Хищница — страница 33 из 47

– А в чем она?

– В любви.

– Это как?

– Да, ты можешь быть способной на убийство и ненавидеть его всей душой, но есть в тебе и какая-то часть, которая его любит. И поэтому ты не можешь переступить через себя и сделать этот последний шаг.

Мендоза подошла к Юджину и посмотрела в его глазницы.

– Сомневаюсь, Уинтер, – проговорила она, качая головой.

– У тебя ведь более-менее нормальное детство было, да? Ты любила своих родителей, но, вспомни, бывали моменты, когда ты чувствовала по отношению к ним ненависть. Любовь и ненависть – это же не исключающие друг друга понятия. Они как инь и ян – одно перетекает в другое.

– Мне этого не понять.

Уинтер поколебался, стоит ли ему продолжать.

– Я ненавидел своего отца за то, что он сделал мне и маме. Наверное, так же сильно ненавидел, как Амелия своего отца. Но несмотря ни на что, я продолжал его любить.

Мендоза смотрела на него какое-то время, силясь представить, как это возможно.

– Ну, наверное, так бывает.

Уинтер подошел и встал рядом с ней.

– Юджин знал, что умирает. И, как Кларк тогда сказал, это знание открывает тебе глаза.

– И совесть начала его терзать. Он наконец понял, сколько зла причинил своей семье.

– Он провел здесь более двух тысяч дней. Это очень долго. Каждый день он видел эти рисунки, наполнял мочой банки и смотрел на растущую стену. Когда он понял, что умирает, что-то внутри него надломилось. Но и для Амелии отношения с отцом не сводились только к издевательствам. В каком-то смысле она и заботилась о нем тоже. Не будем забывать: она его кормила. Ты же видела все эти упаковки полуфабрикатов в морозильнике, банки консервов в погребе. Это все для Юджина. Раз он заполнил все эти тысячи банок, значит, жидкости ему тоже хватало.

– Плюс медикаменты. Тоже доказательство заботы. Она не хотела, чтобы он умер.

Уинтер кивнул:

– И даже более того. Последние шесть лет ее жизнь определял отец. Уход за ним – это полноценная работа. И Амелия нуждалась в отце точно так же, как он нуждался в ней. Когда он умер, она словно якоря лишилась. Отец наложил огромный отпечаток на всю ее жизнь, и его смерть заставила ее сделать глобальную переоценку всего на свете.

– Как в эту картину вписывается фокус с глазами? Амелия ведь тогда должна была дать ему сигареты. Это разве не является косвенным издевательством?

– И да, и нет. Если смотреть на это как акт искупления, то нет. Чтобы простить отца, Амелии недостаточно было, чтобы они просто обнялись и помирились. Ей нужен был поступок, символический акт компенсации, и то, что он выжег себе глаза, и стало таким актом.

– То есть он это сделал, чтобы она его простила?

– Это моя теория, – пожал плечами Уинтер.

– Можно сойти с ума от таких теорий.

– Согласен, – кивнул Уинтер.

Мендоза еще раз посмотрела на распухшее тело Юджина, сделала шаг назад и оглянулась.

– Знаешь, что мне напоминает это место? Гробницы египетских фараонов. На стенах – иероглифы, вместо сосудов с внутренними органами – банки с мочой. Ну и само помещение похоже на склеп. Что думаешь?

– Что-то в этом есть, да.

– А твой внутренний психопат что думает?

Уинтер повернулся к ней и поймал ее взгляд.

– Он думает, что на момент смерти Юджин Прайс сожалел о том, что он натворил. Очень сожалел. И что сейчас Амелия Прайс очень, очень зла.

44

Первыми подъехали Берч и Питерсон. Старенькая полицейская «Краун-Виктория» остановилась рядом с «БМВ». Питерсон выскочил из машины и захлопнул дверь. Жалкое выражение юношеского энтузиазма на его лице делало его похожим на маленького щеночка. Берчу требовалось гораздо больше времени, чтобы выбраться из машины. Он еле-еле вылез с пассажирского сиденья и какое-то время просто пытался отдышаться. Он покраснел, а глаза его настолько заплыли, что казались закрытыми.

– Может, кто-то все-таки потрудится рассказать мне, что же здесь, черт возьми, происходит? Сначала Грэнвилл Кларк, теперь это!

– Где вы были все это время? – спросил Уинтер.

– А это не ваше дело.

– Наше. Вы должны были охранять этот дом.

– Вы не мой начальник, мистер Уинтер. – Берч ухмыльнулся, и глаза его при этом стали совсем уж поросячьими. – Вы не из полиции и уже даже не из ФБР. Я не обязан выполнять ваши указания.

Уинтер хотел ему ответить, но Мендоза взяла его за руку.

– Шеф Берч, мы просим вас опознать труп Юджина Прайса. – Она хотела сказать это примирительно, но из-за бруклинского акцента ее просьба прозвучала как угроза.

– Это не может быть его труп. Юджин Прайс умер шесть лет назад. От него одни кости могут остаться.

– В том-то и дело: он не умер шесть лет назад.

– Что значит – не умер?

– Он умер несколько дней назад, и, скорее всего, ненасильственной смертью.

– Это невозможно. Юджин Прайс умер шесть лет назад. Его убил собственный сын.

– Но тело так и не нашли.

Давление у Берча явно поднималось, кожа на шее и лице начинала краснеть все сильнее.

– Это не Юджин.

– Вы бы лучше воздержались от категоричных утверждений, пока труп не увидели.

