Теперь из порохового погреба каравеллы поднимали бочонки с порохом. Полных после такого долгого путешествия и упорных сражений осталось совсем немного. Но на галеоне имелось почти две тонны прекрасного пороха, его достало бы на дюжину сражений или для того, чтобы захватить богатейший перевалочный порт голландцев в Тринкомали или на Яве.
Когда с каравеллы перегрузили мебель и припасы, бочки для воды и ящики с оружием, солонину, мешки с сухарями и мукой, полубаркасы тоже подняли на галеон, и плотники их разобрали. Этим шлюпкам предстояло храниться в грузовом трюме галеона, поверх штабелей драгоценной восточной древесины. Но они были такими большими, а галеон так основательно нагружен еще раньше, что вокруг люков главного трюма пришлось снять водозащитные пороги — до прибытия на секретную базу сэра Фрэнсиса.
Обобранная до нитки «Леди Эдвина» высоко стояла на воде к тому моменту, когда полковник Шредер и освобожденные голландские матросы готовы были взойти на ее борт. Сэр Фрэнсис вызвал полковника на ют и протянул ему саблю и письмо, адресованное совету Голландской Ост-Индской компании в Амстердаме. Оно было зашито в холщовый пакет, швы запечатаны красным воском, весь пакет перевязан лентой. Получился впечатляющий сверток, и полковник Шредер решительно сунул его под мышку.
— Надеюсь, мы еще встретимся, минхеер, — угрожающе сказал Шредер сэру Фрэнсису.
— Через восемь месяцев, считая с этого момента, я прибуду к месту встречи, — заверил его сэр Фрэнсис. — И буду чрезвычайно рад снова вас увидеть, если при вас будут двести тысяч золотых гульденов для меня.
— Вы меня не поняли, — мрачно произнес полковник Шредер.
— Уверяю, я прекрасно понял, — тихо возразил сэр Фрэнсис.
Потом полковник посмотрел в ту сторону, где рядом с мужем стояла Катинка ван де Вельде. Глубокий поклон и тоска в глазах относились не только к губернатору.
— Я постараюсь вернуться как можно скорее, чтобы покончить с вашими страданиями, — сказал им полковник.
— Да поможет вам Бог, — кивнул губернатор. — Наша судьба теперь в ваших руках.
— Можете не сомневаться в моей глубочайшей благодарности, когда вернетесь, дорогой полковник, — прошептала Катинка девичьим нежным тоном.
Полковник вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Он выпрямился во весь рост, отсалютовал ей и, повернувшись, быстро зашагал к поручням галеона.
У прохода его ждал Хэл вместе с Эболи и Большим Дэниелом. Полковник прищурился, остановившись перед Хэлом, и покрутил ус. Ленты на его плаще полоскались на ветру, расшитый золотом полковничий кушак блеснул, когда Шредер прикоснулся к сабле на своем боку.
— Нас прервали, юноша, — тихо сказал он на отличном английском. — Однако будут еще время и место, чтобы я закончил урок.
— Остается надеяться, сэр. — Хэл ничего не боялся, когда рядом стоял Эболи. — Я всегда рад выслушать наставления.
Мгновение-другое они смотрели друг другу в глаза, потом Шредер спрыгнул с галеона на палубу каравеллы. Тут же были сброшены державшие каравеллу канаты, и голландская команда подняла паруса. «Леди Эдвина» вскинула корму, как разыгравшийся жеребенок, и отдалась давлению парусов. Легко повернув от суши, каравелла двинулась в путь.
— Нам тоже пора, мастер Нед! — сказал сэр Фрэнсис. — Поднимайте якорь.
Галеон удалялся от африканского побережья, направляясь на юг. С грот-мачты, где сидел на своем посту Хэл, «Леди Эдвина» все еще была видна. Небольшой корабль выжидал ветра, чтобы миновать грозные мели у мыса Агульяс, а потом поспешить к голландскому форту под огромной горой с плоской вершиной, что охраняла юго-западную оконечность Африканского континента.
Пока Хэл наблюдал за каравеллой, очертания ее парусов вдруг коренным образом изменились. Хэл наклонился и крикнул вниз:
— «Леди Эдвина» меняет курс!
— В какую сторону? — крикнул его отец.
— Пока она разворачивается, — объяснил Хэл. — Но похоже, собирается строго на запад.
И каравелла повернула именно туда, куда и предполагал Хэл. То есть прямиком к мысу Доброй Надежды.
— Не спускай с них глаз!
Хэл продолжал наблюдать, а каравелла уже уменьшилась вдвое, и вот уже ее белые паруса слились с белыми гривами волн на горизонте.
— Уходит! — крикнул Хэл. — Уже не видно!
Сэр Фрэнсис как раз и ждал этого момента, чтобы повернуть наконец галеон на настоящий курс. Теперь он отдавал приказы рулевому, потому что галеон должен был пойти на восток, параллельно берегу Африки.
— Похоже, этот корабль отлично ходит под парусами, — сказал сэр Фрэнсис сыну, когда тот сменился с вахты. — Даже при всех повреждениях показывает отличную скорость. Надо нам изучить все капризы этого нового красавца. Принеси лаг, пожалуйста.
Хэл, держа в руке песочные часы, бросил в воду деревянный лаг, прикрепленный к катушке шнура, и тщательно следил за ним, определяя время, за которое тот проплывет вдоль корпуса галеона от носа до кормы. Потом быстро сделал подсчеты на сланцевой дощечке и посмотрел на отца:
— Шесть узлов.
