— Ох! — выдохнула она с чувством.
Потом весьма театрально протянула обе руки к Корнелиусу Шредеру:
— Вы пришли! Вы сдержали свое слово!
Она бросилась к нему и приподнялась на цыпочки, чтобы обхватить изящными ручками его шею.
— Я знала, что вы придете! Я знала, что вы никогда не допустите, чтобы меня унижали и приставали ко мне эти грязные животные!
В первое мгновение Шредер был ошеломлен ее объятием, но потом и сам обнял женщину, покачивая и утешая, пока она рыдала, уткнувшись лицом в его ленты и перевязь на груди.
— Если вы подверглись хоть малейшему оскорблению, клянусь, я стократно отплачу за это!
— Мне выпали слишком ужасные испытания, чтобы говорить о них, — всхлипнула Катинка.
— Этот? — Шредер посмотрел на Хэла и резко произнес: — Он из тех, кто дурно с вами обращался?
Катинка, все так же прижимаясь щекой к груди Шредера, покосилась на Хэла. Ее глаза злорадно прищурились, легкая садистская улыбочка искривила пухлые губы.
— Да этот был хуже всех! — прорыдала она. — Я не могу себя заставить рассказать вам, какие мерзости он мне говорил, как он беспокоил и унижал меня!.. — Ее голос дрогнул. — Я лишь благодарю Господа за то, что Он дал мне сил выстоять перед назойливостью этого мужчины!
Шредер как будто раздулся от ярости. Осторожно отодвинув от себя Катинку, он повернулся к Хэлу. И, размахнувшись, изо всех сил ударил его кулаком по голове. Хэл, застигнутый врасплох, отшатнулся назад. Шредер шагнул вслед за ним, и следующий удар пришелся Хэлу в живот, отчего он задохнулся, согнувшись пополам.
— Как ты смел оскорблять и дурно обращаться с высокорожденной леди?
Шредер трясся от злобы. Он совершенно потерял власть над собой.
Голова Хэла почти касалась его коленей, он все еще пытался восстановить дыхание. Шредер попытался пнуть его в лицо, но Хэл вовремя это заметил и успел отвернуть голову. Сапог скользнул по его плечу, и юноша отлетел спиной вперед.
Бешенство Шредера не утихало.
— Ты недостоин даже лизать подошвы туфелек этой леди! — рычал он.
Он собрался ударить снова, но Хэл оказался проворнее. Хотя его руки были связаны за спиной, он шагнул навстречу Шредеру и попытался пнуть его в пах; но из-за того, что его сдерживали путы, удар получился слабым.
Шредер был ошеломлен скорее поступком, чем болью.
— Бог мой… щенок, ты слишком далеко заходишь!
Хэл все еще плохо держался на ногах, и следующий удар Шредера сбил его на землю. Он упал, а Шредер налетел на него, пиная ногами, топча свернувшееся в клубок тело Хэла. Хэл рычал и откатывался, отчаянно пытаясь увернуться от града ударов.
— Да! О да! — взвизгивала в возбуждении Катинка. — Накажите его за то, что он делал со мной!
Она подстрекала Шредера, доводя до предела его неистовство.
— Пусть помучается, как мне пришлось!
Хэл, убежденный, что Катинка вынуждена отвергнуть его теперь перед этим человеком, в душе прощал ее, несмотря на боль. Он сложился пополам, чтобы защитить самые уязвимые части тела, принимая большую часть ударов на плечи и бедра, но он не мог увернуться от всех. И когда сапог угодил в угол его рта, по подбородку Хэла потекла кровь.
Катинка пискнула и захлопала в ладоши при виде этого:
— Я его ненавижу! Да! Добавьте ему еще! Разбейте эту хорошенькую наглую рожицу!
Но кровь, похоже, вернула Шредера в чувство. И он, сделав над собой видимое усилие, сдержался и отступил назад, тяжело дыша и все еще дрожа от гнева.
— Это лишь малая часть того, что припасено для него. Поверьте мне, госпожа, он заплатит полную цену, когда мы доберемся до мыса Доброй Надежды.
Он снова повернулся к Катинке и отвесил поклон:
— Прошу, позвольте мне отвести вас обратно, под защиту корабля, который ждет в заливе.
Катинка негромко и жалобно вскрикнула, прижав пальчики к нежным розовым губам.
— Ох, полковник, мне кажется, я вот-вот потеряю сознание…
Она покачнулась, и Шредер прыгнул вперед, чтобы поддержать ее. Катинка прислонилась к нему.
— Не думаю, что сумею дойти на своих ногах…
Полковник тут же подхватил ее на руки и пошел вниз по склону, без труда неся женщину. А она цеплялась за него, словно ребенок, которого несут в постельку.
— Вперед, будущий висельник! — Сержант рывком поднял обливающегося кровью Хэла на ноги и повел с холма вниз. — Для тебя было бы лучше, если бы полковник прикончил тебя прямо здесь и сейчас. Палач на мысе Доброй Надежды всем известен. Он настоящий художник, да! — Сержант резко потянул веревку. — Он устроит из тебя хорошее развлечение, могу поспорить.
На берег — туда, где находились оставшиеся в живых члены команды «Решительного», раненые и невредимые, — на баркасе доставили цепи. Пленные сидели под лучами палящего солнца в окружении охраны.
Первые кандалы принесли сэру Фрэнсису.
— Рад снова вас видеть, капитан! — Матрос с цепями в руках встал над сэром Фрэнсисом. — Я каждый день о вас думал с тех пор, как мы в последний раз виделись.
— Зато я ни разу о тебе не подумал, Сэм Боуэлс. — Сэр Фрэнсис бросил на матроса короткий взгляд, в его голосе звучало презрение.
— Я теперь боцман Сэм Боуэлс. Его лордство меня повысил, — заявил Сэм с высокомерной усмешкой.
— Что ж, я пожелаю Буззарду порадоваться новому боцману. Это явно союз, заключенный на небесах.
— Протяните-ка руки, капитан. Посмотрим, каким знатным и могучим вы станете с этими железными браслетами, — злорадно произнес Сэм Боуэлс. — Батюшки, да вы и представить не можете, какое это для меня удовольствие!
Он надел кандалы на запястья и лодыжки сэра Фрэнсиса и ключом затянул их так туго, что железо впилось в плоть.
— Надеюсь, они будут вам так же к лицу, как и ваш красивый плащ. — Сэм отступил назад и внезапно плюнул сэру Фрэнсису в лицо, а потом громогласно захохотал. — Торжественно обещаю, что в тот день, когда вам вынесут приговор на мысе Доброй Надежды, я буду рядом, чтобы пожелать вам удачи! Интересно, что для вас приготовят? Как вы думаете, это будет костер? Или вас повесят? А может, растянут на дыбе?
Сэм хихикнул и подошел к Хэлу:
— Добрый день и вам, молодой мастер Генри! Ваш смиренный слуга боцман Сэм Боуэлс пришел, чтобы позаботиться о ваших нуждах.
— Что-то я нигде не видел твою желтую шкуру во время битвы, — тихо произнес Хэл. — Где ты прятался на этот раз?
Сэм вспыхнул и замахнулся тяжелыми цепями, метя Хэлу в голову. Хэл уклонился и холодно посмотрел в глаза Сэму. Сэм собирался ударить еще раз, но большая черная рука схватила его за запястье. Сэм посмотрел вниз, в темные глаза Эболи, сидевшего на корточках рядом с Хэлом. Эболи не произнес ни слова, но Сэм Боуэлс передумал наносить удар. Не вынеся этого убийственного взгляда, он опустил глаза и стал смотреть в сторону, когда торопливо опустился на колени, чтобы надеть кандалы на Хэла.
Поднявшись, он шагнул к Эболи, который наблюдал за ним все с тем же непонятным выражением. Быстро надев на него цепи, Сэм пошел туда, где лежал Большой Дэниел. Дэниел поморщился, но не издал ни звука, когда Сэм Боуэлс жестоко дернул его за руки. Рана перестала кровоточить, но при таком обращении она снова открылась, из нее снова стала сочиться кровь, пропитывая красную головную повязку, использованную Эболи при оказании помощи боцману. Кровь медленно сползала по груди Дэниела и капала на песок.
Когда все пленники были скованы вместе, им приказали встать. Поддерживая с двух сторон Дэниела, Хэл и Эболи почти несли его, когда всех цепочкой повели к одному из самых больших деревьев. Там им снова приказали сесть, а конец цепи обмотали вокруг ствола и закрепили двумя тяжелыми железными замками.
Из команды «Решительного» в живых осталось всего двадцать шесть человек. Среди них оказались и четыре бывших раба, в том числе Эболи. Почти все получили легкие ранения, но четверо, включая Дэниела, пострадали серьезно, и их жизням грозила опасность.
У Неда Тайлера была глубокая рана на бедре, оставленная абордажной саблей. С трудом действуя скованными руками, Хэл и Эболи перевязали ее еще одним куском ткани, оторванным от рубашки одного из убитых, которые лежали на поле сражения, как обломки кораблекрушения, выброшенные штормом на берег.
Группы мушкетеров в зеленых мундирах уже трудились там под командованием сержантов-голландцев, собирая трупы. Их тащили за ноги на поляну среди деревьев, а заодно раздевали тела и обыскивали, надеясь найти серебряные монеты или еще что-нибудь ценное, что стало бы частью их добычи.
Два младших офицера усердно шарили в снятой одежде, разрывая швы и отдирая подметки от ботинок. Еще одна команда из трех человек, высоко закатав рукава и смазав пальцы жиром, проверяла все отверстия в телах — что-то могло оказаться спрятанным и в этих традиционных местах.
Все найденное бросали в пустую бочку из-под воды, над которой стоял с заряженным пистолетом сержант; бочка медленно наполнялась добычей. Когда омерзительная троица заканчивала работу над нагим трупом, другая команда волокла тело к высоким погребальным кострам. Пламя, питаемое сухой древесиной, взлетало так высоко, что обжигало зеленую листву огромных деревьев, окружавших поляну. Запах горелой плоти был тошнотворным, как вонь горящего свиного сала.
Тем временем Шредер и Камбр с помощью Лимбергера, капитана галеона, разбирались с бочками специй. Они вели себя как сборщики налогов, у них имелись списки и журналы, и они изучали содержимое каждого бочонка и его вес, сверяя все с первоначальной декларацией корабля и отмечая проверенное белым мелом.
Когда они заканчивали сверку, команда матросов катила огромные бочки на берег и грузила их на самый большой баркас, чтобы доставить на галеон, стоявший на якоре в проливе, с новой грот-мачтой и оснасткой. Работа продолжалась до середины ночи при свете фонарей и костров и желтых вспышек погребального огня.
Время шло, и у Большого Дэниела началась лихорадка. Он весь горел и постоянно бредил. Повязка остановила кровотечение, на ране начала образовываться мягкая корка. Но кожа вокруг нее распухла и покраснела.