Казалось, он заранее выбрал Йоханнеса из толпы перепуганных людей. Огромные челюсти льва сомкнулись на спине маленького мужчины и подняли его, как кошка поднимает мышь. Еще прыжок — и лев перескочил заднюю сторону частокола и исчез в ночи.
Они слышали в темноте крики Йоханнеса — лев унес его недалеко. Едва выйдя за круг света, он принялся пожирать несчастного, пока тот еще был жив. Они слышали, как трещат кости, когда зверь вгрызается в них, отдирает куски плоти…
Послышались другое рычание и ворчание — львицы явились разделить трапезу, и, хотя Йоханнес еще кричал и рыдал, они стали рвать его на части. Постепенно его крики становились все слабее, пока совсем не утихли, и из темноты теперь доносился лишь страшный шум львиного пира.
Женщины впали в истерику, Бобби заходился плачем и в ужасе колотил маленькими кулачками по груди Алтуды. Хэл заставил умолкнуть Сакиину, которая сразу затихла, почувствовав его руку на своих плечах.
— Только не бегите, — заговорил Хэл. — Двигайтесь тихо, медленно. Сядьте в круг. Женщин — в середину.
Хэл помог людям прийти в себя, потом посмотрел на Дэниела и Эболи.
— Их привлекли наши запасы мяса. И когда они покончат с Йоханнесом, они снова нападут.
— Ты прав, Гандвана.
— Значит, мы отдадим им мясо антилопы, чтобы отвлечь от самих себя, — решил Хэл. — Помогите мне.
Они втроем схватили огромную заднюю часть антилопы и потащили к краю светлого круга за частоколом. Там они бросили мясо на землю.
— Только не бежать! — снова предостерег Хэл. — Если побежим, они погонятся за нами, как кошка за мышью.
Они попятились обратно за частокол. И почти мгновенно появилась львица, схватила мясо и уволокла его в ночь. Люди услышали шум, когда другие звери попытались отобрать у нее добычу, потом стало слышно, что звери едят, рыча, ворча и фыркая друг на друга.
Такого куска сырого мяса хватило для того, чтобы прожорливый прайд насыщался и ссорился целый час. Но потом звери снова стали подбираться к кругу света.
Хэл сказал:
— Нужно еще раз их накормить.
Вскоре стало ясно, что страшные существа и сами предпочли бы такие подношения нападению на лагерь, потому что, когда трое мужчин потащили из-за частокола заднюю часть второй антилопы, львы подождали, пока люди уйдут, и лишь потом одна из львиц выскочила из темноты, чтобы уволочь мясо.
— Женщины всегда храбрее, — сказал Хэл, чтобы немного отвлечь остальных.
Эболи с ним согласился:
— Да, и они более жадные!
— Не наша вина в том, что у вас, мужчин, не хватает духа и здравого смысла, чтобы самим справиться со всем необходимым, — язвительно откликнулась Сакиина.
Почти все засмеялись, но тихо и растерянно.
Еще дважды за ту ночь Хэл заставлял друзей выносить за частокол куски мяса антилоп, чтобы накормить прайд. Наконец рассвет очертил верхушки колючих деревьев на фоне бледного неба, и только тогда львы удовлетворили свой аппетит. Люди услышали, как взревел гривастый самец, и его рев понемногу затих вдали. В последний раз он подал голос примерно в лиге от лагеря, и как раз в это время солнце бросило свои пылающие золотые лучи над острыми вершинами горного хребта, что тянулся параллельно маршруту путников.
Хэл и Алтуда отправились на поиски останков несчастного Йоханнеса. Как ни странно, львы оставили нетронутыми его руки и голову, но все остальное сожрали.
Хэл закрыл вытаращенный глаз Йоханнеса, а Сакиина завернула эти жалкие останки в кусок ткани и помолилась над могилой, которую они выкопали. Хэл водрузил большой камень над холмиком свежей земли, чтобы помешать гиенам раскопать его.
— Мы не можем больше здесь задерживаться. — Он поднял Сакиину на ноги. — Нам нужно немедленно отправляться в путь, если хотим сегодня добраться до реки. К счастью, мяса у нас еще достаточно.
Они подвесили оставшиеся у них ноги антилоп на шесты и, неся их по двое, отправились дальше по бесконечным холмам и долинам. Лишь во второй половине дня они оказались у реки и с высокого холма увидели ее широкое русло, представлявшее собой немалое препятствие на их пути.
«Золотая ветвь» бросила якорь в устье канала, ведущего в Слоновью бухту, и Луэллин сразу заставил команду работать — выкачивать воду и исправлять нанесенные штормом повреждения корпуса и снастей. Шторм продолжал бушевать над их головами, но, хотя поверхность лагуны кипела мелкими пенистыми волнами, высокие скалы двух мысов останавливали главную силу ветра.
Корнелиусу Шредеру не терпелось сойти на берег. Ему отчаянно хотелось оставить «Золотую ветвь» и избавиться наконец от общества этих англичан, которых он так презирал. В лорде Камбре Шредер видел друга и союзника и теперь стремился найти его и попросить выступить его секундантом в деле чести, в дуэли с Винсентом Уинтертоном.
Шредер поспешно уложил вещи в своей маленькой каюте и, поскольку не нашлось свободных людей, готовых ему помочь, сам вытащил все на палубу. И остановился с грудой своего имущества у сходного трапа, глядя через лагуну на лагерь Камбра на берегу.
