородие[73]. Только после сороковки коньяку и засыпаю.
— Да-с, эдак и спиться недолго. Подождите, подождите… — надворный советник перебрал стопку бумаг на столе и вытащил нужную. — Вот! Его высочество принц Ольденбургский ходатайствовал перед его превосходительством господином градоначальником о направлении на Гагринскую климатическую станцию способного чиновника сыскной полиции. Задачи перед командируемым ставятся те же, что и перед чинами сводного отряда столичных сыскных отделений, ежегодно направляемых на минеральные воды — защиты господ отдыхающих от проделок различных элементов, чающих лёгкой наживы. Я хотел надзирателя послать, а пошлю вас. Поправите здоровье на казённый счёт. Как вам моё предложение?
— Простите, куда вы меня хотите послать?
— В Гагры. Там, говорят, неплохо.
— В Гагры? На Кавказ? Сейчас? Вы погибели моей хотите?
— Да Бог с вами! В Гаграх совершенно спокойно. Там такие люди отдыхают! Это же не частная лавочка — проект принца Ольденбургского. Он желает сделать из Гагры русскую Ниццу, и посему меры безопасности на всей климатической станции[74] — беспрецедентные. Не может же начальство допустить, чтобы в русской Ницце стреляли? У вас там будет не служба, а одно удовольствие. Кстати, станцией руководит ваш бывший начальник — господин Шереметевский.
— Леонид Алексеевич? Вот те на! Чего это его на Кавказ потянуло?
— Я бы тоже туда поехал на шесть тысяч-то годового жалования.
За пятнадцать лет службы Мечислав Николаевич «пережил» троих начальников, Филиппов был четвертым. Трое из четверых до назначения на должности не только по сыскной, но и вообще по полиции не служили — Чулицкий и Филиппов прокурорствовали, а Вощинин, и вовсе перевёлся из почтового ведомства. И только Шереметевский был своим. Леонид Алексеевич поступил на службу в столичную полицию в ту пору, когда Кунцевичу было 10 лет, начал с должности городового и прошёл по всем ступенькам служебной лестницу, не перепрыгнув ни одной. Начальником сыскной он стал только после двадцати двух лет беспорочной службы и продержался в этой должности всего три года.
Подчинённых начальник любил, но не баловал, чиновники и надзиратели отвечали ему взаимностью. На устроенному по случаю отставки Шереметевского завтраке многие из сыскных волков даже прослезились. Поплакал и Мечислав Николаевич. В общем, титулярный советник согласился.
Августовский манифест[75], не только не принёс России успокоения, а наоборот придал новые силы революционному движению. По всей стране проводились стачки и демонстрации, почти каждый день в газетах появлялись сообщения о столкновениях народа с правоохранителями, о раненых и убитых с каждой стороны, судебных процессах и смертных приговорах «боевикам» и «экспроприаторам». Кунцевич взял билет во второй класс и двое с лишним суток пути держал револьвер при себе — днём в кармане сюртука, ночью — под подушкой. Выехав из столицы без четверти десять вечера воскресенья 4 сентября, поезд остановился у дебаркадера Новороссийского вокзала ровно в восемь часов вечера вторника. Титулярный советник переночевал в гостинице, позавтракав, прогулялся по городу и в два уже был на пароходе Русского общества пароходства и торговли. Судно отчалило в четыре часа, и в полдень четверга стало на якорь в пятидесяти саженях от берега. К кораблю устремилось несколько фелюг с гребцами-турками в красных фесках и через полчаса чиновник для поручений ступил на деревянный настил пристани. К нему тут же подбежал юркий тип в рубашке-апаш и канотье:
— Номерочек не желаете?
Кунцевич, как командированный имел право на бесплатное размещение в административном корпусе станции — там имелись специально приспособленные для таких случаев квартиры, но поскольку афишировать свою миссию титулярному советнику не полагалось, в Петербурге его снабдили средствами на наём помещения. Правда выдали на эти цели только три красненьких — из расчёта рубль в день. Поэтому Мечислав Николаевич первым делом спросил:
— В какую цену?
— Цены разные-с, на любой вкус и кошелёк. У нас две гостиницы и меблированные комнаты. Во «Временной», — комиссионер указал на стоявшее у подошвы горы великолепное трёхэтажное здание в стиле «Модерн» — от рубля до пяти, а за номер с собственной ванной комнатой и уборной и все тринадцать попросят. В «Новой», вон она, чуть дальше, видите? — цены те же, но номеров со своей ванной нет. Меблирашки в крепости находятся, в них номерочки от рубля начинаются, это если в третьем этаже, а если во втором, то по рубль пятьдесят попросят. Я бы вам меблированные комнаты не советовал — цена почти та же, но и обстановка попроще, и прислуга за каждый шаг норовит на чай получить. А в гостиницах никто с вас лишнего не попросит, да и веселее там, вся интеллигентная публика там останавливается. К тому же, если месяц простоите, вам скидочку в 30 процентов сделают.
— Заманчиво. А из гостиниц какая получше?
— «Временная» безусловно лучше. Там и ресторан, и читальня, и концерты разные устраивают, обстановка в номерах — от Германа, выше третьего этажа не поселят. А в «Новой» рублёвые номера только в шестом этаже.
— Ну что же, пойдём во «Временную».
— Очень замечательно, багажную квитанцию будьте любезны, я поклажей ваше распоряжусь. Саквояжик позволите?
Чиновник отдал ручную кладь и, поминутно вытирая платком, выступающий на лбу пот, пошёл вслед за своим чичероне.