— Трави канат! — закричал Маацукер солдатам, от потрясения застывшим на берегу как в параличе.
Окрик выдернул их из оцепенения. Крепко держа веревку так, чтобы она повисла над водой, они понемногу отпускали ее, пока Шредер перебирался через поток.
— Внимание! — закричал Маацукер.
Крокодилы — сначала один, потом другой — всплыли на поверхность. Их глаза торчали в верхней части головы на подобных рогам выступах, так что они могли наблюдать за конвульсиями своего умирающего собрата, даже не поворачивая голов.
Более слабые всплески воды, сопровождавшие движение Шредера, не привлекали их внимания до тех пор, пока он не очутился в какой-то дюжине взмахов рук от дальнего берега. И тут одно из чудовищ почуяло присутствие человека. Оно повернулось и быстро поплыло в его сторону — волны веером разбегались по обе стороны от его головы.
— Быстрее! — во все горло закричал Маацукер. — Он за вами гонится!
Шредер удвоил усилия, но крокодил догонял. Все до единого на берегу кричали, подбодряя полковника. Крокодилу оставалось чуть больше метра до пловца, когда ноги Шредера коснулись наконец дна. Крокодил одолевал последний ярд, когда Шредер метнулся вперед… и гигантские челюсти щелкнули в нескольких дюймах от его ступней.
Волоча за собой веревку, словно хвост, полковник, пошатываясь, пошел к деревьям.
Но опасность еще не миновала: подобная дракону тварь выползла на берег и, перебирая короткими изогнутыми лапами, потащилась за ним, да еще с такой скоростью, в какую наблюдатели с другого берега с трудом могли поверить.
Шредер добежал до первых деревьев леса, обогнав крокодила совсем ненамного. Подпрыгнув, он ухватился за нависшую над ним ветку. Когда пасть с кривыми зубами щелкнула под ним, он сумел подобрать ноги и из последних сил вскарабкался выше по ветвям.
Разочарованная рептилия принялась бродить вокруг, кружа между стволами деревьев. Потом, испуская громкое шипение и высоко задирая длинный бугорчатый хвост, крокодил медленно вернулся на берег. Когда чудище очутилось у воды, хвост опустился, и крокодил исчез в глубине реки.
Еще до того, как тот нырнул, Шредер уже закричал через реку:
— Закрепите как следует веревку!
Свой конец каната он обмотал вокруг толстого дерева рядом с тем, на котором спасался, и надежно завязал. А потом крикнул:
— Маацукер! Пусть солдаты поскорее соорудят плот! Они смогут перебраться по веревке, даже против течения!
Корпус «Решительного» был уже очищен от водорослей и ракушек, и как только команда убрала державшие судно лини, оно медленно выровнялось под напором приливных волн.
Пока корабль был накренен к берегу, плотники закончили подготовку новой грот-мачты и ее такелажа, и теперь ее можно было устанавливать. Для того чтобы перенести это длинное тяжелое бревно вниз по берегу и поднять его толстый конец на палубу, понадобились все до единой пары рук. Потом канаты закрепили на двух других, стоящих на местах мачтах, и стало возможным установить ее.
Команда сильно, но осторожно налегала на лини, а Большой Дэниел и Нед руководили. И вот массивная, блестящая сосновая мачта приняла вертикальное положение. Сэр Фрэнсис, никому не доверяя, сам подогнал основание мачты к отверстию в главной палубе, а потом следил за тем, как мачта медленно опускается вниз, до дна трюма, к креплениям на кильсоне корабля. Это была деликатная операция, для выполнения которой потребовалась вся сила пятидесяти человек, — она заняла большую часть дня.
— Отлично сработано, ребята! — одобрил сэр Фрэнсис, когда мачта наконец прошла последние несколько дюймов и ее основание тяжело упало на подготовленное место.
— Отпускай!
Пятидесятифутовая мачта, которую больше не удерживали канаты, уверенно возвышалась, как полагается.
Большой Дэниел, стоявший по пояс в воде, закричал вверх, на палубу:
— Ну, теперь держитесь, сырные головы! Достанется вам, попомните мои слова!
Сэр Фрэнсис улыбнулся ему, глядя вниз.
— Но не раньше, чем мы повесим на нее все, что нужно. А этого не произойдет, если ты будешь стоять там, разинув рот и болтая языком.
Он уже хотел отвернуться, но вдруг нахмурился, глядя на берег. Из-за деревьев вышла жена губернатора, за которой неотвязно тащилась горничная. Женщина остановилась на берегу, ее длинные белые пальцы вертели ручку зонтика так, что тот кружился над ее головой. Яркое пестрое колесо зонта привлекло внимание всех матросов. Даже Хэл, наблюдавший за работой на баке, отвлекся и уставился на нее, как какой-нибудь простофиля. Сегодня мадам оделась в очаровательный новый костюм с таким глубоким декольте, что ее грудь обнажилась чуть ли не до сосков.
— Мистер Кортни! — окликнул сына сэр Фрэнсис достаточно громко, чтобы смутить его на глазах матросов. — Займитесь делом! Где клинья для закрепления мачты?
Хэл вздрогнул, потом густо покраснел, что было заметно даже сквозь загар, и, отвернувшись от поручней, схватил тяжелый деревянный молоток.
— Вы слышали капитана! — рявкнул он на свою команду.
