Эболи и Джири почти весь день провели в гнезде на мачте, рассматривая сушу. Джири дважды спускался и просил Хэла подойти ближе к берегу, чтобы изучить то, что выглядело как устье большой реки. В первый раз это оказалось ложным проливом, во второй — Джири не узнал реку, когда они бросили якорь у ее устья.
— Нет, она слишком маленькая. Река, которую я ищу, имеет четыре рта.
Они снова подняли якорь и вышли в море, двигаясь на юг. Хэл уже начал сомневаться в памяти Джири, но тот стоял на своем. Несколько дней спустя Хэл заметил, как двое на мачте явно разволновались, глядя на сушу, и принялись энергично спорить, размахивая руками. Матеши и Киматти, свободные в это время от вахты и отдыхавшие на полубаке, вскочили и полезли наверх, жадно поглядывая в сторону земли.
Хэл подошел к поручням и поднес к глазам подзорную трубу Луэллина. Он увидел дельту огромной реки, раскинувшуюся впереди. Светлая вода в ее многочисленных рукавах несла на себе разный мусор из болот и с неведомых земель, что лежали на ее пути. Поблизости от устья кормились стаи акул — их высокие треугольные плавники зигзагами носились в потоках.
Хэл крикнул Джири, чтобы тот спустился, и спросил:
— Как твое племя называет эту реку?
— У нее много имен, потому что одна река впадает в море как много рек. Ее называют и Мусело, и Инамисенго, и Шинде. Но главное имя — Замбери.
— Все имена звучат красиво, — решил Хэл. — Но уверен ли ты, что это тот самый речной змей, который имеет четыре рта?
— Клянусь головой моего покойного отца!
Хэл поставил на носу фрегата двух матросов с лотом, пока осторожно подводил корабль к берегу. Как только дно начало быстро повышаться, бросил якорь на глубине в двенадцать морских саженей. Он не мог рисковать, заводя корабль в мелкие внутренние воды и в путаницу проливов дельты. Но имелся еще и другой риск, сталкиваться с которым Хэлу совершенно не хотелось.
Он знал от отца, что эти тропические дельты опасны для здоровья его экипажа. Если они надышатся ночным воздухом болот, то очень скоро падут жертвами смертельной лихорадки, рожденной болотами; ее называли малярией, болезнью дурного воздуха.
Седельные сумки Сакиины вместе с нефритовой брошью ее матери были ее единственным наследством, оставленным Хэлу. Среди прочего там имелся немалый запас «иезуитской пудры», порошка хинного дерева. Еще Хэл обнаружил большой кувшин с той же самой драгоценной субстанцией среди запасов Луэллина. Это было единственным лекарством от малярии, болезни, с которой сталкивались моряки во всех известных частях океанов, от джунглей Батавии и материковой Индии до каналов Венеции и болот Вирджинии, и на Карибских островах в Новом Свете…
Хэл не должен был рисковать всей командой. Он приказал спустить на воду два полубаркаса и снарядить их. Потом выбрал команды для этих суденышек, и, естественно, включил в состав экипажей четверых африканцев и Большого Дэниела. На нос каждой лодки поставили по фальконету.
Все участники экспедиции основательно вооружились. А еще Хэл поставил в каждую лодку по три тяжелых ящика с товарами для обмена — ножами и ножницами, маленькими ручными зеркалами, мотками медной проволоки и венецианскими стеклянными бусами.
Неда Тайлера вместе с Алтудой Хэл оставил командовать «Золотой ветвью» и приказал им стоять на якоре подальше от берега, ожидая его возвращения. Сигналом тревоги должна стать красная китайская ракета: лишь в том случае, если Нед ее увидит, ему следовало выслать баркасы на поиски.
— Возможно, мы будем отсутствовать много дней, а то и недель, — предупредил Хэл. — Не теряйте терпения. Оставайтесь на месте, пока не получите известий от нас или о нас.
Хэл сел в первую лодку. С ним разместились Эболи и другие африканцы. Большой Дэниел следовал за ними на втором полубаркасе.
Хэл исследовал каждый из четырех рукавов реки. Уровень воды казался низким, и кое-где русла были почти завалены песком. Хэл знал, что здесь могут обитать крокодилы, поэтому не стал рисковать и заставлять людей перетаскивать лодки через наносы. И в итоге выбрал самое полноводное русло. При дующем в сторону суши ветре, наполнившем паруса, и с помощью весел, за которые взялись все, они прорвались через песчаные наносы в жаркий, тихий мир болот.
Высокие папирусы и мангровые деревья по обе стороны водного пути скрывали от путешественников то, что находилось за этими зелеными стенами. Люди гребли, упорно продвигаясь по изгибам русла. За каждым поворотом открывалась все та же мрачная картина. Хэл почти сразу понял, как легко можно затеряться в этой путанице, и стал отмечать каждое ответвление русла полоской ткани, привязывая ее к мангровым ветвям.
Два дня они пробирались на запад, руководствуясь только компасом и течением. У берегов купались целые стада огромных серых речных коров[13]. Разевая пещерообразные розовые пасти, животные испускали дикие хохочущие крики, когда приближались лодки. Поначалу люди старались держаться от них как можно дальше, но постепенно привыкли, и Хэл перестал обращать внимание на эти предупреждающие крики и демонстрацию ярости и просто проводил лодку мимо.