– Я посмотрю, но еще раз повторяю – это невозможно, вы ошиблись.

Мендоза рассказала Берчу, как дойти до бомбоубежища, и смотрела, как он вперевалку шел в обход дома. Питерсон совсем уж по-щенячьи увивался за ним. Уинтер подошел к крыльцу, сел на нижнюю ступеньку и закурил. По его расчетам, Гриффин должна была подъехать минут через пятнадцать или даже раньше, если ее интерес и правда был столь нездоровым, как описала Мендоза.

Пока он раздумывал, не выкурить ли вторую сигарету, послышался звук приближающегося автомобиля. Через тридцать секунд в поле зрения появился черный внедорожник с надписями «Окружная судмедэкспертиза» на дверях и на капоте. Подъехав, он остановился около их «БМВ». С пассажирской стороны появилась доктор Гриффин и какое-то время смотрела на разваливающийся дом. Мужчину, который вышел со стороны водителя, Уинтер не узнал. Ему было немного за сорок, у него были черные волосы с проседью на висках и очки в стиле Джона Леннона. Выбравшись из машины, он начал выгружать сумки с заднего сиденья.

Гриффин подошла. На лице ее была улыбка. На этот раз на повязке у нее красовалась пятиконечная звезда, выполненная белыми стразами. Она представила своего нагруженного сумками помощника именем Барни. Ростом он был почти такого же, как Гриффин, – далеко за метр восемьдесят. Обменявшись приветствиями и рукопожатиями, они перешли к делу. Мендоза перво-наперво передала Барни имеющиеся у нее вещдоки: ключ от гостиничного номера, страницу из Библии, клок волос. Он сложил все в специальный пакет, а затем в разговор включилась Гриффин.

– То есть вы обнаружили Юджина Прайса, – медленно и с показным равнодушием произнесла она. Мендоза кивнула. – Все плохо?

– Как посмотреть. Если вы имеете в виду состояние тела, то совсем неплохо. Для кого-то, кто якобы умер шесть лет назад, тело в удивительно хорошем состоянии. Но только потому, что он не умер шесть лет назад. А если говорить о повреждениях на теле, то все достаточно плохо. Мы считаем, он выжег себе глаза сигаретой.

Гриффин не могла вымолвить ни слова.

– Вы хотя бы можете себе представить, сколько у меня вопросов сейчас в голове?

– Думаю, гораздо больше, чем у шефа Берча, но гораздо меньше, чем у меня.

– Берч уже здесь?

– Боюсь, что да.

Гриффин застонала.

– То есть вы не его фанат?

– По официальной версии Берч – выдающийся гражданин и яркий пример тех качеств, которыми должны обладать сотрудники правоохранительных органов. По неофициальной он идиот.

– Мы пришли к аналогичным выводам, – засмеялась Мендоза.

– Расследование шесть лет назад шло бы намного эффективнее, если бы он в то время был в отпуске. Ему все время казалось, что Джеремайя Лоу и шерифское управление ему за что-то усиленно мстят. С ним невозможно было работать.

– Очевидно, что никакой мести не было, – заметил Уинтер. – Мы пообщались с Лоу. Он произвел впечатление компетентного и профессионального человека. Он знает свое дело.

– Абсолютно верно. Берч просто маленький человечек, которому хочется быть больше, чем он есть на самом деле.

– Ну, не такой уж он и маленький, – заметил Уинтер. – Место преступления – вот там.

– Проводите нас.

Они пришли на поляну в тот момент, когда Берч поднимался наверх. Питерсон был уже наверху и протягивал шефу руку помощи. Берч отмахнулся и самостоятельно преодолел последние пару ступеней. Отдышавшись, он вытер лоб платком и кивнул судмедэксперту.

– Доктор Гриффин.

– Шеф Берч.

– Там что-то кошмарное. Настоящий ужас. – Он повернулся к Уинтеру. – Ну что, мистер Выдающийся Криминалист, может, расскажете, что все это значит?

Уинтер посмотрел ему в глаза:

– У меня не укладывается в голове, как вы умудрились не найти Юджина шесть лет назад. Как это вообще возможно? Он же у вас под носом был все эти годы.

Берч кряхтел и пыхтел, как будто ответ был готов вот-вот сорваться у него с языка. В конце концов он так ничего и не сказал, а повернулся и ушел с поляны, ведя за собой на невидимом поводке Питерсона.

Мендоза сдвинула очки на затылок и посмотрела на Уинтера:

– То есть ты решил не поддерживать мир в песочнице, да?

Уинтер смотрел на тропу, по которой они только что пришли, и в своих мыслях ехал назад, в Хартвуд. Он представил себе, как «БМВ» выезжает на разбитую грунтовку, обсаженную деревьями по обеим сторонам, а затем – на петляющую двухполосную дорогу, ведущую в город.

– Джеремайя Лоу довел бы дело до конца. Он бы все здесь перевернул. Так почему же Юджина не нашли во время первоначального расследования?

Никто ничего не ответил. Уинтер мысленно задал этот вопрос Лоу и провел с ним целый диалог. Следователь сказал, что в этот день был сильный снегопад, один из сильнейших в истории. Уинтер представил себе маршрут из Хартвуда до дома Прайсов. Дороги занесены снегом, подъезд к дому невозможен. Дорога к дому – под снегом, тропа к лужайке надежно прикрыта белым одеялом. И тогда они искали не Юджина, а Нельсона.