— Эта потаскуха — словно Ева в здешнем раю. — Сэр Фрэнсис, понизив голос, заговорил с Эболи, стоявшим рядом. — Я и раньше видел, как Хэл превращается в лунатика рядом с ней и, святые небеса, она отвечает ему такими наглыми взглядами, словно она проститутка. Но он же просто мальчишка!
— Вы на него смотрите отцовскими глазами. — Эболи улыбнулся и покачал головой. — А он уже не мальчик. Он мужчина. Вы мне как-то говорили, что в вашей святой книге есть рассказы об орле в небе и о змее на скале, и о мужчине и служанке…
Хотя Хэл не мог отнимать много времени у своих обязанностей, он откликался на призывы Катинки, как форель, что в сезон размножения непременно возвращается в родную реку. Когда она его звала, ничто не могло его остановить. Он бежал вверх по тропе с бьющимся сердцем, его ноги почти не касались земли…
Прошли уже почти сутки с того времени, когда Хэл оставался наедине с Катинкой, и для него это было уже слишком долго. Иногда ему удавалось ускользнуть из лагеря дважды, а то и трижды за день, чтобы повидать ее. Часто они оставались вдвоем всего на несколько минут, но этого времени хватало. Оба не тратили драгоценного времени на всякие церемонии или споры.
Им пришлось найти место для встреч за пределами домика губернатора. Ночные визиты Хэла в жилище заложников едва не закончились катастрофой. Похоже, губернатор ван де Вельде спал совсем не так крепко, как заставлял предположить его храп… но они постепенно потеряли осторожность в своих любовных играх.
Разбуженный несдержанными криками жены и громкими откликами Хэла, губернатор ван де Вельде схватил фонарь и поспешил к супруге — для этого нужно было выйти наружу. Эболи, стоявший на страже, увидел свет и вовремя свистнул, предупреждая Хэла. Тому хватило времени на то, чтобы схватить свою одежду и выскользнуть сквозь дыру в стене кладовки — как раз в тот момент, когда внутрь ворвался ван де Вельде, держа в одной руке фонарь, а в другой — обнаженную саблю.
На следующее утро он горько жаловался сэру Фрэнсису.
— Это один из ваших вороватых матросов! — обвинял он.
— Из жилища вашей жены пропало что-то ценное? — пожелал знать сэр Фрэнсис.
Ван де Вельде покачал головой; его терзали самые мрачные подозрения.
— Возможно, вашей супруге не следует так выставлять напоказ свои драгоценности? Они пробуждают в людях зависть. В будущем, сэр, было бы благоразумно лучше заботиться обо всей вашей собственности.
Сэр Фрэнсис расспросил всех ночных вахтенных, но поскольку жена губернатора не смогла описать вторгшегося в ее спальню — она проснулась лишь в последний момент, — то дело оставили без последствий. И это был последний ночной визит в дом заложников, на который решился Хэл.
Вместо того любовники подыскали себе тайное местечко для встреч. Оно было надежно скрыто от всех глаз, но расположено достаточно близко от лагеря, так что Хэл мог откликаться на призывы и добираться туда за считаные минуты.
Вот и теперь он ненадолго остановился на узком выступе перед пещерой, тяжело дыша от спешки и волнения. Они с Эболи обнаружили это место, возвращаясь с охоты на холмах. Это не было настоящей пещерой, а просто неким козырьком на склоне, где мягкий красный песчаник постепенно выдуло из твердого скального пласта, в результате чего образовалась глубокая веранда.
Они оказались не первыми людьми, проходившими этой дорогой. У задней стены убежища сохранился древний пепел в каменном очаге, а низкий потолок покрывала сажа. Пол был усыпан костями рыб и мелких млекопитающих, следами еды, которую, судя по всему, готовили здесь на огне. Кости были сухими и чистыми, а зола — холодной, она разлетелась во все стороны. Этот очаг был давным-давно заброшен.
Однако не только это говорило о давнем присутствии здесь людей. Заднюю стену от пола до потолка покрывали многочисленные примитивные рисунки. Рогатые антилопы и газели, которых Хэл не узнавал, неслись гигантскими стадами по гладкой поверхности камня, а преследовали их похожие на палочки лучники с большущими задницами и слишком натурально изображенными половыми признаками в положении, готовом для соития. Рисунки были яркими, похожими на детские, ни о какой перспективе и речи не шло, а соотносительные размеры людей и зверей выглядели фантастически. Иные из человеческих фигурок превосходили ростом слонов, за которыми они гнались, а орлы были вдвое больше стад черных бизонов, что бежали под их распростертыми крыльями.
Но Хэла эти картинки зачаровали. И часто в моменты затишья между взрывами безумной страсти он мог лежать, рассматривая маленьких человечков, занятых охотой или сражениями друг с другой. И всегда в такие мгновения он ощущал странное, но сильное желание узнать что-нибудь о художниках и о крошечных героических охотниках и воинах, изображенных ими.
Когда он расспрашивал о них Эболи, большой черный человек презрительно пожимал плечами:
— Да это саны. Не совсем люди, просто маленькие желтые обезьяны. Если тебе когда-нибудь так не повезет, что ты с кем-то из них встретишься, да уберегут тебя от этого трое твоих богов, ты куда больше узнаешь об их отравленных стрелах, чем об их горшках с красками.