Сначала его бравада как будто оправдывалась, и бегемоты погружались в воду, когда Хэл направлял лодку прямо на них. Но потом, пройдя очередной поворот, они попали в большую зеленую заводь. В ее центре высился холмик, на котором стояла огромная самка гиппопотама, а рядом с ней топтался детеныш, размером не больше свиньи. Самка угрожающе взревела, когда лодки направились в ее сторону, но мужчины лишь засмеялись, а Хэл крикнул с носа:
— Эй, отойди в сторонку, старая леди! Мы тебе зла не желаем, но намерены пройти мимо.
Огромное существо опустило голову, воинственно хрюкнуло и бросилось через холм, разбрасывая ногами комья грязи. Как только Хэл сообразил, что зверюга не шутит, он выхватил из бочонка у своих ног фитиль.
— Батюшки, да она собирается на нас напасть!
Взявшись за железную рукоять фальконета, Хэл развернул его, но гиппопотамиха уже добежала до воды. Она с оглушительным шумом плюхнулась в нее, подняв в воздух завесу брызг, и тут же исчезла под поверхностью. Хэл поворачивал ствол фальконета из стороны в сторону, ища возможности выстрелить, но видел лишь рябь на воде, а животное плыло глубоко.
— Она прямо к нам направляется! — закричал Эболи. — Подожди, пока не сможешь наверняка попасть, Гандвана!
Хэл всматривался в воду, держа наготове тлеющий фитиль. И сквозь зелень воды увидел нечто удивительное. Гигантская самка бежала по дну медленным сонным галопом, и с каждым шагом под ее ногами вскипали облака ила. Но она была еще на глубине морской сажени, и выстрел не мог достать ее.
— Она уже почти под нами! — крикнул он Эболи.
— Готовься! — предупредил Эболи. — Они именно так уничтожают каноэ моего народа!
Слова едва успели слететь с его губ, как под их ногами раздался громкий треск, огромное животное подобралось под лодку — и тяжелый полубаркас со всем его содержимым и десятью гребцами поднялся высоко над водой.
Люди полетели со скамей, и Хэл вылетел бы за борт, если бы не ухватился за борт. Лодка с шумом упала обратно на воду, и Хэл опять вцепился в ручку фальконета.
Нападение такого зверя могло разнести в щепки корпус любого судна поменьше и наверняка превращало в обломки местные каноэ, но полубаркас был надежно построен, чтобы выдерживать ярость Северного моря.
Совсем рядом из-под воды вынырнула огромная серая голова, пасть разинулась, как розовая пещера, обрамленная желтоватыми клыками длиной в мужскую руку от кисти до локтя. С оглушившим команду яростным ревом самка гиппопотама бросилась на людей, явно намереваясь выдрать часть корпуса.
Хэл целился из фальконета, пока оружие почти не коснулось серой головы. И наконец выстрелил. Дым и огонь влетели прямо в широкую глотку, и челюсти зверя резко захлопнулись. Тварь исчезла в водовороте, чтобы через несколько секунд появиться на поверхности снова — на полпути к грязевому островку, на котором стоял растерянный детеныш.
Гигантское толстое тело наполовину высунулось из воды, сотрясаясь в конвульсиях, потом затихло и опустилось в воду, оставив на зеленой воде длинный алый след.
Гребцы налегли на весла с новой силой, и первый полубаркас стремительно прошел следующий поворот. Лодка Большого Дэниела не отставала. Корпус лодки Хэла дал серьезную течь, но она держалась на плаву, потому что один из команды постоянно вычерпывал воду. Однако следовало найти возможность вытащить судно на берег, чтобы перевернуть вверх дном и исправить повреждения. Они двинулись дальше вверх по протоке.
Тучи водоплавающих птиц сидели на ветках мангров, взлетали из густых зарослей. Узнать некоторых из них для моряков не составило труда: это были цапли, утки и гуси, но десятки других пернатых людям никогда не приходилось видеть.
Несколько раз они замечали странных антилоп с лохматой коричневой шерстью и спиральными рогами со светлыми кончиками; для них, похоже, болота являлись родным домом.
В сумерки они спугнули одну такую, стоявшую на краю зарослей папируса. Хэл удачным выстрелом из мушкета свалил ее. Люди с изумлением обнаружили, что копыта этой антилопы деформированы, очень сильно удлинены и расширены. Такие ноги должны были действовать в воде как рыбьи плавники, рассудил Хэл, и давать животному немалые преимущества при ходьбе по мягкой грязи и тростникам.
Мясо антилопы оказалось нежным и вкусным, и люди, истосковавшиеся по свежей пище, съели его с наслаждением.
Ночи, которые моряки проводили на голой палубе, были наполнены звуками и огромными тучами жалящих насекомых, так что на рассвете лица у всех распухали и покрывались красными пятнами.
На третий день папирус начал уступать место открытым равнинам, залитым водой. Теперь людей догонял бриз, который сдувал тучи насекомых и наполнял небольшие паруса на лодках. Полубаркасы двинулись вперед быстрее. Наконец они очутились у того места, где все рукава реки соединялись в один огромный поток почти в три кабельтова шириной.