— А с новой грот-мачтой даст, пожалуй, все десять. Нед Тайлер нашел в трюме запасную, из отличной норвежской сосны. Установим ее, когда дойдем до порта.
Сэр Фрэнсис выглядел весьма довольным: им улыбнулся Бог.
— Так, теперь собери всех. Помолимся, попросим Господа благословить корабль и дадим ему новое имя.
Моряки стояли на ветру с обнаженными головами, прижимая шапки к груди, и изо всех сил старались изображать благочестие из страха навлечь на себя недовольство сэра Фрэнсиса.
— Благодарим Тебя, милостивый Господь, за дарованную нам победу над еретиками и супостатами, над погруженными во мрак последователями сына Сатаны Мартина Лютера…
— Аминь! — громогласно откликнулась команда.
Все они принадлежали к доброй англиканской церкви, кроме тех черных дикарей, что затесались в их компанию, но и эти негры кричали «аминь!» вместе со всеми остальными. Это слово они выучили в первый же день пребывания на борту корабля сэра Фрэнсиса.
— Благодарим Тебя и за то, что Ты вовремя и милосердно вмешался в битву, что спас нас от поражения…
Хэл тихо фыркнул, не соглашаясь с такими словами, но головы не поднял. Некоторая заслуга в своевременном вмешательстве принадлежала и ему тоже, но отец не желал признавать этого открыто.
— Благодарим Тебя и восхваляем Твое имя за то, что отдал в наши руки этот замечательный корабль. И торжественно клянемся, что с его помощью будем унижать и наказывать Твоих врагов. И просим Тебя благословить его. Молим Тебя бросить на него благосклонный взгляд и согласиться на новое имя, которое мы ему даем. Отныне и впредь он будет называться «Решительный».
Отец Хэла просто-напросто перевел голландское название галеона на английский. Хэлу стало немного грустно оттого, что этот корабль не будет носить имя его матери. Он гадал, угасает ли наконец в отце память о ней или у него есть другие причины не увековечивать более ее имя. Впрочем, юноша знал, что никогда не наберется храбрости спросить об этом, что должен просто принять отцовское решение.
— Просим Тебя и далее не оставлять нас, и помогать нам, и вмешиваться в бесконечное сражение с безбожниками. Смиренно благодарим за столь щедрую награду. И верим, что если окажемся достойны — Ты и далее будешь награждать нас за веру и любовь к Тебе.
Это было абсолютно разумное высказывание, такое, с которым согласился бы любой человек на борту, хоть истинный христианин, хоть язычник. Каждый человек, посвятивший себя Божьему делу на земле, был достоин хорошей награды, и не только в будущей жизни. И сокровища, скрытые в трюмах «Решительного», служили доказательством, ощутимым свидетельством благосклонности Бога к ним.
— А теперь поприветствуем «Решительного» и всех, кто находится на нем!
Моряки разразились хриплыми приветствиями.
Наконец сэр Фрэнсис их остановил. Он снова надел на голову широкополую шляпу и жестом позволил всем сделать то же самое. Лицо его стало суровым.
— Есть еще одно дело, которое мы должны сейчас исполнить, — сказал он всем и посмотрел на Большого Дэниела. — Приведи пленных на палубу, мастер Дэниел.
Сэм Боуэлс шел во главе жалкой группы, появившейся из трюма. Пленные моргали, очутившись на солнце. Их отвели на корму и заставили встать на колени, лицом к команде.
Сэр Фрэнсис прочитал их имена, записанные на куске пергамента, который он держал в руке:
— Сэмюэль Боуэлс. Эдвард Брум. Питер Лоу. Питер Миллер. Джон Тэйт. Вы стоите коленопреклоненно перед своими товарищами по плаванию, и вас обвиняют в трусости и дезертирстве перед лицом врага и в нарушении долга.
Матросы мрачно заворчали, глядя на пятерку.
— Что вы ответите на эти обвинения? Являетесь ли вы трусами и предателями, в чем мы вас и обвиняем?
— Пощадите, ваша милость! — заговорил за всех Сэм Боуэлс. — Это был приступ безумия! Мы раскаиваемся! Простите нас, мы вас молим ради наших жен и милых детишек, что остались дома!
— У вас только и есть что те жены, которых вы находите в дурных домах на Док-стрит, — насмешливо бросил Большой Дэниел.
Команда загудела:
— Повесить их на рее! Посмотрим, как они спляшут джигу для дьявола!
— Стыдитесь! — остановил их сэр Фрэнсис. — Разве это английское правосудие? Каждый человек, даже самый низкий, имеет право на справедливый суд.
Предатели зарыдали, а сэр Фрэнсис продолжил:
— Мы решим все должным порядком. Кто выдвигает против них обвинения?
— Мы! — хором рявкнули матросы.
— Кто выступает свидетелями с вашей стороны?
— Мы все! — снова ответил ему дружный хор.
— Вы лично видели их трусливые или предательские поступки? Вы видели, как эти грязные души бежали от сражения, предоставив товарищей их судьбе?
— Видели!
— Итак, — капитан повернулся к обвиняемым, — вы услышали свидетельства против себя. Что вы можете сказать в свою защиту?
— Пощады! — снова заныл Сэм Боуэлс.
Остальные четверо молчали.
Сэр Фрэнсис снова повернулся к команде: