Через несколько дней после последней премьеры Шабельской предъявили обвинение в подделке векселей на сумму 120 тысяч рублей. Начался, как выразилась сама обвиняемая о слушании похожего дела в 1870 году, «один из интереснейших судебных процессов» ХХ века.
Еще в октябре 1902 года по Петербургу стали циркулировать слухи о появлении векселей на служебных бланках на имя тайного советника Владимира Ивановича Ковалевского, с его подложными подписями.
Подозрение возникло, когда векселей от имени Ковалевского появилось в обращении слишком много. И все на сравнительно мелкие суммы. Кредиторы задались вопросом: зачем Ковалевскому – человеку с огромными финансовыми связями – брать так много мелких займов? По просьбе Владимира Ивановича любой крупный банкир немедленно дал бы ему ссуду на любую, сколь угодно крупную сумму, причем без всякого векселя – на честное слово.
Векселя эти от имени Ковалевского предъявляла и гасила Шабельская. Между тем векселя, которые до 1902 года гасились, теперь лежали в банках без движения. В городе поговаривали: товарищ министра больше не содержит антрепренершу, векселя ничем не обеспечены. Банкиры заволновались.
С вопросами обратились к самому Ковалевскому. Выяснилось: Владимир Иванович о долгах вообще ничего не знал. Взглянув на свои служебные бланки с передаточными записями на имя Шабелькой, Ковалевский прямо сказал: это подделка, подпись не моя. Всего таких векселей обнаружилось 49. Большая часть долговых бумаг приходилась на июнь, июль и август 1902-го. Как раз в то время Шабельская испытывала самые большие финансовые трудности, и Ковалевский уже перестал ей помогать материально.
В то же время сам Ковалевский неожиданно узнал, что несколько векселей с его подписью имеются в Русском для внешней торговли банке. Директор правления этого банка Аркадий Рафалович самолично показал Ковалевскому векселя, на обороте которых действительно оказались передаточные надписи от имени Ковалевского – Шабельской. (То есть Ковалевский официально обязался оплачивать долги Елизаветы Александровны.)
Однако Владимир Иванович прекрасно помнил: никаких передаточных надписей он не делал. Ковалевский попросил коммерции советника книгоиздателя Илью Эфрона узнать, кто кроме Русского для внешней торговли банка является держателем фальшивых векселей с подписью от его имени. Отказать в такой просьбе товарищу министра Эфрон не мог. Тем более что и сам он выдал по «векселям» Ковалевского 20 тысяч рублей Шабельской.
В ответ на упрек товарища министра – как, зная его, он мог учитывать такие векселя, – Эфрон показал письмо от имени Ковалевского, которого тот никогда не писал, со словами: «Я не буду оспаривать подпись…»
Обнаружились векселя в Торгово-промышленном банке, у банкира Одинцова, у киевского богача Гинцбурга. Все они были признаны Ковалевским подложными.
Проверяя эти сведения, начальник Петербургской сыскной полиции Михаил Чулицкий выяснил: векселя с подписями Ковалевского без его ведома были учтены в разных банках и у частных лиц на общую сумму 120 тысяч рублей.
Сладость мести
Алексей Суворин при встрече советовал Владимиру Ивановичу обратиться к прокурору, Ковалевский сомневался: «Пойдет сплетня, вывалят массу грязи. Всего лучше, если б она созналась». На неформальном совещании с единомышленниками постановили: Ковалевский должен уговорить Шабельскую решить дело миром. Ковалевский пытался сам договориться с Шабельской. Она признает вину, он оплатит подложные векселя, и антрепренерша избавит себя от суда и заключения. На стороне Ковалевского выступили оба брата Шабельской и их жены. Да и сам Суворин пытался образумить бывшую подругу.
Из письма Суворина к Шабельской: «Когда я говорил с вами… чтоб вы сознались, вы стояли на своем и были не интересны и не убедительны. Вы непременно хотели показаться совершенно чистой».
Но Шабельская встала на тропу войны: не только не собиралась сознаваться, наоборот – громко заявляла о собственной невиновности и старалась придать делу максимальную огласку.
Между тем, и помимо тяжбы с Шабельской неприятностей у Владимира Ивановича хватало. Ради женитьбы на Иловайской Ковалевский развелся с женой, в качестве причины выставив ее неверность. При этом он дал консистории клятву под присягой, что никогда не нарушал супружеского долга. Жена обвинила Ковалевского во лжи и клятвопреступлении, в том, что тот намеревается ее ограбить, хочет отобрать подаренное ей имение стоимостью 160 тысяч рублей (причем оплатил его Людвиг Нобель).
Ковалевский умоляет Суворина: «Очень и очень прошу вас не допускать на столбцах вашей газеты что-либо по отношению ко мне. Мне было бы это крайне тяжко по семейным обстоятельствам».
Но в Петербурге и Москве хватало изданий и без суворинского «Нового времени». Дела Ковалевского вскоре совершенно расстроились, не без помощи его бывшей «звездочки» Елизаветы Александровны.
Шабельская понимает: лучшая тактика – информационная война. Она забрасывает письмами газеты: Ковалевский предал сначала жену, а потом и ее, завязав роман с Майей Иловайской. «“Сподвижники” новой любовницы Ковалевского, – пишет Шабельская, – и разорили ее театр, чтобы избавиться от “влиятельной” конкурентки». Елизавета Александровна со свойственной ей экспрессивностью заявляет: «Надо мною было совершено нравственное насилие».
Совсем скоро Иловайская, и правда, стала законной женой Владимира Ковалевского. Майя родила ему сына. Эта история – очень на руку Шабельской. Успокаиваться «обиженная» актриса и не думает. Начинается главный спектакль ее жизни.
Ковалевский в непростом положении. При русском дворе борются две партии. Одну возглавляет Сергей Витте, министр финансов. Это люди дела, которым Россия обязана подъемом 1890-х, крепким рублем и строительством великой Сибирской железной дороги. К этой партии принадлежит и Владимир Ковалевский. И он, и Витте появились в правительстве при Александре III.
Новому царю, Николаю II, эти люди в тягость, они давят на него своим авторитетом, дерзают оспаривать его решения. И молодой государыне это неприятно, они заслоняют ее Ники. Естественно, что у партии Витте быстро появляются враги, желающие заменить ее в правительстве. Скандальное поведение Шабельской, содержанки Ковалевского, дает им дополнительные поводы.
И Владимиру Ивановичу Ковалевскому, и его начальнику и покровителю Сергею Витте, история со скандальным разводом и векселями Шабельской наносит страшный удар. Как и боялся Ковалевский, следствие по делу Шабельской вызвало политический скандал. Министр внутренних дел России Плеве настоятельно советует Владимиру Ивановичу выйти в отставку. Ковалевский безропотно соглашается. В ноябре 1902 года Владимир Ковалевский уходит в отставку, в августе 1903-го Витте перемещают на малозначащий пост председателя Комитета министров.
Это – первое триумфальное появление Елизаветы Шабельской на политической сцене России.
Слухи о причинах отставки Ковалевского и опалы Витте расползаются по столице. Пресса не может пройти мимо такого скандала. По Петербургу шепчут: Ковалевский подписывал бланки, находясь под гипнотическим воздействием любовника Шабельской Алексея Борка. Владимир Иванович понимает: и теперь, когда он в отставке, «замять» историю не удастся.
Коммерческий суд и арест
Итак, дело дошло до коммерческого суда (по-нашему – арбитража). О происхождении передаточных записей на бланках была спрошена Елизавета Александровна. Она призналась: для того чтобы погасить театральные долги, она, и правда, использовала бланки Ковалевского, в которые сама вписывала разные суммы. Но бывший любовник лично передал ей эти бланки на случай «разных неприятностей». Он гарантировал ей оплату всех займов, которые она осуществляла в банках и у частных лиц. И до 1902 года всегда оплачивал векселя.
– Два или три таких бланка я не представила к учету и храню у себя.
– Для какой цели?
– Чтобы уличить Ковалевского, если он заявит о подложности векселей, и представить эти бланки для экспертизы.
На некоторых векселях с подписями Ковалевского были и подписи Борка. По словам Шабельской и Борка, доктор оставлял на векселях свою подпись по просьбе Елизаветы Александровны. Другим близким человеком к Шабельской был ее бывший любовник (еще по Вене) князь К. А. Друцкой-Любецкий. Он также участвовал в некоторых вексельных операциях.
– Я старался быть полезным Шабельской главным образом потому, что проектировал организацию одного промышленного предприятия и рассчитывал, при посредстве влияния Шабельской на Ковалевского, скорее осуществить свой план, – показал князь у судебного следователя.
4 июля 1903 года в квартире Шабельской произвели обыск, но никаких бланков от имени Ковалевского найдено не было, а Шабельская заявила: они хранятся в другом месте, и обещала представить бланки следствию. Действительно, позже она предъявила следователю три векселя на имя Ковалевского с передаточными надписями от его имени, не заполненный текстом лист вексельной бумаги в 3 тысячи рублей и нижнюю половину такого же листа в тысячу рублей с подписями Ковалевского.
В. И. Ковалевский объяснил, что с 1899 по 1901 год включительно он действительно передал Шабельской, по ее просьбе, 9 вексельных бланков, не заполненных текстом, со своими передаточными и поручительными надписями. Шабельская, по словам Ковалевского, уверяла его, будто бы она занимала деньги, большей частью у жены своего брата (сестры Владимира Ивановича). К тому же во время управления Елизаветой Александровной имением Ковалевского в Сочи ей нередко требовались подписи владельца, который для удобства дал ей несколько листов бумаги со своими подписями, чтобы она могла заполнить их в случае надобности соответствующим текстом.
Шабельская вручала заемщикам не только бланки, но даже письма от Ковалевского, в которых тайный советник уверял: «услуга ей – для меня тоже, если не больше, чем оказанная мне самому». После таких писем не дать денег Шабельской просто не осмеливались.