— Зацепился! — проворчал он. — Вперед, парни!
Команда бросила весла и, издавая леденящие кровь вопли, хлынула на палубу чужого судна. Их встретили жалобные крики ужаса и отчаяния. Хэл оставил румпель и, схватив закрытый экраном фонарь, поспешил вслед за своими людьми, чтобы слегка пригасить их воинственность. Когда он поднял заслонку фонаря и осветил палубу дау, то увидел, что команда уже лежит плашмя. Здесь оказалось с дюжину или около того полуобнаженных темнокожих моряков, но среди них находился и пожилой мужчина, одетый в длинную одежду, в котором Хэл с первого взгляда признал капитана.
— Ведите этого сюда, — приказал он.
Когда к нему подтащили пленника, Хэл увидел длинную бороду, почти достигавшую коленей, и целую коллекцию коптских крестов и четок, висевших на его груди. Квадратная митра на голове была вышита золотыми и серебряными нитками.
— Эй, спокойно! — предупредил он матросов, державших старика. — Повежливее с ним. Он священник.
Матросы моментально отпустили пленного.
Священник поправил рясу и расчесал бороду кончиками пальцев, потом выпрямился во весь рост и с ледяным достоинством оглядел Хэла.
— Вы говорите по-английски, святой отец? — спросил Хэл.
Мужчина продолжал смотреть на него. Даже в слабом свете фонаря его взгляд казался холодным и пронзительным. И он никак не дал знать, что понимает Хэла.
Хэл перешел на латынь:
— Кто вы, святой отец?
— Я Фасилидес, епископ Аксума, духовник его христианского величества Иясу, императора Эфиопии, — ответил старик на отличном латинском языке.
— Смиренно прошу прощения, ваше преосвященство. Я принял ваше судно за исламского мародера. И прошу вашего благословения.
Хэл опустился на одно колено.
«Наверное, я уж слишком лью фимиам», — подумал он.
Но епископ, похоже, принял его слова как должное. Фасилидес начертил в воздухе над головой Хэла крест, потом коснулся двумя пальцами его лба.
— In nomine patris, et filii, et spiritus sancti[14], — напевно произнес он и протянул Хэлу руку с кольцом для поцелуя.
Он явно смягчился к Хэлу.
— Это воистину судьбоносная встреча, ваша светлость, — сказал Хэл, поднимаясь на ноги. — Я рыцарь храма ордена Святого Георгия и Священного Грааля, направляюсь к Престеру Джону, чтобы предоставить свой корабль и его команду в распоряжение христианского императора Эфиопии и принять участие в священной войне против сил ислама. Поскольку ваша светлость — исповедник, возможно, вы могли бы привести меня к его двору.
— Возможно, удастся организовать аудиенцию, — с важным видом ответил Фасилидес.
Однако апломба у него слегка поубавилось, а манеры стали заметно лучше, когда при утреннем свете перед ним предстала «Золотая ветвь» во всем своем великолепии. Епископ еще более потеплел, когда Хэл пригласил его на борт и предложил разделить с ним остаток пути.
Хэл мог лишь догадываться, почему епископ Аксума крался вокруг островов ночью в маленькой вонючей рыбачьей лодчонке. Фасилидес, когда ему задавали вопросы, снова становился отстраненным и надменным.
— Я не вправе обсуждать государственные дела — ни мирские, ни духовные.
Вместе с Фасилидесом на борту оказались двое его слуг и один из рыбаков с дау, чтобы послужить Хэлу лоцманом. Едва очутившись на корабле, он удобно устроился в маленькой каюте рядом с Хэлом. А Хэл с местным лоцманом на борту смог двинуться к Митсиве куда быстрее и не стал убавлять парусов, даже когда солнце этим вечером ушло за горизонт.
Он пригласил Фасилидеса поужинать с ним, и добрый епископ с удовольствием отдал должное вину и бренди Луэллина. Хэл то и дело ловко и незаметно подливал ему в бокал.
Градус важности Фасилидеса понижался пропорционально уровню жидкости в графине с бренди, и он уже не так сдержанно отвечал на вопросы Хэла.
— Император сейчас с генералом Назетом в монастыре Святого Луки, в горах над Митсивой. Я собираюсь встретиться с ним там, — сообщил он.
— Я слыхал, что император одержал над язычниками большую победу у Митсивы? — поощрил его к беседе Хэл.
— Великую и блестящую победу! — Фасилидес вспыхнул энтузиазмом. — Во время Пасхи язычники пробрались через проливы Баб-эль-Мандеба с огромной армией, а потом двинулись на север вдоль побережья, захватывая порты и крепости. Наш император Калеб, отец Иясу, вступил в сражение, но большая часть нашей армии была разбита. Военные дау эль-Гранга напали на наш флот в заливе Адулис, и двадцать наших лучших кораблей были частью захвачены, частью сожжены. Потом, когда язычника собрали перед Митсивой сто тысяч воинов, уже казалось, что Господь покинул Эфиопию…
Глаза Фасилидеса наполнились слезами, и ему пришлось сделать еще один хороший глоток доброго бренди, чтобы поддержать свои силы.
— Но Он — единый Бог, и Он благосклонен к своему народу. Господь прислал нам воина, чтобы возглавить разбитую армию. Назет спустился с гор, ведя с собой армию Амхара, присоединился к нашим силам на побережье, и он нес с собой священный табернакль Девы Марии. Этот талисман был как гром и молния в руках Назета. Не успевал он еще приблизиться к язычникам, как те разбегались в панике.
— Что это за талисман, о котором вы говорите, ваша светлость? Нечто особенно святое? — спросил Хэл.
Перегнувшись через стол, епископ схватил Хэла за руку и заглянул ему в глаза.
— Это реликвия самого Иисуса Христа, самая могучая во всем христианском мире, — понизив голос, проговорил он.
Фасилидес смотрел на Хэла с фанатичной лихорадкой в глазах, такой жаркой, что Хэл почувствовал, как по его собственной коже поползли мурашки благоговения.
— Табернакль Марии хранит в себе Чашу Жизни, Священный Грааль, из которого пил Христос во время последней вечери. Это та самая чаша, куда Иосиф Аримафейский собирал кровь Спасителя, когда Тот висел распятый на кресте.
— И где сейчас табернакль?..
Голос Хэла прозвучал хрипло; он, в свою очередь, сжал руку Фасилидеса с такой силой, что старик поморщился.
— Вы сами его видели? Он действительно существует?
— Я молился перед табернаклем, который содержит священную чашу, хотя никто не может ни увидеть саму эту чашу, ни прикоснуться к ней.
— И где эта святая вещь? — Хэл чуть не кричал от возбуждения. — Я слышу о ней всю мою жизнь! Рыцарский орден, в котором я состою, основан в честь этой легендарной чаши. Где я могу ее найти и поклониться ей?
Фасилидес как будто слегка протрезвел от волнения Хэла; он высвободил свою руку из пальцев капитана и откинулся назад.
— Есть вещи, о которых нельзя говорить.
Он вновь стал отчужденным и недоступным. Хэл сообразил, что глупо было бы продолжать разговор на эту тему, и тут же нашел другую, чтобы слегка отогреть застывшее лицо епископа.
— Расскажите мне о флоте, что стоит в заливе Адулис, — попросил он. — Я моряк, и главная моя забота — то, что происходит в море. Есть ли в исламской эскадре корабль, похожий на мой?
Епископ слегка смягчился.
— Кораблей с обеих сторон много. Постоянный грохот перестрелок, жуткие кровопролитные сражения.
— Корабль с четырехугольными парусами, с красным croix pattee? — настаивал Хэл. — Вам сообщали о таком корабле?
Но ему уже было ясно, что епископ ничего не знает об указанном фрегате.
Фасилидес пожал плечами.
— Возможно, адмиралы и генералы сумеют ответить на ваши вопросы, когда мы доберемся до монастыря Святого Луки, — предположил он.
На следующий день они вошли в залив Адулис, держась близко к острову Дахлак в устье залива. Моряки сразу увидели, что Фасилидес весьма точно описал обстановку. Кораблей вокруг было огромное множество. Лес мачт и такелажа виднелся на фоне красных холмов, нависших над заливом. И над всеми мачтами развевались знамена ислама и вымпелы Омана и Великого Могола.
Хэл приказал положить «Золотую ветвь» в дрейф и, поднявшись на грот-мачту, целый час просидел там с подзорной трубой. Сосчитать корабли, стоявшие на якоре в заливе, представлялось невероятным. К тому же вода кипела еще и мелкими судами, доставлявшими разные припасы армии на берегу. В одном лишь Хэл был уверен, когда спустился на палубу и приказал снова поднять паруса: ни одного корабля с прямыми парусами в заливе Адулис нет.
Разбитые остатки флота императора Иясу стояли у Митсивы. Хэл встал на якорь неподалеку от их обгоревших и разбитых корпусов, и Фасилидес отправил одного из своих слуг на баркасе к берегу.
— Он должен узнать, по-прежнему ли штаб-квартира Назета расположена в том монастыре, и, если это так, нам нужно найти лошадей, чтобы добраться туда.
Пока они ждали возвращения слуги, Хэл подготовил все к своему временному отсутствию на «Золотой ветви». Он решил взять с собой только Эболи, а командование кораблем доверить Неду Тайлеру.
— Не стойте все время на якоре. Здесь подветренная сторона, и, если вдруг Буззард найдет вас, вы окажетесь уязвимы, — предостерег он Неда. — Патрулируйте вдоль побережья, на каждый парус смотрите как на вражеский. Если вдруг столкнетесь с «Чайкой Мори», ни при каких обстоятельствах не ввязывайтесь в битву. Я вернусь так скоро, как смогу. Моим сигналом будет красная китайская ракета. Когда увидите ее, вышлите за мной лодку.
Последние день и ночь Хэл провел в подготовительных хлопотах. При первом утреннем свете дозорный крикнул с мачты:
— Из залива идет маленькое дау! Прямо к нам!
Хэл услышал его крик из своей каюты и поспешил на палубу. Даже без подзорной трубы он узнал слугу Фасилидеса, стоявшего на открытой палубе небольшого судна, и послал за епископом. Когда Фасилидес вышел на палубу, на его лице отчетливо виднелись следы вчерашних возлияний. Они со слугой быстро и тихо заговорили между собой.
Потом епископ повернулся к Хэлу:
— Император и генерал Назет все еще в том монастыре. На берегу нас ждут лошади. Мы сможем добраться туда к полудню. Мой слуга привез одежду для вас и вашего слуги, чтобы вы не так бросались в глаза.