Буззард разбил этот лагерь точно на том же месте, где и сэр Фрэнсис Кортни, на которого Шредер напал со своими зелеными мундирами. Среди деревьев там суетились люди. Шредеру показалось, что Камбр вроде бы копает окопы и сооружает другие укрепления, и это привело его в недоумение: он не видел смысла сооружать земляные валы против несуществующего врага.
Луэллин не сошел бы с корабля, пока не уверился бы, что все работы идут как надо и что судну ничто не грозит во всех отношениях. Наконец он поставил на палубе вместо себя первого помощника, Арнольда Фоулера, и приказал подготовить к спуску один из баркасов.
— Капитан Луэллин! — подойдя к нему, заговорил Шредер. — Я решил, что, если лорд Камбр согласится, я покину ваш корабль и переберусь на «Чайку Мори».
Луэллин кивнул:
— Я вполне понимаю ваше намерение, полковник, и, по правде говоря, сомневаюсь, что на борту «Золотой ветви» прольется много слез из-за вашего ухода. Я сейчас отправляюсь на берег выяснить, где мы можем наполнить водой бочки, в которые попала морская вода во время шторма. Я готов отвезти вас с вещами в лагерь Камбра, и я возвращаю вам деньги, уплаченные за переезд. И чтобы избавить себя от неприятного и бессмысленного спора, я верну вам всю сумму.
Шредер с огромным удовольствием и негодованием отклонил бы это предложение, но это были все его деньги, и он взял тощий кошелек, протянутый ему Луэллином, неохотно пробормотав:
— В этом вы поступаете как джентльмен, сэр. Я в долгу перед вами.
Они спустились в лодку, и Луэллин сел на корме, а Шредер занял место на носу, не обращая внимания на усмешки команды и иронические салюты корабельных офицеров на шканцах, когда лодка отходила от борта корабля.
Баркас был еще на полпути к берегу, когда из-за деревьев не спеша появилась знакомая фигура в пледе и украшенной лентами шляпе. Рыжая борода и спутанные волосы сияли на солнце. Лорд Камбр наблюдал за баркасом, уперев руки в бока.
— Полковник Шредер, клянусь дерьмом дьявола! — проревел Камбр, узнав его. — Мое сердце радуется, видя вашу улыбку!
Как только нос лодки коснулся песка, Шредер выскочил на берег и пожал протянутую руку Буззарда:
— Я удивлен, но вне себя от радости, найдя вас здесь, милорд!
Буззард глянул через плечо Шредера и широко ухмыльнулся:
— Ох! Неужто это мой возлюбленный брат по ордену, Кристофер Луэллин? Добро пожаловать, кузен, и да будет с вами Божье благословение!
Луэллин не улыбнулся и вообще не проявил радости, пожимая руку, которую сунул ему Камбр, как только капитан вышел из лодки.
— Как поживаете, Камбр? Наш последний разговор в заливе Тринкомали был прерван в самый важный момент, когда вы отбыли в некоторой спешке.
— О, но то было в другой стране и очень давно, кузен, и я уверен: мы оба можем проявить великодушие, простить и забыть это мелкое и глупое дело.
— Пять сотен фунтов и жизнь двадцати моих людей не такое уж мелкое и глупое дело, по моим расчетам. И я напомню вам, что я вам не кузен и вообще не родственник, — рявкнул Луэллин.
Он весь напрягся при воспоминании о грубом произволе.
Но Камбр обнял его за плечи и негромко произнес:
— In Arcadia habito.
Луэллин явно боролся с собой, но он не мог преступить рыцарскую клятву и наконец, пересилив себя, выдавил:
— Flumen sacrum bene cognosco.
— Ну вот! — Буззард расхохотался. — Все не так уж плохо, да? Пусть не кузены, но мы все равно братья во Христе, разве не так?
— Я бы испытывал к вам более братские чувства, сэр, если бы в мой кошелек вернулись пятьсот фунтов.
— Я мог бы отнести этот долг на счет серьезных повреждений, причиненных вами моей чудесной «Чайке» и моей собственной персоне. — Буззард откинул плащ и показал яркий шрам на верхней части руки. — Но я человек, готовый прощать и обладающий любящим сердцем, Кристофер, так что вы их получите. Даю вам слово. Каждый фартинг из ваших пятисот фунтов и проценты с них.
Луэллин холодно улыбнулся:
— Я подожду с благодарностями, пока не почувствую в ладони вес этих денег.
Камбр увидел решительность в ровном взгляде Луэллина. И, не глядя больше на «Золотую ветвь», на ряд ее бойниц и очертания ее корпуса, говорившие о маневренности, понял, что они окажутся на равных, случись двум кораблям начать бой. И ему, Камбру, будет нелегко одержать верх, так же как это случилось четыре года назад в заливе Тринкомали.
— Я не виню вас за то, что вы никому не доверяете в этом отвратительном мире, но поужинайте со мной сегодня здесь, на берегу, и я положу кошелек в вашу руку, клянусь.
Луэллин мрачно кивнул:
— Благодарю за предложение гостеприимства, сэр, но я хорошо помню тот последний раз, когда позволил себе принять одно из ваших приглашений. У меня на борту отличный повар, и он способен обеспечить меня всем, что мне более по вкусу. Однако я вернусь к сумеркам, чтобы получить обещанный кошелек.
Луэллин поклонился и вернулся на баркас.