Хищники [сборник] — страница 29 из 39

— Простите, а зачем им понадобился мировой?

— Дело в том, что у нас в Черноморской губернии нет штатных должностей судебных следователь и их обязанности исполняют мировые судьи.

— А! Да, да, да, да, я припомнил.

— Ну так вот. Когда мировой с сопровождающими прибыли в горную гостиницу, то оказалось, что все там целы и здоровы, но напуганы, так как слышали ружейные выстрелы со стороны горной тропы. Все бросились искать начальника… Нашли Леонида Алексеевича и стражников в двухстах саженях от гостиницы, после чего урядник вернулся за мной, и на сей раз сообразил, где можно меня отыскать. Такие вот дела.

Через полчаса они оказались около срубленного из огромных брёвен двухэтажного дома с мансардой, на лестнице которого сидел старый абхаз в косматой папахе и рваной черкеске с газырями. Увидев повозку и всадника, абхаз вскочил и замахал рукой:

— Сюдой ехай, сюдой!

— А вот и покойный сторож, — представил туземца участковый. — Так тебя Батал, что, не убили?

— Эй, ваш высокоблагородие, пачему убыли? Все спросил, пачему меня убыли? Мировой спросил, доктор спросил, грузин этот спросил. Кто меня убьёт, кому я нужен? Вот начальник убыли, и стражник, две, тоже убыли.

— Ну пойдём, покажешь.

Они двинулись по извилистой горной тропинке, которая бежала на запад сквозь пихтовый лес.

— А, что в гостинице постояльцев нет? — спросил Кунцевич Неволина.

— Нет. В этакое время селиться в такую глухомань желающих не нашлось.

— Разве здесь неспокойно?

Участковый опустил глаза:

— Внизу, на станции, вам ничего не угрожает, но на экскурсии по окрестностям без стражников лучше не отправляться. Пошаливают, как говорится.

Титулярный советник мысленно наградил Филиппова несколькими нелестными эпитетами.

— Значит пошаливают. И в чём эти шалости заключаются?

— Давайте об этом попозже поговорим.

Судя по кровавым пятнам на белоснежном кителе, пули пробили грудь начальника станции в трёх местах. Шереметевский лежал на боку, привалившись к огромной пихте. Стражники валялись саженях в пяти от него, одному пуля снесла половину черепа. Мировой — молодой мужчина, облачённый не смотря на жару в форменный сюртук, диктовал письмоводителю протокол, доктор возился около трупа одного из стражников. На поваленном бревне сидел мужчина в туземной рубашке и войлочной шапке, рядом с ним стоял детина дремучего вида.

Судья хмуро взглянул на поручика:

— Где вас носит, Павел Григорьевич? Кто это с вами?

— Я завтракал в ресторане, а это — Мечислав Николаевич, понятой из отдыхающих.

— Понятой? Я уже пригласил понятых — мировой кивнул на сидевшего на бревне. — Господина Азнавурова и, — судья перевернул лист протокола, — господина Иосава, здешнего кухонного мужика. Спасибо вам, большое, милостивый государь, — теперь служитель закона обращался к Кунцевичу, — но только зря вы весь этот путь проделали. Вы можете пройти в гостиницу, выпить там чего-нибудь прохладительно, а как мы кончим, так вместе вниз поедем.

— А можно я здесь побуду? Я мешать не стану. А то боязно мне как-то одному к гостинице возвращаться, — изобразил испуг титулярный советник.

— Ну коли охота, сидите. Только, боюсь, мы здесь надолго.

— У меня иного выхода нет.

К «Временной» гостинице экипаж участкового подъехал, когда солнце уже вот-вот было готово скрыться в тёплых водах Чёрного моря. Неволин, прощаясь, пожал Кунцевичу руку:

— Прошу меня простить, что не составлю вам компании за ужином — дел невпроворот.

— Моя помощь нужна?

— Нет.

— А, что вы сегодня обыски и аресты не будете производить?

— А кого я должен арестовывать? — удивился капитан.

— Как кого? — в свою очередь удивился титулярный советник. — Вы что не знаете местных главарей движения?

— Почему же, прекрасно знаю. Только что я им предъявлю?

— Так их надобно арестовать в порядке охраны[77], в неволе они станут поразговорчивее, а коли не станут, то мы их сами разговорим.

— Главноначальствующий[78] запретил.

— Что запретил?

— Граф считает политические аресты в порядке охраны несвоевременными.

— Ничего не понимаю!

— Я его циркуляр на сей счёт дословно выучил: «Возбуждённое настроение народа не может считаться явлением местным; оно представляется отражением того политического движения, которым охвачены в последнее время многие части империи. В связи с этим, надлежит ожидать, что успокоение Закавказья будет идти параллельно с успокоением остальных взволнованных районов России, причём большая или меньшая скорость в наступлении успокоения вообще и везде стоит в прямой зависимости от такта в действиях администрации». Такта его сиятельство от нас ждёт.

Мечислав Николаевич открыл было рот, чтобы ответить, но говорить передумал и только покачал головой.

Капитан протянул руку:

— Так что идите, ужинайте, любуйтесь видами, завтра встретимся, и я расскажу обо всём, что сделал.

— Приходите прямо ко мне в номер, я стою в сорок седьмом, в мансарде, — сказал питерец, отвечая на рукопожатие.

— Вы же хотели сохранить инкогнито?

— Да, и ваш визит этому не помешает — я сам расскажу соседям, как очутился на месте убийства, и что успел подружиться с вами.

— Мой визит конечно же не будет выглядеть подозрительным, я о другом. В номере мы не сможем спокойно поговорить.

— Почему?

— Как, а вы разве сами ещё не поняли?

— Нет.

Капитан улыбнулся:

— Стало быть в номере не ночевали… С места, стало быть в карьер! Могу только поприветствовать. Дело в том, что межкомнатные стены в гостинице сооружены из двух рядов досок с пустотой между ним. Знаете, что пишет о вашей гостинице путеводитель господина Москвича? «Простенки там так тонки, что слышишь невольно не только разговор соседей, но даже то, что соседу снится». Хорошо, если соседи ваши будет не из кутил, иначе покоя вам не видать. Увидимся за завтраком и договоримся, где приватно побеседовать. Спокойной ночи!

Капитан хлестнул лошадей и был таков.

Спать никто не мешал, но заснуть титулярный советник не мог долго — никак не выходили из головы картины недавнего осмотра.

Судя по следам, в засаде находилось трое. Стреляли из двух «берданок» и охотничьего ружья крупного калибра, снаряжённого пулей — именно эта пуля разнесла голову одному из стражников. Всего нашли четыре стреляные гильзы, причём — две рядом с телом Шереметевского. Это обстоятельство, и наличие следов пороховой гари на кителе начальника говорило о том, что два из трёх выстрелов в него были произведены в упор. Получалось, что Леонида Алексеевича либо добивали — нападавшие хотели быть точно уверены, что лишили его жизни. Никто из погибших выстрелить в ответ не успел. Следов отхода нападавших обнаружено не было, произведённый прибывшим вслед за капитаном полувзводом казаков обход леса результатов не дал. Не дал результатов и опрос гостиничной прислуги — в «Альпийском отеле», в связи с отсутствием постояльцев в тот день были только двое работников — сторож, да кухонный мужик. Ни один, ни второй посторонних не видели, никакого подозрительного шума, кроме выстрелов не слышали, а услышав пальбу ничего предпринимать не стали, а только закрыли дверь на засов, да молились Богу.

Посланец, сообщивший о несовершенном убийстве сторожа, тщательно подготовленная засада, всё говорило о том, что начальник станции стал жертвой заранее спланированного и хорошо обдуманного убийства.

«Кому же ты, Леонид Алексеевич помешал?» — подумал Кунцевич и наконец-то уснул.

Глава 9Кто такие большевики, и как с ними бороться

Проснулся он от сопения, охов и вздохов и долго не мог сообразить, что происходит. Наконец догадался… Ощущение было такое, что парочка милуется прямо на его кровати. Кунцевич зажёг спичку и посмотрел на часы — была половина пятого. Наконец звуки страсти утихли, и тут же титулярный советник услышал, как под кроватью скребётся мышь или крыса. Потом в открытую дверь балкона ворвался рёв пароходного гудка… В общем, уснуть удалось только тогда, когда уже следовало бы просыпаться. Он бы опять проспал, если бы с вечера не приказал коридорному разбудить к завтраку.

Капитана за столиком не было. Позавтракав в одиночестве, титулярный советник вышел через главный вход в пальмовый парк и спустился по лестнице к морю.

Неволин догнал его уже не берегу:

— Здравия желаю, Мечислав Николаевич, прошу простить за опоздание — всё утро рапорта строчил про вчерашнее происшествие. Из Екатеринодара пришла телеграмма — к нам едет судебный следователь по особо важным делам его благородие коллежский секретарь Магомед-Гирей-Бахты Гиреевич Курдюмов. Будет завтра к трём часам.

— Татарин и судебный следователь? — удивился титулярный советник, — в таком чине и уже по особо важным делам?

— А в Екатеринодарском суде половина следователей — бакинские татары. У них очень развито землячество. Стоит одному за место зацепиться — весь род к себе тянет. Потом помогают друг другу. Но, по отзывам, вроде хороший профессионалист. Правда по-русски плоховато разговаривает…

Кунцевич опять только покачал головой. Несколько минут они шли молча вдоль безлюдного берега. Потом питерец спросил:

— Ну как прошла ваша вчерашняя встреча? Что-то новое об убийстве удалось выяснить?

— Пока нет, — ответил капитан, — но думаю, что через пару-тройку часов мне сообщат имена убийц.

— Что? — титулярный советник остановился как вкопанный и вытаращил на участкового глаза.

Тот довольно ухмыльнулся:

— Скажу без ложной скромности, я царёво жалование и добавочное содержание от великого князя получаю не зря. Хоть я тут и полугода ещё не прослужил, а агентуркой обзавестись успел, поэтому о планах господ революционеров мне было многое известно. Я ведь предупреждал Леонида Алексеевича, сто раз предупреждал. Вот только он меня не слушался. «Мне, — говаривал, — после питерских «иванов» ни один кавказский боевик не страшен».